«Пропагандистский вал»
Выражение «второй фронт» замелькало в печати, в переписке лидеров великих держав, в речах на митингах уже в первые дни нападения Германии на СССР. Но почему он столь поздно стал реальностью? В основе этого лежали политические проблемы. Премьер-министр Англии Черчилль на союз с СССР смотрел как на «печальную необходимость». Он последовательно осуществлял свой стратегический замысел: добиться максимального ослабления врага № 1 — фашистской Германии и истощения своего союзника военного времени — Советского Союза, чтобы после победы продиктовать свою волю и тому, и другому. Поскольку официальное положение обязывало Черчилля быть более сдержанным, воззрения отца выразил его сын Рандольф, заявивший: «Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом». В первые месяцы войны Черчилль язвительно назвал идею открытия второго фронта «абсурдом и глупостью», абсолютной безграмотностью в военной стратегии, непониманием русскими «характера десантной операции» для высадки «огромной армии на вражеском побережье».
Возникает вопрос: были ли у Англии и США реальные возможности для создания второго фронта в начале Великой Отечественной войны? Безусловно. На совещании в Вашингтоне, состоявшемся в конце мая 1942 года, президент США Рузвельт заявил советскому представителю о полной возможности открыть второй фронт уже в том же году. Вооруженные силы США насчитывали свыше 2,1 миллиона человек, Англии — 3,2 миллиона. Немецкий военно-морской флот не мог оказать серьезного сопротивления английскому десанту, поскольку был слаб.
Чтобы хоть как-то оправдать свой саботаж, английские и американские политики, печать этих стран создали легенду об «Атлантическом вале», который якобы был у гитлеровцев на западном побережье Франции. При этом их тезисы «о вале» были удивительно схожи с геббельсовской пропагандой. Черчилль восклицал: «Атлантический вал» Гитлера неприступен, и нужно позаботиться о том, чтобы волны не покраснели от крови американских и английских юношей и чтобы побережье не было завалено их трупами».
Действительно ли столь неприступным был «Атлантический вал»? Во Франции, Бельгии и Голландии находилось лишь 13 процентов гитлеровских дивизий, укомплектованных пожилыми солдатами и необстрелянными юнцами, слабо вооруженными трофейным французским и польским оружием. Активные, боеспособные дивизии воевали на советско-германском фронте.
Не случайно бывший главнокомандующий группой немецких армий «Запад» Рундштедт после войны разоблачил миф об «Атлантическом вале». Он говорил: «Атлантический вал» представлял собой иллюзию, созданную пропагандой для обмана немецкого народа, а также для обмана союзников. Читая сказки о неприступности его укреплений, я приходил в раздражение. Называть это «валом» было бессмыслицей». Это был, по свидетельству гитлеровских генералов, «пропагандистский вал».
Чтобы доказать трудность захвата плацдарма в Европе, по инициативе Черчилля в 1942 году был проведен ряд рейдов на побережье Франции, в частности, операция «Джибули» — рейд на порт Дьепп. Операция, предпринятая небольшими силами и локально, сопровождалась значительными потерями — из 5 тыс. человек погибло 18 процентов, 2 тыс. человек было захвачено в плен. После этого печать Англии открыла военную дискуссию, делая упор на невозможности высадки во Франции. Если на объединенных военных совещаниях некоторые американские офицеры проявляли оптимизм, доказывая реальность открытия второго фронта, то английские офицеры вводили в зал раненых ветеранов Дьеппа, напоминая о трудностях десанта.
Однако после побед Красной Армии под Сталинградом и Курском, когда наметился коренной перелом в войне, в правящих кругах Англии и США росло беспокойство. Как писала газета «Нью-Йорк таймс», «страх перед неумолимым продвижением русских на Запад», боязнь, что они первыми войдут в Берлин, вынуждали Рузвельта, военных стратегов США высказываться за открытие второго фронта в Западной Европе.
Окончательно эта идея была воплощена в жизнь на Тегеранской конференции лидеров СССР, США и Великобритании в конце 1943 года. Но и там были споры по дате высадки союзников во Франции, получившей название «Оверлорд». Когда англо-американские дебаты завели проблему в тупик, Сталин внезапно поднялся с кресла и, обратившись к Молотову и Ворошилову, с раздражением сказал: «У нас слишком много дел дома, чтобы здесь тратить время. Ничего путного, как я вижу, не получается». Черчилль понял, что наступил критический момент: конференция может быть сорвана, — и поспешно заявил: «Маршал неверно меня понял. Точную дату можно назвать: май 1944 года».
Дату выбрали по Луне
Разработка планов, сосредоточение необходимых сил и средств, подготовка войск к высадке во Франции начались сразу после Тегеранской конференции. Создавалась стратегическая группировка всех видов вооруженных сил в составе четырех армий союзных сухопутных войск, двух воздушных армий стратегической авиации и двух объединений тактической авиации, союзных экспедиционных военно-морских сил. Общая численность сил, участвующих в операции, составляла 2 млн. 876 тыс. человек. Союзники обладали превосходством перед немцами: в людях — 3:1, танках — 3:1, орудиях — 2,2:1, самолетах — 61:1, боевых кораблях — 2,1:1.
