Остались на войне

Выходцы из Беларуси живут по обе стороны границы Ливана и Израиля. Они и их семьи, как множество других, оказались на переднем крае продолжающегося конфликта, стали практически его заложниками. Как живется сегодня оставшимся на войне? Корреспондент “НГ” смогла получить информацию практически из первых рук.

Минчанка в безопасности
По официальным сведениям, в зоне конфликта в Ливане осталось около 50 белорусов. Одной из тех, кто не захотел вернуться в Беларусь, стала двадцативосьмилетняя Инна Сроур (Мурашко). Мы пообщались с ее мамой, которая рассказала, что периодически дочь с зятем звонят ей по телефону. Познакомилась Инна с Абдуллой в Беларуси, три года назад поженились и уехали в Ливан. У них двое детей — 11-летний Никита родился в Минске, а Элизабет, которой всего 1,4 года, — в Ливане. Почему же дочь не прилетела в Беларусь вместе с другими нашими соотечественниками?

Инна сказала по телефону, что на семейном совете они решили оставаться вместе — Инна с детьми и мужем, его мать и сестра. Татьяна Мироновна Мурашко говорит: “Дети только-только отстроили новый дом, собирались там жить, старший мальчик уже два года ходил в Ливане в школу, учил арабский и английский. Они поселились в Баальбеке, на юге страны, а бомбили в основном Бейрут, так что под бомбы их семья, слава Богу, не попала. Думаю, они переехали сначала в какое-то селение под Баальбеком. Зять — человек очень толковый, он мне сказал по телефону: “Не волнуйтесь, я дочь и внуков сберегу. Если будет что-то серьезное, уедем”. И сейчас они уехали в Сирию, наверное, находятся в лагере для беженцев. У меня день рождения 31 июля. Утром в этот день дочь позвонила и сказала, что у них там в Сирии есть комната. Сейчас ждут, что ситуация изменится. Чтобы вывезти всю семью, нужно очень много денег, а расстаться с мужем и детьми Инна не хочет. Вы видели глаза тех, кто прилетел оттуда, оставив близких и свой дом? Моя дочь решила остаться с семьей”.
Вести от невоенных корреспондентов
Мы смогли связаться с еще несколькими людьми, которые все еще находятся в Ливане. Вот их впечатления:
“Наша деревня на юге, и пока она не пострадала от военных действий, но туда практически невозможно добраться. Мой дедушка, которого мы перевезли к себе, потеряет все плоды своего труда, потому что не сможет убрать урожай.
Нашу деревню уже восстанавливали после войны (не помню, с Израилем или Сирией). Тогда все, что осталось от дома нашей семьи — четыре обломка стены в горе мусора. Хватит ли сил восстановить все снова?”
Эта запись на английском в интернет-дневнике ливанской девушки датирована 2 августа. Вот более ранняя запись: “Это ужасно. С прекращением огня дюжины пожилых мужчин и женщин выкарабкиваются из-под обломков своих домов, где они прятались несколько дней в подвалах без еды, и некому было помочь им выйти. Машины скорой помощи не могли въехать в город Бинт Джибель (Bint Jbeil) из-за груд каменных обломков”.
Даже в таких условиях люди не теряют присутствия духа. Меня потрясла всего одна фраза этой девушки: “Электричество включается, пропадает, включается, пропадает... как огоньки на рождественской елке”. Я пообщалась с несколькими ливанцами по Интернету, и они жалуются не только на отсутствие электричества, но и на то, что пропал бензин. “Мой дом далеко от бомбежек, но мне кажется, вся страна замерла и ждет, когда ситуация разрешится. Если война продолжится, может пропасть не только бензин, но и многие другие необходимые вещи”, — рассказывает Фади Наср на английском.
Взгляд из бомбоубежища
По другую сторону границы тоже живые люди, которые не теряют человечности. Что происходит на севере Израиля, мне рассказала бывшая новополочанка Анна Дубровская:
“Утром 12 июля мы узнали, что произошел теракт на границе с Ливаном. На следующий день на севере страны начали падать ракеты. Через два дня удары дошли и до нас. К счастью, Израиль подготовлен к такого рода атакам, поэтому бомбоубежищ очень много, особенно на севере страны. Мы живем на первом этаже, а бомбоубежище находится на цокольном, поэтому успеваем вовремя туда спуститься. Как часто приходиться туда прятаться? В лучшем случае 3—4 раза в день, в худшем — 10—12.
Поначалу жизнь остановилась, никто не ходил на работу, все было закрыто. Открыты были только небольшие киоски, где можно было купить самое необходимое — хлеб, воду, шоколад, сигареты... Я живу на сравнительно южном краю фронта, а тем, кто живет севернее, приходится гораздо сложнее. Им привозят еду из центра страны и распределяют по бомбоубежищам, так как люди практически из них не выходят. Там нет сирен и системы оповещения — из-за близости к границе они просто не успевают оповестить людей. Очень много жителей уехало, но, я думаю, более половины осталось. Мы не хотим убегать даже от смертельной опасности. Люди в тревожном ожидании — когда это закончится?”
Бывшему полочанину Вадиму Брускину повезло больше — он живет в центральной части страны. “Что меня удивило? Сразу после начала войны все люди, которым позволяют материальные возможности и у которых есть жилье, откликнулись на просьбы о помощи. Открыли “горячую линию”, и очень многие семьи, которые решили на севере не оставаться, смогли поехать в “приемную” семью. Моя мать случайно разговорилась в магазине с людьми, которые приехали в Израиль всего два месяца назад из Одессы. Муж и жена лет 38, их девочке — 12. Они приехали на север, денег нет, разруха, все парализовано... Эти люди показали матери фотографии на мобильном: семья сидит на лестничной клетке, а вокруг все ходит ходуном и взрывается. И их приняла какая-то израильская семья, абсолютно чужие люди”.
Кто прав и виноват в ближневосточном конфликте, пусть решают “большие” люди. Но нельзя забывать и о “маленьких”, которые испытывают ужасы войны на себе. Будем надеяться, что скоро осуществится то, чего хотят люди по обе стороны границы — война закончится.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter