«Когда-то лососевых тут было пруд пруди. Помню, зимой прибегает соседка: там, в реке, зверь страшный завелся. Воду из проруби брала, его ведром зацепила, чуть со страху не померла... Приходим, а там кумжа вот такая, килограммов на семь, — Вацлав Блажевич разводит руки в стороны. — А сейчас, если пару штук за сезон увидишь, уже хорошо».
Мы идем вдоль одного из притоков Вилии, куда к нам из Балтийского моря приплывает нереститься самое большое количество лососевых. Большим его, правда, назвать сложно — всего-то сорок-пятьдесят рыб. Вацлав — из местных, живет в деревне Ворняны Островецкого района уже полвека. Вместе с нами Анатолий Ловкис, региональный координатор объединения «Ахова птушак Бацькаўшчыны», он за главного: «До 1950—1960-х, пока не было гидроэлектростанций, много семги и кумжи нерестилось в Немане и Западной Двине. Потом появились Каунасская и Глусская ГЭС, рыба не смогла переплывать мощные плотины и почти перестала бывать в Беларуси. Сейчас встречается только на Островетчине. Чтобы защитить ее от браконьеров, с конца октября до середины декабря мы уже пятый год и разбиваем тут лагерь».
Волонтеров за два месяца обычно приезжает человек 30 — представители «АПБ» и просто добровольцы. Живут в военной палатке. Группками по 2—3 человека днем и ночью обходят территорию пяти притоков Вилии. Сегодня на вахте — Анатолий, Вацлав и я. Задача у нас несложная, идем вдоль водоема, вглядываясь, нет ли тут насыпей из гальки. Блажевич, как Сусанин, впереди: «Икру лососевые мечут дня четыре-пять. Причем все это время рыба находится на одном месте и, виляя хвостом, нагребает вокруг защиту из мелких камней. Гляди, гнездо».
Подходим ближе, но ожидаемой кумжи не видно.
— Эх, ушла, она же, как отнерестится, сразу назад в Балтику, — по голосу слышно, что Анатолий огорчен. — С начала сезона пока только две кумжи у нас побывало. Но впереди три километра речки, может, и встретим еще.
Уловив, что расстояние меня насторожило: местность тут холмистая, и новичку идти по ней непросто, волонтер вроде как вскользь замечает: «А рыба, пока сюда добиралась, километров 700 проплыла, причем против течения. И все ради чистой воды и комфортной для нереста температуры».
«Ныряем» между хвой, иголки колют щеки, вокруг, кроме нас, никого. Браконьеров что-то не видно, говорю. Разговорчивый Вацлав не молчит: «Кто ж днем на дело ходит? Да и, когда мы начали патрулировать, их в этих краях стало мало, боятся».
Кстати, «рыбаки» тут когда-то настолько активничали, что один зажиточный житель деревни нанял человека для охраны окрестных рек. Зарплату установил немаленькую — сто долларов, да и специалиста выбрал не лишь бы какого, а одного из главных деревенских браконьеров. Такой все тропы знает. Вот только работник оказался не очень ответственный: и деньги брал, и рыбу тоже черпал не чинясь.
— Сейчас главные браконьеры у нас — бобры, — переступая ветку, говорит Вацлав. — Реки сильно обмельчали, а грызунов развелось море, и плотины они строят мощные, метра два в высоту и один в ширину. Рыба из-за них не может вверх по реке подняться и начинает разрывать гнезда уже отнерестившейся, чтобы свою икру отложить.
А в прошлом году здесь еще и выдра завелась — три кумжи нашли с распоротыми животами. Кажется, немного, но если учесть, что их всего четыре десятка приплывает, понимаешь: беда.
За разговором подходим к трассе, которая разделяет реку на две части. Между ними — коллектор. Сбоку — груда камней.
— Это я с полей привез, — говорит Вацлав и тут же берется за булыжник. — Сбрасываем их сюда, чтобы повысить уровень воды, рыбе так проще попасть в проход между реками и плыть дальше.
В руки — по камню, сносим к воде. Потом еще по одному.
— Зачем вам все это? — спрашиваю. — Сидели бы дома в тепле.
Анатолий задумчиво молчит. Он вообще из тех людей, которые больше делают, чем говорят. Немногословен и Вацлав: «Душа болит, когда вспоминаю то, что было, и сравниваю с тем, что стало. Большое дело — оно ведь с маленького человека начинается. Сегодня мы вышли рыбу спасать, завтра — еще кто-нибудь. В соседней Литве за 12 лет популяцию лососевых восстановили. В 2009-м семгу и кумжу вывели из Красной книги, может, и у нас получится».
Сергей ГОРБАТЕНКО, начальник Сморгонской межрайонной инспекции защиты животного и растительного мира:
— В конце 1990-х — начале 2000-х браконьеров в Ворнянах и окрестностях было так много, что реки между ними делились на зоны. Особенно активизировались они во время нереста лососевых. Но года три-четыре тут уже все спокойно. Во-первых, по территории часто ходят волонтеры, во-вторых, штрафы за незаконную добычу рыбы от 20 до 50 базовых плюс девять базовых — ущерб за каждую пойманную особь. Не стоит забывать и то, что семга и кумжа — краснокнижники, поэтому при штрафах от 40 базовых и выше на браконьера могут завести уголовное дело. Охотников за удачей пока, к счастью, нет. Но в прошлом году у нас возникла другая проблема. Местный СПК сбрасывал со свинокомплекса в один из притоков Вилии, где могут нереститься лососевые, неочищенные сточные воды: вопрос пришлось решать с помощью штрафа.
Михаил ПЛЮТА, старший научный сотрудник Научно-практического центра НАН по биоресурсам:
— О том, что когда-то в наших краях было много лососевых, можно прочесть во многих книгах по истории и биологии. Есть информация и о том, что водились сомы-гиганты, которые питались семгой и кумжой. Сейчас же единственным местом, где нерестятся лососевые, считается Островецкий район. Хотя появилась информация, что они есть и в Сморгонском районе, но ее мы пока проверяем. В среднем за осень — зиму к нам приплывает около двухсот-трехсот особей кумжи. Семга появляется реже. Например, три года назад мы обнаружили три гнезда, в прошлом — два.
Екатерина ПАНТЕЛЕЕВА
Фото Алексей Луферов
Фото Алексей Луферов
panteleeva_katya@mail.ru