Немецкая оборона была неглубокой, а в районе высадки инженерные сооружения готовы были лишь на 16 процентов. Если учесть, что немецкие войска были укомплектованы в значительной степени лицами, ограниченно годными к боевой службе, разнотипным вооружением и имели острый недостаток в транспортных средствах, то превосходство союзников будет еще более значительным.
Важную роль в подготовке операции «Оверлорд» союзное командование отводило системе дезинформации противника. Основная ее цель — убедить гитлеровское руководство в том, что наиболее вероятна высадка союзных войск в районе побережья Па-де-Кале (в самой узкой части пролива Ла-Манш) и в более поздние сроки, чем это намечалось планом. Показательно, как при этом союзниками учитывались особенности мышления гитлеровских военачальников. Генерал-фельдмаршал Рундштедт, ставший главнокомандующим немецкими войсками на Западе, верный ортодоксальному немецкому военному мышлению, полагал, что союзники обязательно изберут кратчайший морской путь и высадятся в Па-де-Кале. Чтобы не разубеждать его в этом, в районе Па-де-Кале создавалась фиктивная армия.
Одновременно в районе Ла-Манша напротив Нормандии шла реальная подготовка к вторжению. При этом всех волновал главный вопрос: когда начнется операция? В Тегеране было сказано — в мае 1944 года. Затем уточнили: 1 мая, вскоре после рассвета. Назначение этого дня и времени определялось сочетанием взаимосвязанных факторов. День выбрали по фазе Луны и приливу: войска должны были высадиться на плацдармы во время наивысшего прилива. Это позволяло им не наткнуться на немецкие подводные заграждения. Высадка вскоре после рассвета давала возможность пересечь Ла-Манш в темноте, оставив десантирующимся войскам максимум светлого времени. Фаза Луны обеспечивала бомбардировщикам и парашютным десантам лучшие условия для действий при свете хотя бы половины лунного диска. Начать операцию в начале мая значило иметь впереди четыре месяца хорошей погоды.
Однако уже при подготовке операции выяснилось, что к назначенной дате не хватает 270 транспортных барж для десантирования намеченного количества войск. И командующий экспедиционными войсками Эйзенхауэр решил отложить начало операции до 6 июня. Потому что только в этот день могли быть такие же метеоусловия, как 1 мая.
Успех обеспечила внезапность
6 июня утром англо-американские экспедиционные силы начали вторжение в Северную Францию через пролив Ла-Манш с Британских островов. Море было неспокойным, многие при переправе страдали от морской болезни; часть больших десантных судов стала отставать, некоторым менее крупным пришлось повернуть назад.
Между тем, как показали дальнейшие события, решение начать вторжение при столь неблагоприятной погоде обеспечило полную внезапность операции. Противник считал, что десант при таком волнении на море никак невозможен, а его радарные установки были выведены из строя бомбардировщиками. Неготовность неприятеля к отражению вторжения, его растерянность в значительной мере компенсировали те трудности, которые пришлось испытать десанту в проливе.
Погода была не единственным обстоятельством, из-за которого высадка основных войск союзников стала неожиданностью для противника. В условиях полного господства союзников в воздухе вследствие слабости немецкой авиации германское командование не могло организовать воздушную разведку.
К исходу дня дивизии, высадившиеся с моря, соединились с воздушно-десантными частями. Отдельные ожидавшиеся очаги сопротивления противника были не в состоянии отразить их штурм. В результате исключительно мощных ударов авиации и массированного обстрела побережья корабельной артиллерией и без того невысокая боеспособность немецких частей на берегу, по сути, была сведена на нет.
В первый день штабы крупных немецких соединений не смогли сразу разобраться в обстановке. Большая часть танковых дивизий находилась в районе Парижа и составляла резерв главного командования. Разрешение на их переброску в Нормандию было дано только в 16 часов. Германское верховное командование не сумело сразу определить направление главного удара, проявило медлительность, полагая, что в Нормандии производится всего лишь ложная демонстрация, а настоящая высадка произойдет на побережье Па-де-Кале, то есть на кратчайшем направлении к жизненно важным центрам Германии. Запоздалая переброска немецких резервов в Нормандию позволила морскому десанту высадить свои первые эшелоны без больших потерь.
Уже в первый, и решающий, день высадки союзные войска создали три плацдарма глубиной от двух до девяти километров. На побережье Нормандии закрепились пять пехотных и три воздушно-десантные дивизии с частями усиления — всего более 156 тысяч человек. Сюда же было доставлено 900 танков и бронемашин, 600 орудий, большое количество автотранспорта. Успех высадки во многом обеспечило полное господство англо-американского флота на море и авиации в воздухе.
К 1 июля экспедиционные силы Эйзенхауэра имели во Франции уже около 1 миллиона солдат и офицеров и 177 тысяч единиц военной техники различного назначения.
Самую большую поддержку, обеспечившую успешные действия американо-английских войск во Франции, оказало советское наступление в Белоруссии, вошедшее в историю как операция «Багратион». Оно началось 23 июня 1944 года и продолжалось до конца лета. Гудериан, тогда начальник генштаба вермахта, вспоминал: «В то время как в Нормандии развертывавшиеся передовые части западных союзников готовились осуществить прорыв нашего фронта, на восточном фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу».
Потому-то во Франции и оказались малобоеспособные дивизии вермахта, недостаточно танков и самолетов, что основные силы Германии были брошены на Восток.
По материалам интернет-источников подготовил Василий ГЕДРОЙЦ, «СГ»
