Литературные герои и их эпохаВы никогда не обращали внимания, до чего похожи герои, нарисованные на обложках «массовой литературы», все эти мускулистые длинноногие блондинки и мачо с небритыми впалыми щеками? Неужели таков будет образ любимого литературного героя нашей эпохи — существо из комикса?.. Это после того, как властителями дум в свое время были обладающие собственными лицами и характерами Вертеры, Чайльд Гарольды, Базаровы, в конце концов, Павки Корчагины. Впрочем, параллельно с ними существовали не менее любимые Наты Пинкертоны и Ерусланы Лазаревичи... Да еще и эпоха вносит свои коррективы. Вот у Янки Купалы был Гусляр, гордо отвергающий «чырванцы» могущественного князя. А потом в поэме «Над ракой Арэсай» появляется осушитель Полесья, бывший красноармеец из Перекопа, в положенной гранитно–стальной оболочке. Даже современники, понимавшие, в какое нелегкое время писалась поэма, ужасались искалеченной поэзии, где паровозик «i павёз, i павёз за возiкам возiк...». Кстати, недавно музей Янки Купалы праздновал 60–летие. В честь события была открыта новая экспозиция, где в числе прочих впервые представлены уникальные экспонаты: части интерьера гостиницы «Москва», где в 1942 году загадочно погиб Янка Купала. Дверь его комнаты под номером 414, часть лестничного пролета с перилами, откуда упал поэт. Перила каменные, низкие. Впрочем, о смерти Купалы написано уже много разных версий — не станем задевать эту тему походя. Слава Богу, писателей помнят. В середине октября исполнится год со дня смерти народного писателя Беларуси Ивана Петровича Шамякина, а с одиннадцатого номера журнал «Полымя» начнет печатать его дневники. Ивану Шамякину было что сказать. Ведь он до последнего занимался творчеством и до последнего вел дневник. Герои его последних произведений — наши современники, приспособившиеся к миру наживы новоиспеченные бизнесмены и противостоящие им идеалисты–бессребреники. Иван Шамякин верил, что последних немало и что правда — за ними...
Кстати, дневники сегодня — жанр весьма популярный. Вспомним хотя бы дневники Максима Горецкого с фронтов Первой мировой войны или великолепные пародийные «Запiскi Самсона Самасуя» Андрея Мрыя... Конечно, чаще всего в качестве литературного жанра предлагаются нам скорее некие «эрзац–дневники», писанные не ради потаенных рефлексий наедине с собой, а ради напечатания, автопиарства, реальных дивидендов и т.д. На российском литературном рынке уже нащупали новую нишу. Первой заполнил которую «Дневник Луизы Ложкиной» (автор — некая Катя Метелица). В отличие от «рублевских» жуирований Оксаны Робски со сменой горничных и платьями от кутюр, у Ложкиной — подробности быта средней городской дамы, квартирного маклера, которая поглощает поп–корн и аспирин, одна воспитывает сына и не имеет денег на адвокатов. Роман сей мои российские коллеги осенили благородным термином: написан «в стиле постинтеллектуализма». Удивляюсь умению облагораживать что угодно красивыми терминами... «Пута–на, пута–на, пута–ана» пели на все СНГ... А попробовали бы спеть с русским аналогом этого слова. «Постинтеллектуализм» — это значит, раньше была умная литература, а теперь такая умная, что впала, как в ересь, в изысканную простоту, перефразируя Пастернака. Так, что ли? А, по–моему, неважно, до интеллекта она располагается, после, справа, слева... Главное, что с самим понятием ничего общего.
Подробности быта Ложкиной нашли отзвук в сердце массового читателя. Человеку свойственно радоваться при узнавании чего–то своего, интимного: ага, оказывается, не только я в ванной с трудом надеваю колготки! Оказывается, не только у меня целлюлит на бедрах! Вот он, вот он, наш герой (героиня)! Джойс когда–то сделал попытку уйти от образа идеализированного «хомо поэтикуса» и создать «физически полноценного» героя, потому что, как он выразился, «литература слишком долго забывала о движениях внутри человеческого тела и занималась только движением тел небесных». Узнавание должно было быть в каждом эпизоде... Джойс описывает самые утилитарные вещи и процессы вроде принятия ванны. Но «Улисса» читает только «высоколобая» публика, и даже в ее среде многие только хвалятся, что читают. А Ложкина — это, по всей видимости, Джойс, прошедший лоботомию.
Впрочем, чего это я разошлась, упомянутую Ложкину не читавши? Прочитаю — поделюсь впечатлениями подробнее. А пока что возьму с полки эссе своего любимого Гессе — вот кто был «хомо поэтикус»! Он сам себя называл «книжным человеком». Так вот Гессе как–то написал, что спросить автора: «А не лучше ли было бы избрать другой материал?» равнозначно упреку врача к пациенту с воспалением легких: «Ах, почему не предпочли вы насморк?» Мораль: литературу на «чистую» и «нечистую» разделят потомки, а вы пока что сходите в музей Янки Купалы, посмотрите новую экспозицию. И вспомните о великом поэте, однажды избравшим «творческий материал» — любовь к родной Беларуси — и заплатившим за это жизнью.
