«К нашим ногам швырнули тело несчастного»: что вспоминают узники Березы-Картузской

Поляки сами признавались: основная цель заключения здесь — физическое и моральное уничтожение людей

Они называли его «местом уединения», хотя уединиться там можно было разве что в карцере на бетонном полу, без воды и еды. Три месяца (в лучшем случае) заточения без суда и следствия просто потому, что белорусы не хотели прислуживать пану. И все бегом: каторжные работы — бегом, обед — бегом, даже банально сходить в туалет — под счет надзирателя. Это лишь малая часть того, что мы нашли в воспоминаниях узников концлагеря Береза-Картузская…


Я приехала в Березу в первый день учебного года, и, конечно, все внимание приковали к себе школьники в новенькой форме. Засматриваясь на детей, вдруг поняла, что почти сто лет назад здесь, у красных казарм, где сейчас торговый центр и музей, людей почти не было. Ради того, чтобы заключить неугодных в концлагере, город закрыли и впускали только по специальным пропускам. Как рассказала старший научный сотрудник Березовского историко-краеведческого музея Галина Кравчук, проезжающим мимо сельчанам нельзя было даже смотреть в сторону казарм, а обсуждать эту тему вообще чревато. Узникам, кстати, тоже запрещали общаться между собой. Поэтому, когда вспоминают польский конц­лагерь Береза-Картузская, говорят, что там стояла мертвая тишина.

Для того чтобы создать место смерти, все было готово: казармы, колючая проволока, а самое главное — палачи. Польские власти ждали только повода. И 15 июня 1934 года он случился: убили министра внутренних дел Бронислава Перацкого. Через два дня в лагерь привезли первых заключенных. В камеры, рассчитанные на 40 человек, иногда помещали 120—140. Среди узников были не только несогласные с режимом санации белорусы, но и украинцы, евреи, а к 1939-му даже немцы, проживавшие на территории Польши. Сколько всего людей прошло через ад Березы-Картузской, до сих пор точно неизвестно: по официальным данным, заведено 3 тысячи дел, но к концу существования лагеря туда привозили настолько много обвиняемых, что полицаи просто не успевали присваивать номера. Историки склоняются к итоговой цифре 8—10 тысяч заключенных.

— Поляки сами признавались, что основная цель заключения в Березе-Картузской — физическое и моральное уничтожение, — рассказывает Галина Кравчук. — И там действительно делали для этого все возможное, а точнее, невозможное для человеческого понимания. Например, так называемая муштра была одним из основных видов наказания. Это были тяжелейшие физические упражнения: бегать, ползать, ходить по-утиному — и все до полного изнеможения. Полесский воевода и по совместительству писатель Вацлав Костек-Бернацкий шутки ради придумывал различные «ласковые» названия упражнениям. Мне запомнились «жабки». Для того чтобы сделать их, нужно было быть акробатом.

Степан Ястреб из села Рокитница Ковельского района вспоминает «физзарядку» так: «Команды «лечь», «встать», «падай», «ползи» в каком-то невообразимо бешеном темпе следовали одна за другой. Тех, кто уже не мог встать на ноги, Томако (полицейский) заставлял ползать, а сам шел рядом и ударами ноги в живот, спину, голову заставлял свою жертву глубже влезать лицом в грязь».

Находим в записях Михаила Пронько из Козичей Поставского района фразу о том, что узники не удивлялись практически никаким пыткам: «От фашистских молодчиков нельзя было ничего другого и ожидать».

«Кроме «строевых заданий», всем товарищам пришлось возить на себе воду, — вспоминал он. — Нас запрягали в двуколку, на которой стояла бочка воды. На бочку садился полицейский и длинным кнутом погонял узников, как лошадей, приговаривая: «Быстрее, быстрее, скоты. Я вам покажу, как выступать против Польши!»

Когда заключенные нарушали режим, их помещали в не менее ужасное место, которое надзиратели называли домом смерти. Карцер представлял собой «каменный мешок», где постоянно было темно, холодно и сыро. Паек наказанному уменьшали вдвое, куртку давали только на ночь, а про сон можно было забыть: каждые два часа сменялись часовые, на призывы которых нужно было отвечать без промедления. Нет ответа — снова пытки. И так семь дней подряд.

Еще одним видом наказания была «кровавая дорожка», или, как с сарказмом называли ее полицейские, «путешествие к Сталину». Ее придумал уголовник (их позже тоже начали размещать в Березе-Картузской). Дорогу нужно было укладывать на коленях битым кирпичом. И плюс к этому таскать тяжелейшие плиты. И это, конечно, совершалось бегом...

Как рассказала Галина Кравчук, люди не сдавались и противостояли режиму даже под моральным и физическим гнетом. Разговаривать нельзя, но узники умудрялись выбирать тройку лидеров, которые должны были читать лекции по коммунизму, поддерживать дух борьбы. Двери в камеры всегда были открыты, все заключенные должны были находиться у своих нар, так что делать это было крайне сложно и опасно.

— Некоторые вспоминали, что больше всего хотелось знать, как жизнь идет за воротами лагеря, поэтому когда убирали кабинеты полицейских, то не еду брали, а отрывали кусочки газет, чтобы хоть немного быть в курсе новостей, — отмечает старший научный сотрудник.

Были попытки наладить подпольную связь сторонников советской власти с узниками. Для этого из Львова приехала связная местного комитета Компартии Западной Украины Анна Гарасийко. В Березе организовали съезд, где обсуждали возможные варианты помощи. В доносе коменданта Костеку-Бернацкому значилось, что якобы создан некий коммунистический комитет, который хочет подкупить полицейского. Однако ничего из этого не вышло.

— Удавалось ли кому-то бежать? — интересуюсь я.

— За все время существования концлагеря было две попытки, — отвечает Галина Сергеевна. — Одного узника нашли и наказали, а второй, уголовник, скорее всего, договорился с комендантом и сбежал.

Андрей Кухарчук из деревни Мерчицы Логишинского района своими глазами видел, как издевались над неудачно бежавшим заключенным. Показательный акт наказания, похожий на сцену из фильма ужасов, он описывает так: «Нас построили перед блоком и швырнули к нашим ногам обмякшее тело несчастного. Одежда изорвана в клочья, лицо превратилось в сплошное кровавое месиво, и узнать человека, как и разобрать номер на одежде, было невозможно».

Героического освобождения лагеря не было: поляки просто испугались Красной армии, которая была на подходе к Березе, и немцев, наступавших с другой стороны. В ночь с 17 на 18 сентября полицейские и коменданты ушли, а утром и узники наконец вырвались на свободу.

«Все готовились к встрече с Красной армией, как к самому большому празднику. На шоссейную дорогу, идущую от Березы на Барановичи, вышло буквально все население не только ближних деревень, но и отдаленных сел и местечек», — пишет Михаил Пронько.

Пока готовила этот материал, стало интересно, как смотрят поляки на эту страницу в их истории. Вот что писала Gazeta Polska в 1934 году: «Мы знаем, что должно быть в Польше, потому что мы этого хотим. Должен быть порядок. Это должно быть серьезно, и это будет. Концентрационные лагеря. Да. Почему? Потому что вы можете видеть эти восемь лет работы над величием Польши, восемь лет примера и восемь лет достижений, восемь лет мощности — на всех не хватило».

Моя прабабушка Мария Пунько застала времена Западной Белоруссии в деревне Осовцы Березовского района. Как ей жилось при польской власти, я узнавала уже у своей бабушки Раисы Белецкой. Маня была круглой сиротой, воспитывалась тетками. Ходить в школу не могла: образование было платным, а откуда деньги? Тогда ей поставили условие: «Прими, Манька, католичество, мы тебя бесплатно учить будем». Не согласилась. А читать ее учила дочка, когда сама пошла в школу в объ­единенной Беларуси. Про время до 1939 года прабабушка говорила так: «Не дай вам боже, дети, жить при польском пане…»

СПРАВКА «СГ»

Березовский историко-крае­ведческий музей в День народного единства, 17 сентября, представит новую экспозицию, которая расскажет о жизни в концлагере Береза-Картузская. Посетители смогут увидеть воссозданный карцер, узнать больше об узниках, прочитать их рукописи, а также в очках виртуальной реальности посмотреть панораму территории лагеря.

beleckaya@sb.by