Оправдание зверя

Появилось целое поколение (а может, уже не одно), воспитанное на литературе эскапизма, то бишь ухода от действительности в вымышленный мир...
«...И тогда Темный Эльф создал прямо в стене ее квартиры Портал в свой замок». Это не бред, это фраза из очередного фанфика, написанием коих занимается невообразимое количество людей. И не обязательно малоинтеллектуальных. Появилось целое поколение (а может, уже не одно), воспитанное на литературе эскапизма, то бишь ухода от действительности в вымышленный мир. Впрочем, этот уход — не вотчина «толкиенистов». Человек достаточно изобретателен в создании «острова внутренней свободы». Подойдет все: от парашютного спорта до флористики. «Эскапизм возникает не от ужасов жизни, а от ее скуки», как высказался один из современных литературоведов.

Писатели разных эпох пытались понять психологию людей, совершающих, казалось бы, необъяснимые скверные поступки. У Александра Грина есть странный рассказ о человеке, который ушел с собственной свадьбы от горячо любимой невесты. Просто так. От избытка счастья. Ввязался в подозрительную компанию, а потом не смог вернуться — так и прожил жизнь изгнанником без имени. Герой рассказа Леонида Андреева (рафинированный, нежно влюбленный юноша), когда шайка люмпенов изнасиловала его подругу, первое, что сделал, — сам бросился насиловать ее: «зверь проснулся». Персонаж «Драмы на охоте» Чехова убивает любимую женщину и «вешает» убийство на ее мужа. Герой рассказа Михася Зарецкого «Ой, ляцелi гусi» отказывается навещать умирающую любящую его жену: тягостно, скучно — умерла бы поскорее. Да и любовнице, тонкой, тоже любящей его женщине, не дает надежды на долгие отношения, мучает. В конце концов бросает обеих и с огромным облегчением уезжает куда глаза глядят...

Негодяи? Черствые души?

Но почему–то в каждом из рассказов главный герой не вызывает презрения. Почему–то авторы со всей силой таланта выписывают его психологический портрет — и за его чудовищными поступками открывается бездна, в которую время от времени заглядывает каждый из нас.

Забавно читать рецензии на фильм «Нябачаны край», снятый по рассказу Зарецкого «Ой, ляцелi гусi» режиссером Виктором Аслюком. Фильм очень талантливый, очень белорусский, очень точно передающий психологические оттенки... А рецензенты в основном увидели историю любовного треугольника, даже, скорее, квадрата: умирающая нелюбимая жена Стася — любимая любовница Татьяна — эгоистический муж Адам — его добрый и ласковый друг Сергей, спасающий обеих женщин душевным теплом и встречающий черную неблагодарность друга.

Кстати, дополнительно замечу, что на сеансе этого прекрасного фильма в зале находились четыре человека. В том числе — мы с подругой. И в который раз стало горько... Если бы хоть малая часть тех, кто громко декларирует свою любовь к национальной культуре и языку, не поленились прийти, чтобы поддержать настоящий национальный фильм, возможно, у него по–другому сложилась бы прокатная судьба...

Но вернемся к рассказу. «Добрый друг» Сергей, навещающий в больнице жену главного героя, Адама Барковича, утешающий его любовницу Татьяну, ни в книге, ни в экранизации почему–то не вызывает нашей симпатии. «Ты не дужы сам для сябе знайсцi што–небудзь у жыццi. Ты, як слiмак, падпаўзеш да чужога i рад, што знайшоў дзе прыслiнiцца», — бросает ему Адам. Мало в нашей литературе таких сильных сцен, как эпизод, когда Адам намеренно доводит Сергея, пребывавшего в статусе преданного всепрощающего друга, до взрыва и тот проявляет свою сущность — ненависть–зависть к другу, сильному, красивому, загадочному, стреляя ему в спину... Да ведь и недвусмысленно дается понять, что охлаждение Адама к Стасе произошло из–за Сергея, проявлявшего, еще когда она была здорова, неуместную услужливость, порождавшую сплетни...

