Памятью не торгуем!

Вечером 8 мая 1945 года усталые красноармейцы зачехлили брезентом раскалившиеся от залпов по рейхстагу штурмовые гаубицы, достали цигарки-самокрутки, неспешно закурили... Война закончилась.

...В сотне километров от них, на плоском, истоптанном колесами и траками берегу Эльбы, солдаты генерала Паттона поймали по танковым приемникам джазовую песенку «Чаттануга чуча», которую пел оркестр Глена Миллера, и тоже закурили «Кэмел»... Война закончилась.

...На палубе боевого эскадренного миноносца моряки королевского флота застыли под «Юнион Джеком» — морским флагом и внимательно слушают своего капитана, за плечами которого и бои с субмаринами в Атлантике, и свирепые арктические конвои в Мурманск... Война закончилась.

...Анри, побывавший в немецком плену, бывший маки, добрался наконец до своего Парижа и бесцельно бродит по майским улочкам, нежно трогает щербатые стены домов и улыбается. Надо начинать новую жизнь... Война закончилась.

...В Аушвице в сыром и темном бараке лежат и, глядя друг на друга, улыбаются скелеты, совсем мало похожие на людей. Их — перебив эсэсовцев — недавно освободили красноармейцы, но они знают, что жить осталось несколько дней — многолетнее истощение и побои сделали свое дело. Но они, с трудом разлепив синие губы, тоже улыбаются... Война закончилась.

...В случайно уцелевшем флигеле офицерской школы под Берлином офицеры контрразведки СМЕРШ начинают допрос фельдмаршала Кейтеля, они уже знают, что его и других военных преступников ждет Международный трибунал... Война закончилась.

...В далекой, сто верст до Канска, таежной деревушке, глядя на мерцающий огонек керосиновой лампы, еле освещающей светелку, под темными образами безутешно рыдает женщина. На столе конверт–похоронка — третий за три года. На мужа и двоих сыновей, ненаглядных Алешу и Ваню... Война закончилась.

...Люди, едущие на колхозных подводах по Могилевскому шоссе, приближаясь к Минску, ищут объездную дорогу — со стороны Тростенца ветер доносит неистребимый запах горелого человеческого мяса... Война закончилась.

Через 60 лет, в мае 2007 года, о минувшей войне известно почти все. И то, что из–за безумства политиков, свихнувшихся на «расовой теории» и «торжестве арийского духа над остальными недочеловеками» — унтерменшами по нацистской терминологии, — погибло более пятидесяти миллионов человек. И то, что если бы не общая воля народов демократических стран, ставших на пути Гитлера, немцы превратили бы всю планету в большой Майданек. Известно, что погибали не только солдаты, офицеры и маршалы. Людей — мужчин, женщин и детей — эсэсовцы и их подручные травили газом «циклон–Б» (лагерь Берген–Бельзен), живьем сжигали в сараях (Хатынь), рубили на части и заталкивали в колодцы (Гомельщина), забивали кольями в оврагах (Лепель), морили голодом насмерть (Ленинград).

У этого списка, горестного синодика войны, миллионы кровавых сюжетов.

Но среди 50 миллионов известных и безымянных жертв войны нет одной:

— Фашизма!

Он выжил, затаился, как раковая опухоль, а потом пустил в мир свои метастазы.

Сегодня, в XXI веке, фашизм вновь бросает вызов цивилизации. Он стреляет в русских солдат на Кавказе, взрывает гостиницы в Каире и Антальи, празднует день рождения Гитлера и совращает подростков змеиным ядом «литературы» о превосходстве «арийской расы» и «плохих народах».

То гулко и молодо стуча каблуками, то шаркая старческими подошвами, набирающий силу фашизм, как воскресший вампир Дракула, не таясь шагает по европейским городам. Он бьет хрустальные витрины в Дрездене и ставит в Закарпатье памятники головорезам из дивизии «Галичина». Он провозглашает маршала Антонеску «лучшим румыном всех времен и требует «чтить память борца против мирового коммунизма адмирала Хорти». Того самого Хорти, который послал венгерские полки на штурм Сталинграда. Он воздвигает стелу в память об оставившем кровавый след в Беларуси казачьем корпусе и его «походном атамане» эсэсовском генерале фон Паннвице.

Сегодня воскресший фашизм вообще много внимания уделяет памятникам.

В Таллине бережно отливают бюст «неизвестному эстонцу» из легиона СС, на провинциальных американских кладбищах кто–то продолжает регулярно носить цветы к памятникам кровавому бургомистру города Борисова Станкевичу и мерзкому эсэсовцу Кушелю.

Фашисты обожают возню с памятниками.

Быстро строят новые и смеясь разрушают старые.

В Таллине всю весну националисты озабоченно топали по костям советских солдат, «вина» которых заключалась в том, что они отбили у немцев Таллин, но погибли и потому отстали от своих однополчан. Которые пошли дальше. Освобождать Польшу, Австрию, Германию, Чехословакию для того, чтобы, сокрушить черную нечисть и встретиться на Эльбе с американскими союзниками.

Все эти фрагменты современной истории прекрасно известны читателям, но их все же надо повторять. Хотя бы для того, чтобы внуки не приняли фашизм за безобидную «радикальную мировоззренческую доктрину» и не повторили трагических ошибок, которые совершили в 30-х их деды.

В 1940 году Николай Тихонов написал провидческие строки, которые были опубликованы лишь в 1965 году. Вот:

Сквозь ночь и дождь,

И холод, щеки режущий,

Плед мокрый по асфальту

волоча,

Шагает лондонец в свое

бомбоубежище,

Урок суровый на ходу уча.

В его кармане — холодок ключа,

От комнат, ставших мусором

колючим...

Мы свой урок еще по картам

учим,

Но снится нам экзамен по ночам.

Строки поэта о том — что все в этом мире взаимосвязано. И если лорд Чемберлен, гордо демонстрируя на аэродроме бумагу, которую он называл «ключом к вечному миру с Гитлером» полагал, что нацисты оценят его чуткую душу и бросят танковые дивизии Гальдера на Советский Союз, то совсем скоро Англия узнала, что такое развалины Ковентри, прошла через позор Дюнкерка и ощутила смертельные укусы самолетов–снарядов «Фау».

Против нацизма храбро воевали многие народы, все они понесли тяжелые потери...

Но война — не бухгалтерская книга, где можно бесстрастно подсчитывать «дебет» и «сальдо». Каждый погибший в схватке с Гитлером солдат — герой, каждый убитый ребенок — жертва, которую религии всего мира могут смело заносить в лики святых. Но каждый честный человек должен знать и повторять, как это делал Уинстон Черчилль, что наибольшее самопожертвование, наибольший вклад в уничтожение коричневого зверя внесли народы Советского Союза. Это — и маршал Василевский, и каждый из 28 панфиловцев, и морской офицер Маринеско, и рядовой Паперник, и пехотинец Матросов, и мать погибших детей Куприянова из Жодино, и минский подпольщик Коля Кедышко, и тоже белорус, имени которого сегодня никто не помнит, павший на склонах горы в битве при Монте–Кассино. И угодившие в «котел» армии под Белостоком, и вмерзшие в лед защитники Сталинграда.

Об этом была написана берущая за душу песня про Сережку и Витьку:

Но помнит мир спасенный,

Мир вечный, мир живой,

Сережку с Малой Бронной,

И Витьку с Моховой.

Печально, горько, несправедливо, что у «спасенного мира» оказалась короткая память...

Не будем говорить о потомках Гесса, которые восхищаются «его здоровой национальной деятельностью»! Не могут вызвать удивления и восторги политических внуков прибалтийских легионеров СС, которые выезжали «по вербовке» в оккупированные районы Белоруссии, чтобы жечь, расстреливать и закапывать несчастных. Но горько осознавать, что так коротка память у респектабельных сограждан сэра Уинстона Черчилля и генерала Брэдли, а также внуков волонтеров из польской дивизии имени Костюшко и чешской бригады Людвика Свободы.

В распоряжении редакции оказался уникальный по своему содержанию документ. История его появления такова. После грустных событий вокруг памятника павшим советским солдатам в Таллине, острой и постыдной вспышки ксенофобии, неприкрытого стремления пересмотреть моральные и нравственные итоги Второй мировой войны, публичных оскорблений в адрес тех, кто сокрушил, а потом вогнал кол в спину коричневого зверя, кто ценой своей жизни спас, по существу, европейскую и мировую цивилизацию, депутат белорусского Парламента обратилась с письмом в посольства некоторых западных стран. Депутат, в частности, написала, что «...после событий последнего времени в Эстонии и своеобразной реакции на них западной дипломатии и западных правительств, мало кто в нашем геополитическом пространстве поверит в необходимость грядущего торжества идеалов демократии в европейской версии в наших государствах. Как человек, разделяющий европейскую систему ценностей, могу только выразить свое сожаление по поводу негибкости, политической близорукости и запаздывания в адекватном и оперативном реагировании Запада в целом на высокую динамику и разнообразие как негативных, так и позитивных политических процессов, происходящих на постсоветском пространстве».

Вопросы поставлены остро и по существу!

Ведь морально поддержав воинствующих националистов, затеявших непристойную возню на костях красноармейцев, руководители стран ЕС, по сути, зажгли зеленый свет перед теми, кто готов подвергнуть ревизии итоги Второй мировой войны. Для белорусов — Великой Отечественной! Но разве в Голландии, скажем, где бесчинствовали эсэсовцы Гиммлера, позабыли, что от националиста до фашиста всего один шаг, если не меньше? Разве в Праге не помнят такие ключевые слова, как Гейдрих, Терезиенштадт и Лидице? Разве пан Качиньский запамятовал, как серьезный человек гауляйтер Кох пообещал «сделать из поляков кровавый фарш» и только победоносные дивизии Красной Армии спасли польский народ от этой участи?

Нет, наверное, обо всем этом «новые» и продвинутые политики не забыли. Просто веют другие ветры и сладкозвучно поют иные Сирены. И вот посол Ее Величества королевы г–н Беннетт письмом отвечает депутату. Право же, его ответ достоин джентльмена викторианской эпохи, уставшего от бурной жизни, ушедшего в себя и ничего не желающего знать, кроме разве что результатов матчей по гольфу. Это — прекрасная позиция: но дело в том, что г–н Беннетт не сквайр на заслуженной пенсии, а дипломат, представляющий официальную позицию английского руководства за рубежом! Потому весьма экзотично и одновременно одиозно выглядят строки его письма: «...Первое важное отличие состоит в том, что мы не уделяем такого значительного внимания победе (во Второй мировой войне). В войне нет победивших, мы все проиграли. Результатом войны стал технологический и социальный прогресс, но цена его была огромной и должна всеми считаться проигрышем. Во–вторых, у нас нет права ожидать от стран благодарности за их освобождение. Мы не ожидаем признательности от французов за то, что мы их освободили. История распорядилась так, что Франция была оккупирована, а Британия — нет, но оба народа сопротивлялись гитлеровской Германии и сражались против нее. Освобождение Франции стало технической стадией в течение войны, причиной радости, но не долговременной благодарности. Таким образом, мое отношение к победе, освобождению и военным мемориалам (которые должны быть символом памяти, но не триумфализма), возможно, отличается от Вашего...»

Вот оно как!

Извините, сэр, но вы глубоко не правы!

Разумеется, у г–на Беннетта есть священное право на собственное мнение, которое может отличаться от мнения как десятков миллионов жертв Второй мировой войны, так и тех, кто остался в живых после победы союзных войск и поражения нацистской Германии. Посему не будем дискутировать с г–ном Беннеттом, который величественно не уделяет «значительного внимания победе» и уверен, что в той войне «мы все проиграли»... Но интересно, что ответил бы этот продвинутый дипломат английскому томми, который навсегда уснул в раскаленных африканских песках, остановив ценой своей жизни танки Роммеля? Что бы он сказал английскому моряку, который заживо оледенел в Баренцевом море после того, как его корабль торпедировала нацистская подлодка? А чем бы он утешил лондонскую мать, потерявшую единственную дочь, которая сгорела в своем цехе после налета «хейнкелей» Геринга?

Что, все было напрасно? Что, нужно было сдаться, подарить Гитлеру ключи от Тауэра — и все было бы о’кей! Зачем было воевать: ведь можно было бы сыграть матч в футбол между «Баварией» и «Челси» да и разойтись. Одним в гаштеты, другим в пабы. А Гитлер с Гиммлером, возможно, вообще неплохие парни... Кстати, в 1941 году такие мысли высказывал крупный английский «демократ» сэр Мосли. Потом, правда, его упрятали в тюрьму...

В 1940 году англичане не стали слушать безумцев, они понимали, что «джентльмен» Гитлер либо поубивает их всех, либо превратит в батраков для бауэров «тысячелетнего рейха».

Поэтому английские мужчины и женщины взялись за оружие. И — «не проиграли!»

Надо полагать, воевали они не ради приключений в стиле Киплинга, а самоотверженно защищали свою Англию, которую Гитлер поклялся дотла «ковентрировать»! И уж сражались они совсем не ради «технологического прогресса», про который сегодня благодушно разглагольствует г–н Беннетт. Так что легко представляем, что ответили бы Беннетту англичане, понюхавшие не сигарный аромат, которым любят побаловаться современные дипломаты, а смертельный запах пороха и тола. Может быть, с типично английским юмором они поколотили бы ревнителя теории тотального «проигрыша в войне», но скорее всего, просто отвернулись бы и сказали в традиционной британской манере:

— Это, господин Беннетт, очень плохой крокет!

А что скажем мы?

Ды, мы прекрасно понимаем, что нельзя жить, все время оглядываясь назад. Нельзя постоянно жить категориями военных и послевоенных лет. Сегодня иной контекст времени. Мы воспринимаем и немецкое покаяние, мы ценим память о том, как в годы войны мы вместе с англичанами, американцами, французами насмерть бились с гитлеризмом. Но мы также не желаем в угоду конъюнктуре и новым политическим «конфигурациям» забывать, что:

— Кто старое помянет — тому глаз вон! А кто забудет — оба!

Уж слишком большую цену мы заплатили за победу и совсем не считаем, что «проиграли»...