Спустя 11 лет после окончания войны ее мнимых героев удалось разоблачить
Партизанское движение на территории Беларуси было неоднородным. Партизанами себя именовали и откровенные бандиты, и обычные грабители, националисты и их приспешники. Здесь действовали литовские «лесные братья», бандеровцы. Но и в рядах крупных партизанских соединений встречались непорядочные люди. Настоящей трагедией оборачивалось, когда такие проходимцы становились командирами. Так случилось и в известной бригаде «Штурмовая», действовавшей под Минском…
Сигнал тревоги
«Центр. 02.12. 42. Меняю дислокацию согласно плану № 4. Следующий сеанс связи по графику».
Радиограмма такого содержания была отправлена в начале декабря 1942 года резидентом советской разведки из оккупированного Минска. Только несколько человек из разведуправления Генерального штаба Красной армии знали, что скрывается за этими лаконичными строчками. А это был сигнал тревоги. В конце 1942 года в Минске усилиями фашисткой контрразведки был раскрыт и арестован подпольный партийный комитет. Угроза нависла и над явочными квартирами советских разведчиков.
Шифрованную телеграмму в центр отправил разведчик Вишневский. «План-4» означал, что разведгруппа Вишневского перебирается на запасную явочную квартиру под Минском в деревню Латыговку.
Через неделю здесь же обосновалась и другая разведгруппа Генштаба РККА, которую возглавлял офицер-разведчик Барсуковский. И вскоре в Латыговке заработали две рации.
У них была постоянная радиосвязь с Москвой. И это сулило большую удачу для дислоцировавшегося неподалеку в деревне Манылы партизанского отряда «Штурм», переросшего впоследствии в бригаду «Штурмовая». Отряд был организован группой военнопленных, бежавших во главе с политруком И.М. Федоровым из концлагеря. Политрука избрали комиссаром отряда, а командиром стал Б.Н. Лунин, бежавший из плена вместе с Федоровым. Связь с Большой землей штаб отряда поддерживал через Д.И. Кеймаха (Диму), командира партизанского отряда под Логойском.
Обе разведгруппы в составе восьми человек приказом Лунина были зачислены в отряд при штабе. Казалось, интересы обеих сторон будут соблюдены. Но произошло трагическое и непоправимое…
Звезда нашла героя…
Павел Ляховский в установленный день не получил очередной вести от Вишневского, хозяина квартиры в Логойске. Связь почему-то оборвалась и, оказалось, навсегда. А затем поползли слухи…
После освобождения Минска в 1944 году П.Р. Ляховский написал в Комитет госбезопасности БССР о своих подозрениях. Результатом этого обращения стали круги переписки и донесений. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если б не один разговор между Сталиным и Пономаренко. Речь шла о злоупотреблениях партизан на оккупированной территории, о репрессиях, допущенных ими в годы войны. Память у Сталина была цепкой. Он и припомнил, что о белорусских партизанах у него с Пономаренко уже был разговор. Тогда Верховный позвонил начальнику Центрального штаба партизанского движения и попросил представить кандидатуры на звание Героя.
В этом списке оказалась и фамилия командира бригады «Штурмовая» Лунина. Вскоре на груди комбрига засияла золотая звезда героя…
Теперь же, в 1944-м, Сталин небрежно обронил:
— Подумаешь, кого-то партизаны там расстреляли. На то они и партизаны!
И дело прикрыли. Прикрыли, но не закрыли. То, что когда-то хоть раз попало в поле зрения КГБ, сохраняется надолго, если не навечно. В 1953 году дело всплыло вновь. К этому времени Борис Лунин из Минска, где он после войны работал помощником министра автотранспорта, переехал в Краснодарский край, а затем обосновался в Анапе. Здесь его и нашел следователь военной прокуратуры Белорусского военного округа Васютович и в наручниках доставил в Минск.
Преступление в Манылском лесу
Новый, 1943 год командование только что организованной партизанской бригады «Штурмовая» встречало вместе с бойцами разведгрупп Вишневского и Барсуковского. Выпивали за знакомство. Лунин, как всегда, перебрал. Вишневскому это не понравилось. Но… долг платежом красен. И он пригласил командование бригады к себе в гости. Отправились назавтра на двух подводах. В пути между Луниным и Вишневским вспыхнула ссора.
За столом Лунин вопреки своему обычаю пил мало, беспричинно хмурился. А на обратной дороге брякнул комиссару Федорову, что, дескать, Вишневский хочет занять его место комбрига.
Возвратясь в штаб, Лунин долго не мог уснуть, часто выходил на улицу, наконец, приказал оседлать коня. Только к вечеру в сильном подпитии появился он в штабной избе. И прямо с порога заявил Федорову:
— Ну и гадюку мы пригрели! Сейчас же прикажу пустить в расход!
— В какой расход? О ком ты говоришь? – спросил комиссар.
— Да о Вишневском! Вся эта кодла – фашистские агенты, их перевербовали и забросили к нам с целью уничтожить партизанское командование.
— Откуда ты это взял? – спросил встревоженно Федоров.
— Штаб «Димы» получил радиограмму Пономаренко о том, что в партизанские соединения заброшены шесть групп перевербованных наших разведчиков. Вот две из них и попали к нам.
— Не торопись, — твердо сказал комиссар. — Надо поручить нашей контрразведке и трибуналу все тщательно проверить.
Лунин грохнул дверью и вышел. А через некоторое время в штабе появился начальник особого отдела бригады Белик. Он притащил мешок с какой-то одеждой и, криво усмехаясь, объявил:
— Вот гад! Еще и возмущался! Целую речь «толкнул». Обвинял в самоуправстве и беззаконии.
У Федорова обмерло и похолодело сердце. Предчувствуя непоправимое и недоброе, он спросил:
— Кто «толкал» речь?
— Как кто? Вишневский! Но это не помогло: расстреляли всю эту банду – восемь человек!
Утром Лунин издал приказ по бригаде, в котором говорилось о фашистских агентах-лазутчиках и их уничтожении. Комиссар Федоров этот приказ не подписал. Его подпись подделал начальник штаба бригады Иосиф Фогель. Но об этом и многих других подробностях преступления И.М. Федоров узнал гораздо позже: во время следствия и суда над Луниным в 1956 году. Бывшего комбрига лишили звания героя и приговорили к семи годам строгого режима. Такой же срок «отмерили» и его подручному Белику.
