Истины открываются в самых неожиданных местах. Хотя легко допускаю: то, что для меня явилось неожиданным открытием, кому–то давно известно.
Последние летние деньки. Отпуск. Я сижу на провинциальной автостанции и ожидаю рейсовый автобус. Пятница. Базарный день. У меня в рюкзаке продукты, а еще я купил и кручу–верчу в пальцах новую блесну, прикидывая, как буду на озере ловить щуку.
Публика на автостанции самая разная, но преимущественно деревенская. Из сумок, корзин и рюкзаков торчат длинные батоны, большие бутылки со сладкими напитками, пивом... Дети и старухи едят мороженое. Там, на автостанции, в тени бетонного козырька я заметил братьев. Почему–то сразу и решил, что они родные братья — похожи как две капли воды.
Одеты оба в пятнистый камуфляж. Мы оказались на одной скамейке. Разговорились. Старшему — двадцать девять, а младшему — девятнадцать. Старший купил на базаре цепь для бензопилы. Он рассматривал ее так, как я свою блесну, прикидывая, как будет орудовать отремонтированным инструментом на лесных делянках. Конечно, я мог бы присочинить и соврать, что старая цепь вышла из строя, когда младший из братьев пилил большую сосну. Зубья, мол, сломались, наткнувшись на старый осколок снаряда, застрявший в стволе. Вот с осколка я плавно бы и перешел на актуальный разговор о службе в армии... Нет, эта тема как–то сама собой возникла.
Оказалось, старший из братьев работает лесником, а младший ему помогает. Типичные белорусские лица. Серые глаза, у старшего светлые усы. Он отслужил срочную, ему предлагали остаться в армии, но он любит лес... Службу закончил сержантом и вернулся домой. Младшему в армию осенью. Сидим и про армию толкуем.
Всем известно, что деревенские парни от службы в армии не косят, больными не прикидываются, справками в военкомате не размахивают, их родители за своих сыновей не просят... А если и просят, то чтобы призвали поскорее, чтобы отсрочек не давали. Так повелось, что в армию деревенские парни идут и возвращаются домой сержантами. Это уже почти традиция.
«Да я вот этими руками морду бы ему набил, если бы он от армии косить начал. У нас в семье все служили. Да и что там сейчас служить... — рассуждал старший из братьев. — Если все косить от службы будут, то кто нас защищать станет?»
Разговор приобретал пафосные нотки.
«А ты чего завелся, разве война будет? Что, на нас нападать кто–то собрался? Если бы не ты, я уже полгода бы служил...» — толкнул в плечо старшего младший брат.
Я вспомнил пару своих городских знакомых и их детей. Вспомнил, как родители бегали, как выискивали у своих чад болезни, несовместимые со службой в армии. И разговоры о потерянном времени вспомнил, о погубленном здоровье, о том, что детям надо учиться, а не с автоматом бегать. Детки их в армию не пошли, откосили, отмазались. За них пошли служить другие. Возможно, деревенские парни, такие как вот этот, что сидит на скамейке и улыбается.
Уже в самом конце тот, что лесником работает, выложил все, что думает. Что он здесь вырос, учился и Беларусь одна, другой нет и не будет. И ее надо защищать. Мать и отца. Младшего брата, пока тот сам не научился держать автомат в руках. И лес, в котором он трудится от зари до зари...
Слова «Родина», «долг», «присяга» произнесены не были. Разговор шел буднично, как о чем–то понятном и простом.
...Когда ехал в автобусе, думал про армию, про братьев, которые знают, что надо защищать, для чего надо идти в армию, то увидел, как над рекой, в белесом небе с облаками, похожими на пушечные взрывы, кружились аисты. Птиц было девять. Они готовились к долгому полету на юг. Осенний призыв ведь не только у людей, но и у птиц.