Зарецкий на нюансах выписывает этот образ — сильный человек, к которому льнут трое слабых, ущербных, пытаясь подпитаться от него, получить право на него. А ему нужна только свобода... И мир, где не будет лжи. Даже во имя приличия. Адам видит, что Татьяна будет в глубине души рада смерти Стаси. И согласно голливудской формулировке знает, что она знает, что он знает. Он не хочет притворяться, как не хотел притворяться Иванов из одноименной пьесы Чехова, тоже охладевший к умирающей жене. Но, в отличие от Иванова, утратившего смысл жизни интеллигента, Адам исполнен природной силы и красоты. Не зря Зарецкого обвиняли в том, что его отрицательные герои, носители антисоветской идеологии, не в пример положительным, — выразительные и мощные фигуры. В период активного строительства советского хозяйства Адам, очевидно человек талантливый, образованный, живет в деревне, посвящая все время охоте и медитациям на природе. Вместо царства эльфов у него есть лес. «Як добра яму тут! Якi цудоўны спакой ахiнае iстоту яго, як расце, развiваецца яго вольны, непакорлiвы дух, надламаны жыццёвай нягодай. I як далёка засталася ўся тая нягода — з жорсткай барацьбой, з трывогай, з дробным дакучлiвым мiтусеннем».

Дальше, дальше от обязанностей, от докучливых связей! «Ён ашукаў i тут. Ён усiх ашукае, пачакайце толькi! Ён не здасца — о, не! Хай цяпер там разбiраюцца, хай!» — думает Адам, наблюдая из зарослей, как едет в деревню его выздоровевшая жена, с улыбкой на губах предчувствуя встречу с ним.

Наверное, так же Печорин тяготился Беллой.

Улетающие на юг гуси периодически появляются в рассказе, вызывая у героя «п’янае захапленне». «У iх лёце, у клапатлiвым, надрыўным клёкаце iх адчуваўся магутны разгон стыхiйных iмкненняў, вечных, як свет, непераможных, як жыццёвая сiла...» И пускай той «нябачаны край», куда они летят, не существует.. «Усё роўна! Наперад! Далей! Больш разгону, больш сiлы! Перад вачмi ж такi раздольны прастор, такая шырокая свежая воля, такая прывабная, вострая невядомасць! Хай будзе, што будзе!»

Вот такой своеобразный герой нашего времени... Хотя действие рассказа происходит в 20–х годах прошлого века, в фильме оно перенесено в нашу современность и воспринимается вполне органично.

У того же Александра Грина есть рассказ о человеке, который с детства искал свою настоящую родину. И уже в зрелом возрасте оставил жену, детей, дом, работу, уехал в экзотические страны, чтобы, пройдя настоящий ад (вроде работы на плантациях), ни разу об этом не пожалеть и в конце концов найти свое место в жизни в качестве погонщика мулов в горах. Зато — воля, дикая природа вокруг, искренние страсти...

Сегодня это называется дауншифтинг.

«Плохой хороший человек» не мог существовать в советской литературе, где не было места нюансам, копаниям в себе, стремлению убежать от действительности. Ведь действительность была правильной, советской... Не зря именно рассказ «Ой, ляцелi гусi...» причисляли к ярко выраженной антисоветчине.

Впрочем, автор не приукрашивает героя. Он «не любiў, не мог без агiды глядзець на праявы людскога бяссiлля». Про Татьяну думает: «Якая бязлiтаснасць у гэтых самак! Яна ж надзвычайна рада, што дзеля яе мужык кiнуў сваю памiраючую жонку». И жену свою в мыслях нарекает самкой... Не зря его самого в рассказе не раз называют зверем... С другой стороны, ученики Татьяны очень любят «дядьку Адама», его появление — словно глоток свободы в царстве школьной дисциплины, отблеск «настоящей жизни».

Не все так просто в людских поступках, как кажется со стороны. «Чалавек — гэта вам не мумiя», писал современник Михася Зарецкого Валерий Моряков. Сложного человека тяжелее укротить, принудить к мышлению стереотипами. Те, кто умел заглядывать в бездну, устранялись. Михась Зарецкий был расстрелян в «черную ночь» белорусской литературы, 29 октября 1937 года, вместе с десятками других литераторов.

Ему не удалось убежать от своего времени. А нам осталась возможность по–настоящему прочитать его после долгих лет замалчивания и вульгарной трактовки.

На снимке кадр из фильма «Нябачaны край».
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter