Иван Чигринов так спрятал повесть Солженицына, чтобы дочь-школьница ее нашла

«Отец досконально исследовал истоки родного Великого Бора»

ЦИКЛ «Писатель глазами потомков», стартовавший на страницах «СГ» в 2012 году, отражает жизнь знаменитых литераторов с помощью рассказов их детей, племянников, внуков. Благодаря их повествованиям мы уже узнали много интересного об окружении Максима Танка, Якуба Коласа, Аркадия Кулешова, Ивана Шамякина, Янки Мавра, Василя Быкова, Ивана Науменко, Пимена Панченко. А также какими они были в семье, в быту, как складывались их отношения со знакомыми и незнакомыми людьми, что они любили, что ценили, с кем дружили, как сложились судьбы их близких. Любопытно было узнать о характерах, встречах, поездках, а также наблюдениях литераторов. 

Очередной выпуск цикла — воспоминания Татьяны ПРАНОВИЧ, дочери народного писателя Беларуси Ивана ЧИГРИНОВА (на снимке), лауреата Государственной премии БССР, публициста, драматурга, сценариста. В декабре 2014-го поклонники творчества Ивана Чигринова отмечали его 80-летие… 



— Татьяна Ивановна, каким вам вспоминается отец?

— Отца уже нет девятнадцать лет, но воспоминаний о нем очень много. Он всегда требовательно относился к нам, своим дочерям — мне и моей младшей сестре Елене. Стремился, чтобы мы были грамотными, образованными. Гордился, что в результате окончили школу с золотыми медалями. Сразу сложил их в коробочки и где-то спрятал. И я до сих пор не могу найти свою золотую медаль (смеется). 

Отец научил учиться. В шестом классе мне дали задание написать реферат по истории воздухоплавания, и когда я спросила: «Папа, что такое реферат?», он сам побывал в библиотеке, принес огромную стопку книг. У меня округлились глаза. Под руководством отца была сделана колоссальная работа. То есть он научил принципам отношения к учебе. С другой стороны, отец всегда был очень строг. Однажды, когда я получила четверку (по пятибалльной системе) в четверти по геометрии, меня лишили просмотра телевизора на целую четверть... 

Отец пытался учить меня читать лет с двух. И поначалу испытал разочарование, даже маме жаловался, что у них дочка все-таки не такая умная, как хотелось бы (смеется). Но однажды, когда мне было три года и четыре месяца, сидя на диване и держа в руках книжку с картинками, я начала читать: 

«Ах, Василий мой, Василий! 

Нас в курятник пригласили…»

Это были стихи Самуила Маршака. Конечно, мне читали много книг, что-то заучивала наизусть, поэтому сначала отец не поверил, что это я сама складываю буквы в слова. Он встрепенулся, подошел ко мне и начал экзаменовать: перевернул страницу, а я читаю. Потом еще перевернул страницу, а я также читаю. Тут он воспрял духом. 

Знаете, как приучал к правильному чтению? Дома у нас были книжные стеллажи на всю стену, заказные, чтобы поместилась целая библиотека, которую родители собирали всю жизнь. Я, разумеется, помогала маме по дому. В мои обязанности входило пылесосить эти стеллажи. Однажды вижу: среди книг что-то торчит, чего там раньше не было. Вынула, а это — роман-газета с повестью Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Солженицын был уже запрещен. И мне показалось, что журнал специально спрятали, чтобы я, школьница, его не нашла. На самом деле, теперь знаю точно, я должна была найти эту повесть, должна была, руководствуясь некой тайной, неким интересом, ее прочитать. Отец таким образом руководил моим чтением.

— Мудро.

— Ну да. Девчонку-пионерку начала семидесятых не сильно «построишь». А отец пытался сделать так, чтобы все, что необходимо, было мной прочитано. Поэтому, если честно, потом была готова и к переменам в нашей огромной стране… 


Дочь Татьяна с сыновьями Иваном и Алексеем

Помню, как отец провел со мной один психологический тест, когда мне лет десять стукнуло. Нужно было выбрать среди прочих какую-то фигуру или линию. И что в то время выбрала пионерка? Конечно, звезду. Не помню, какая у отца была методика, но он объяснил, и я потом поняла, что человек должен быть свободен от стереотипов. Он должен мыслить критично, уметь принимать разные точки зрения. И совершать свой собственный выбор… 

И еще один любопытный момент. Был март 1968 года. Погиб Гагарин. И отец спрашивает: «Как ты думаешь, Ленина или Гагарина будут помнить люди через сто лет?» Что ответила пионерка? «Владимира Ильича». Но отец убеждал меня в том, что через сто лет будут помнить именно Гагарина. Он оказался прав. Ведь сегодня школьники не всегда ответят на вопрос: «Кто такой Ленин?». Хотя, конечно, когда человек не знает историю страны, ничего хорошего в этом нет. 

— Иван Гаврилович возился с внуками?

— Не то слово! Когда родился мой старший сын Ваня, такого счастья, кажется, не видела у Ваниного отца, какое испытал его дедушка. Иван Гаврилович не мог дождаться, когда внук подрастет, чтобы, как он говорил, взять его за ручку, ходить везде и разговаривать обо всем. Думаю, что он многое мог бы ему дать. 

Кстати, Ваньке дедушка подарил первую книжку, когда тому исполнился… месяц. Она у нас до сих пор стоит на полке. Это книжка-малютка Ершова «Конек-Горбунок», она с такой надписью: «Першая Ванькіна кніжка. Іван Чыгрынаў». 

Я даже не знаю всех мест, где они с Ваней побывали. Отец любил приходить к нам или забирать внука с собой. И с таким трепетом, с таким интересом относился к Ванюше. Однажды была в ужасе, когда увидела на видео, как они топчутся вокруг лунки на Минском море, ловят рыбу. Отец даже не всегда говорил, куда они отправляются. Но это ж дед! Для него это, наверное, была роскошь общения. Если б знать, что очень коротко все будет. Ванюше шел девятый год, когда моего отца не стало…

Он очень гордился внуками. Был совершенно счастлив, что Ваню назвали в его честь. Сегодня Ивану двадцать семь лет, он – программист, а Алексей учится на скульптора в Академии искусств. Кстати, у него было задание выполнить портрет деятеля культуры Беларуси, и он слепил Ивана Чигринова. Так что сыновья дорожат своим дедушкой. 

— О чем, кроме общения с внуком, еще мечтал писатель Иван Чигринов?

— Однажды отец сказал, что если бы не стал писателем, хотел бы быть астрономом. К слову, августовское небо — совершенно грандиозное зрелище! Мне как-то пришлось просидеть без сна именно такую потрясающую ночь. Это было в деревне. Мне казалось, что прекраснее ничего нет. Наверное, и отец на это небо смотрел, раз хотел стать астрономом… 

— Расскажите, пожалуйста, как можно больше о малой родине Ивана Гавриловича. О его родных и близких людях. Что уготовила им судьба? Составляли ли генеалогическое древо?

— Сравнительно недавно сын Иван позвонил бабушке, моей маме, с вопросами о предках — захотел создать на компьютере такое древо. И вроде бы у него получилось. Но проблема в том, что у отца была простая деревенская семья — не графья, не князья (смеется) — и проследить родословную не так-то просто... 

Отец очень трепетно относился к истории, и в его произведениях много подлинных фактов. И когда он исследовал возникновение родной деревни Великий Бор Костюковичского района, счел, что она была основана соратниками Василя Ващилы, которые через Беседь бежали от расправы в глухие леса. У отца есть пьеса «Следственное дело Ващилы». Не знаю, как астрономом, но историком он мог быть стопроцентно, потому что с большим уважением относился к документу. Он был настолько дотошен, у него нет приблизительности. На столе всегда лежали фотокопии документов, архивных дел, фотографии. 

Так вот, Великий Бор помню с детства. Однажды пришлось топать тридцать километров из Великого Бора до маминой деревни, потому что рейсовые автобусы не всегда курсировали. К слову, мама тоже родом из Костюковичского района, из деревни Студенец. Название пошло от родников, там их много. Даже я, будучи девочкой, знала их с полдесятка…

Маму отца по паспорту звали Феодосия Игнатьевна Кожанова, но на памятнике, и этим руководил отец, написано уже местное имя – Хадоска Игнатовна. Хотя девочкой я ее звала баба Феня. 

Помню, бабушка рассказывала историю, как выходила замуж. Она была из крепкого крестьянского рода. И чуть старше деда, которого звали Гаврила Сергеевич Чигринов. Он был председателем сельсовета. И семья бабушки не хотела знать никакого сельсоветчика, ей запрещали с ним встречаться. Но тогда главную роль сыграла любовь. Бабушка собрала в «хустачку» свои вещички и, выпрыгнув из окна, «выбежала замуж». 

Первенец дедушки и бабушки Федор (старший брат отца) родился в 1927 году. Потом появился на свет дядя Коля. После войны, когда вырос, он уехал в Донбасс и там работал шахтером. Дядя Коля умер рано, в начале восьмидесятых. Мы потеряли связь с родственниками. Сегодня, когда слышу название Першотравенское, городка в Луганской области, где живут две сестры и брат с семьями, и вижу по телевизору, что там происходит, мне особенно стыдно, что мы потерялись. 

После дяди Коли родился отец. Были у него еще две сестры — Лариса и Мария — и единственный сегодня оставшийся в живых брат Петя. Петр Гаврилович — доктор исторических наук, автор учебников по истории Беларуси, профессор. А сегодня еще и писатель — написал несколько романов, вступил в Союз писателей Беларуси. 

Так что у отца семья была большая. А мой дед ушел на войну в 1941 году… 

— И погиб?

— Все гораздо драматичнее…



gnilozub@sb.by

Фото из семейного архива Ивана ЧИГРИНОВА
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter