Двадцать ролей Станислава Трифонова

От перемены места талант не меняется

Станислав Трифонов сегодня в нашем Большом — артист номер один. У него более двадцати ролей и почти все главные. Еще он активно гастролирует. Даже на вручение Национальной театральной премии, где он уже второй раз подряд был признан победителем в номинации «Лучшая мужская роль в спектакле оперы», присутствовать не смог: в Казани в это время давали «Лючию ди Ламмермур» с Трифоновым в главной роли. После возвращения из России мы встретились с заслуженным артистом, чтобы узнать, какой ценой даются такие награды.

Надежда на случай

— Станислав, вы действительно любимец минской публики, вас хорошо знают в Самаре и Казани, где вы часто выступаете. Однако в нашем театре есть артисты с более скромными данными, но у них в копилке — театры с более громкими названиями. Как так?

— Попасть в хорошие театры сейчас можно только благодаря агентам, а у меня их нет. Нельзя прийти с улицы и сказать: «Послушайте меня, я — гениальный певец». Такие дела только через агентуру. Эта система хороша тем, что певцу не надо самому заниматься поиском, тратить время. Я, может, и не против иметь такого человека, но на это надо положить много сил. К тому же надо серьезно потратиться: перелеты, гостиницы — все это выливается в приличные суммы. Так сегодня устроена жизнь: чтобы что-то получить, надо что-то вложить. Я живу по принципу «Никогда не говори никогда». Хотя у меня и так много работы, может быть, она не так хорошо оплачивается, но зато, что называется, гарантированная. 

— С агентами разобрались, но почему не светитесь на телеэкране, ведь это тоже дополнительная реклама? Ваши коллеги участвуют в различных музыкальных шоу, вот сейчас стало модно заявляться на «Евровидение».

— Наверное, они все делают верно, но у меня другая позиция — неправильная для артиста. Конечно, история с Золушкой — случайность. Чтобы выбиться наверх, надо приложить большое количество усилий. В том числе уметь себя преподносить в СМИ. Я все это понимаю, но внутри себя изменить не могу. И все же надежда на случай живет во мне.

В то же время, отработав 20 лет на большой сцене, могу сказать, что в небольшом провинциальном городке можно встретить прекрасного режиссера, дирижера, хороших партнеров и получить огромное удовольствие от работы. Вместе с тем в серьезном театре наткнуться на бездарей.

Из Минска в Одессу и обратно

— Но один раз вы совершили крутой поворот в своей жизни. Расскажите, как оказались в Одессе?

— История простая. Я родился в Сибири, но еще совсем маленьким переехал с родителями в Гродно и вырос там. Долго не мог определиться со своей будущей профессией, но вдруг у меня обнаружился хороший голос, и брат завез меня в Минск к замечательному человеку Адаму Османовичу Мурзичу. Именно он после музыкального училища и посоветовал направить свой взор куда-нибудь за пределы Беларуси. Минск я очень люблю, но надо признать, что с развалом Союза он превратился в музыкальную да и театральную провинцию. В нем есть свои прелести: тишина, отсутствие сутолоки, беготни, но чтобы развиваться в плане музыки, необходимо было куда-то поехать. Я отправился в Одессу, там очень хорошие традиции, множество громких имен. Время показало, что я сделал правильный выбор. 

— Но после пяти лет учебы и десяти лет работы в Одесском оперном театре вы вернулись в Минск. 

— Были какие-то бытовые вопросы. Интересно, что нашего первого ребенка жена, кстати одесситка, приезжала рожать в Беларусь. В Одессе очень хорошо летом и просто невозможно зимой, вплоть до того, что существуют проблемы с горячей водой. И когда начали ходить разговоры, что есть возможность переехать в Минск, она была двумя руками за. И потом перемена — это то, что рано или поздно необходимо любому артисту.


«Медведь»

— Как вас здесь встретили?

— Для хорошего игрока место в команде всегда найдется. У меня был приличный репертуар, да и я сам был, как говорил Карлсон, мужчина в расцвете сил. Тридцать три года — хороший возраст для оперного певца. Правда, некоторое время театр еще был на ремонте, но потом все наладилось. Люблю наш театр за то, что здесь нет терок, даже народные артисты люди достаточно доброжелательные.

