Как Бегомльский лесхоз зарабатывает на сосновых шишках

Когда-то, перемещаясь от города к городу, в окно поезда или автобуса я видела почти прозрачный ряд тополей, за ним — поля, которые замыкала горная цепь на горизонте, — примерно такой пейзаж был повсюду. Картинка не менялась, даже когда кружишься на месте. Но это была совсем другая страна, после ландшафтов которой белорусское обилие лесов особенно бросается в глаза.


Когда живешь здесь постоянно, этого не замечаешь. Просто привыкаешь, что лес всегда рядом. Воспринимаешь его как место отдыха, покоя. Ассоциируешь его с пикниками, походами за ягодами и грибами. И, кажется, стоял он здесь веками, стоит и стоять будет. А между тем это, без преувеличения, огромное производство, которое четко функционирует и управляется. Как оно работает, обывателю, уверена, понять сложно. Хотя для этого всего лишь нужно задуматься: почему мы производим все больше мебели, бумаги, деревянных домов, а леса вроде меньше не становится. Так кто или что помогает восстановлению этого ресурса?

Корреспонденты «СГ» в ГЛХУ «Бегомльский лесхоз» попытались вникнуть в суть работы лесной отрасли, исследовать стоящие перед ней проблемы. Само собой получились своеобразные фотописьма. И первое из них такое.

Сегодня даже школьник знает, что самовольная заготовка дров, и уж тем более отстрел животных, никому просто так не сойдет с рук. Елку на Новый год и ту без разрешения не срубишь. В то же время, насмотревшись программ о защите природы, многие начинают причитать, когда видят масштабную лесозаготовку — мол, деревьев жалко, все вырубают, лес истребляют да еще за границу вывозят. Но что происходит на самом деле — где польза, а где вред? Растет ли лес сам по себе или нуждается в помощи человека? Оказывается, еще как нуждается, особенно в век массового потребления.

Для этого в каждом лесхозе проводится лесоустройство — это в буквальном смысле планирование рубки и новых посадок. Такой план составляется на десятилетие (дерево ведь не трава — растет не месяц, а годы), что позволяет соблюсти баланс и не потерять ни гектара леса. Другими словами, сегодня контролируют процесс от заготовки семян деревьев до отгрузки древесины на экспорт. Для этого в каждом лесхозе определен максимально возможный объем заготовки древесины в год. Компенсируют эту рубку запланированные новые посадки. Только соблюдая такой баланс можно сохранить лес для потомков, настаивают специалисты.

— Все делается  рационально. Лес разделяется в зависимости от возраст на пять групп: молодняки, средневозрастные, приспевающие, спелые и перестойные. В зависимости от колличества леса конкретного возраста и определяется объем ежегодной вырубки. Это  позволяет сделать его неисчерпаемым ресурсом. Но для этого нельзя превышать планку по рубке, — объясняет начальник отдела лесопользования и лесовосстановления ГЛХУ «Бегомльский лесхоз» Руслана Якубович.

Отдельно выделяют участки главного и промежуточного пользования. Для каждого насаждения — свой способ и объем вырубки. Знание множества таких нюансов по итогу и дает нам возможность каждый день любоваться вроде бы неизменной лесополосой.

— Например, в этом году по главному лесопользованию разрешенный объем на рубку в нашем лесхозе — 93 тысячи кубометров древесины. Это спелые и перестойные леса. Промежуточное пользование — это когда выбирается лес в процессе рубок-ухода, выборочных санитарных рубок, рубобк обновления и переформирования. То есть специалисты расчищают загущенные участки, убирают лишнее, чтобы создать благоприятные условия для роста лучших деревьев главных пород. По промежуточному пользованию в этом году мы запланировали заготовить 62 тысячи кубометров древесины, — рассказывает Руслана Якубович.

Проводятся  и другие  рубки:  сплошные  санитарные,  уборки  захламленности.  Объем  вырубки  по  ним  не  регламентируется,  а  зависит  от  фактического  санитарного  состояния.

Итого чуть боле 150 тысяч кубометров древесины за год. В этот объем нужно уложиться, дав возможность заготовить дрова населению, сырье сторонним организациям для дальнейшей переработки и производства. Да и себе нужно оставить, чтобы отправить на экспорт и заработать. К слову, в Бегомльском лесхозе экспортируют более половины (52—54 процента) заготовленной древесины. В прошлом рекордном по продажам для предприятия  году отправили на экспорт сырья почти на 3 миллиона 150 тысяч долларов. Это позволило выйти на рентабельность 13 процентов. Продавали бы еще больше, но и внутренний рынок просит.

Древесину лесхозы продают в разном виде — необработанную, как пиломатериалы или даже на корню, когда, например, население и коммунальные службы самостоятельно заготавливают дрова на отведенной им лесосеке.

— Часть лесосек мы сдаем в аренду. В этом случае предприятие не покупает у нас сырье, а заготавливает его самостоятельно. Например, в этом году «Пинскдрев» и «Витебскдрев» арендовали целое лесничество для заготовки древесины для своей дальнейшей переработки, — приводит пример Руслана Якубович.

Но рубка — это как сбор урожая по осени в поле. Ей предшествует большая работа, которая выстраивается примерно в следующую цепочку. Заготовка семян, высадка сеянцев, а затем саженцев, уход за лесом, и только потом непосредственно рубка, сортировка и обработка древесины для ее конечной продажи.

Заготовка семян в лесхозе начинается со сбора шишек. Их сушат, извлекают крылатку, а уже из него — само семя. В результате из нескольких тонн шишек получается несколько десятков килограммов семян — выход примерно полтора процента. Такова особенность продукта.


Сразу кажется, что это чересчур отходное производство, ведь на выходе — тонны мусора (остатки шишек и крылышек от семени). На деле — вовсе безотходное, так как весь мусор используют в качестве топлива. Его не продают, но на топку собственной котельной на какое-то время хватает: чем не экономия на энергоресурсах?

В этом году в лесхозе планируют заготовить лишь полторы тонны сосновых шишек — в прошлом году достаточно поработали. К тому же в этом сезоне делают акцент на заготовку семян ели, урожай у которой бывает раз в 5—7 лет.

— Мы уже заготовили около 700 килограммов семян ели, — говорит о явных успехах Валентин Коляго.

Кстати, семена хвойных — экспортный продукт для лесхозов, на котором тоже можно неплохо заработать. Оказывается, нашими елками и соснами интересуются Прибалтика, Польша и особенно Швеция.

— В конце прошлого года продали партию семян ели в Швецию. Там предлагают неплохую цену — 420 евро за килограмм. Их интересует именно белорусская ель, потому что она подходит им по районированию. Да и нравятся им наши елки, — рассказывает инженер по лесовосстановлению.

Бегомльский лесхоз работает со Швецией в этом направлении еще с 90-х годов. Так что можно смело говорить, что сегодня в Скандинавии растут белорусские елки.

В этом урожайном для ели году Швеция планировала купить еще около 150—200 килограммов семян бегомльских елей. Впрочем, о таких планах в лесхозе пока предпочитают молчать — коммерческая тайна. В этом году большая конкуренция: по всей республике урожай еловых, все хотят продать свою продукцию, так что есть реальная борьба за покупателя. Кроме Швеции, семенами интересуются Финляндия и Прибалтика. А вот с Россией, которая в других сферах для белорусских производителей — основной рынок сбыта, лесхозам работать менее интересно — цены не столь привлекательны. Отправляют туда разве что сеянцы (небольшие, до 15 сантиметров елочки) и саженцы, да и то за смешные деньги. 1000 штук сеянцев стоит от 250 до 500 тысяч белорусских рублей. Саженцы получаются чуть дороже — за них можно просить до 1000 белорусских рублей за штуку, что, в принципе, тоже сущие копейки.


Высадкой сеянцев и саженцев занимаются в питомнике лесхоза. Отсюда часть растений идет на продажу, остальные — на создание лесных культур в своем лесхозе.

— В прошлом году мы посадили 224 гектара леса.  Это в основном хвойные породы. В этом году у нас план 190 гектаров. В прошлом году план перевыполнили, поэтому в этом году сажаем чуть меньше, — поясняет Валентин Коляго.

В лесхозе занимаются в основном восстановлением хвойного леса — эти породы больше ценятся в деревопереработке. Конечно, частично лес восстанавливается самостоятельно. В некоторых случаях, по словам специалистов, это даже лучше. Однако при промышленной рубке лес не в состоянии справиться самостоятельно, поэтому необходимо регулярно подсаживать молодые деревья.

— Мы держим баланс. Если что-то вырубили, должны столько же восстановить в течение максимум трех лет. Обычно мы восстанавливаем вырубленные участки за год-два. Так что, к счастью, нет такого, что в стране с каждым годом становится все меньше леса, — уверяет инженер.

Работать над восстановлением леса приходится непрерывно, уделяя этому гораздо больше времени и сил, чем рубке. В лесхозе постоянно стоят в очереди машины на отгрузку древесины на экспорт, просят сырье и белорусские переработчики, регулярно наращивающие объемы производства. Экономика диктует: хочешь жить — продавай. Но в данном случае продавать нужно, заглядывая далеко вперед: лес хотя и считается восстанавливаемым природным ресурсом, при бездумном подходе тоже может иссякнуть.