— А как вам минская публика?

— Конечно, в каждой стране существует свой менталитет. Но если спектакль хороший, то его везде хорошо воспринимают. Если же не очень, то здесь наша публика более лояльна. Вот недавний пример, когда на нашей сцене выступали приглашенные итальянские артисты не очень высокого уровня, на мой взгляд, слушать это было невозможно, но из зала раздавались крики «браво». На наших людей действует название страны: они привыкли думать, что Италия — это всегда хорошие голоса. 


«Князь Игорь»

— Как играть, чтобы заслужить похвалу жюри?

— Знаете, я сам был удивлен, что мне второй раз подряд дали эту премию. Мне очень приятно, хотя у нас есть много других хороших певцов. Как мне кажется, здесь все совпало, но прежде всего дело в самой «Царской невесте» — это прекрасная опера, которую трудно испортить, там очень яркая драматургия. Мне вообще близок театр Михаила Панджавидзе: он очень эмоциональный, яркий, с надрывом. Публика приходит за впечатлениями и получает их.

Переступить через себя

— Говорят, чтобы быть убедительным в роли, надо полюбить своего героя. У баритонов они в основном негодяи. Как уживаетесь со своими героями?

— Прекрасно. Это ведь игра, к которой нельзя относиться серьезно. Все мы в детстве играли в казаков-разбойников, кому-то приходилось быть и врагами. Невозможно выходить на сцену и не симпатизировать своему персонажу, надо найти в нем что-то человеческое.

— Артисты редко рассказывают про нелюбимые роли.

— У нас есть такое понятие — «легло на голос». Та же ситуация и с актерской игрой. Например, мне Грязного в «Царской невесте» петь проще, чем Жермона в «Травиате». Где-то, конечно, приходится переступать через себя, в этом, наверное, и есть актерское мастерство. Если делать только то, что тебе нравится, не будет никакого роста. 


«Хованщина»

— За двадцать лет научились быстро выходить из роли?

— Нет. Чтобы произошел энергетический обмен со зрителями, на сцене надо попахать, выложиться. Я не смываю грим, как Сара Бернар, часами. Возвращение в себя происходит небыстро. Как минимум — это половина бессонной ночи. Я не всегда и домой после спектакля еду: хочется какое-то время еще побыть одному. Если погода хорошая, гуляю по ночному городу, если плохая — езжу на машине. 

— Странно это слышать. Ведь ваша жена тоже оперная певица, она-то наверняка не задает лишних вопросов.

— Действительно, тот факт, что мы из одной сферы, помогает: Диана хорошо понимает меня, знает все мои тараканы. Постороннему человеку было бы сложно объяснить, зачем ты уставился в какой-нибудь сериал и сидишь неподвижно. А жена понимает, что в тот момент происходит в моей голове. Думаю, что с певцом жить непросто. 

— Своим детям такую судьбу пожелаете?

— Если поближе познакомитесь с другими нашими артистами, то поймете, что большинство из них люди не очень веселые, не отличающиеся жизнерадостностью. Фрэнк Синатра как-то признался, что, когда ему было 36 лет, весь мир уже был у его ног, но мысли о суициде не покидали его. У меня тоже многое есть: ведущий солист Большого, две театральные премии, хорошая семья. Но какие-то черви все равно точат. Сомнения, копания в себе не покидают артистов, пока они не уходят со сцены навсегда. Эта успокоенность не приходит даже с опытом. Я сам иногда говорю себе: «Вот работал бы таксистом, крутил бы баранку и ехал спокойно, никаких нервов…» У нас очень непростая профессия. Однако старшую все же отдали в музыкальную школу, младшему еще рано. Но я бы не толкал их в эту профессию. Конечно, гены пальцем не задавишь. Еще в садике, если нужна была на роль девочка, которая будет бегать, прыгать, петь, то выбирали Женю Трифонову, потому как знали, что она без стеснения все это сделает на публике. Как дальше сложится ее жизнь? Я постараюсь быть рядом, давать советы, но не буду перечить ее выбору. 

stepuro@sb.by
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter