или Еще раз о фальсификацияхНадо же — вот недавно, казалось бы, проводила дискуссию на тему фальсификации истории. Мы с собеседницами исходили из постулата, что явление сие есть нехорошо, а с другой стороны, нам очень обидно, что ошибки в осмыслении исторических фактов практически неизбежны. И вот последнее подтвердилось прямо на моем материале. И ведь не то чтобы что–то исказить хотелось. Честно говоря, было–то просто упоминание в пересказе эпизода из книги Алеся Адамовича «VIXI». Там мать рассказывает сыну, что к ней приходили из «органов», спрашивали, правда ли, что соседи Погоцкие на их семью доносили. Мать говорит — ничего не знаю... Как же так, говорят гости, ведь все об этом знают... Все знают, а я не знаю, повторяет мать. И сыну, будущему писателю, объясняет, что если уж в их семье никто не погиб, то и она никому не хочет причинять вреда. Сюжет в общем–то архетипический и приведенный мною именно для характеристики главного героя — будущего знаменитого писателя. Милосердие, понятие высшего гуманизма... Но оказалось, что упомянутые в эпизоде Погоцкие — люди вполне реальные и ныне живущие. Не полицаи, не сотрудничавшие с немцами... Напротив, воевавшие с ними. И, естественно, упоминание в подобном контексте их ранило — что ж, могу уверить: эта неувязка огорчила и меня. Особенно жаль, что обиженным оказался Казимир Иосифович Погоцкий (Казик из повести А.Адамовича), не только реальный человек, но и награжденный медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», человек граждански активный и уважаемый.
Вот ведь — говоришь о литературном произведении, образах, характерах, а встречаешься с живыми людьми и их болью. То, как подает события и персонажей писатель, только одна сторона правды. А, с другой стороны, еще дочь Алеся Адамовича Наталья Александровна обижается, что я в том же материале предположила, что ее отец, как и почти все шестидесятники, в свое время верил в идеалы коммунизма. Что ж, может быть, и не верил...
И поневоле задумываешься: где грань между литературой и жизнью? Между документом и авторским домыслом? Об этом спорят столетиями. Помните биографию Кафки: отец–деспот, неинтересная работа, отрывавшая от создания шедевров, жестокосердые женщины, непонимание и одиночество... Сведения подкрепляются дневником гения. Но недавно я прочитала любопытное исследование, в котором доказывается, что гений несколько сгустил краски. Отец, может, и деспот, но сын–то жил при семье, на деньги родителя, который не бил, не выгонял, образование дал. Начальник страхового агентства, где Кафка работал, терпеливо сносил бесконечные болезни подчиненного–писателя, выплачивал ему пособие... Друг Макс Брод ходил за ним, как хвостик, писал о нем статьи, устраивал рукописи. А женщины! Это отдельный разговор. Как Кафка экспериментировал на тему «влюбить в себя по переписке».
Так что же, врал гений? Счастливчик он был? В том–то и дело, что нет. Бессонница, желудок пищу принимать отказывается — и все от переживаний. Огромный груз таланта, обостренное восприятие темных сторон жизни, мелочей, которые другие даже не замечают, превращают жизнь талантливого человека в кошмар. «Страдать за человечество» — пафосные слова остаются правдой, даже если сам писатель склонен над ними посмеяться.
Можно ли оставаться объективным, изображая мир? Пытались. Многие. Но безуспешно. В одном классическом романе ужасов определяли способ записи роковой видеопленки, убивающей тех, кто ее смотрит. Запись состояла из кадров–абстракций и реальных картинок. В реальных картинках время от времени наблюдалось затемнение... И исследователи поняли: это же моргание! То есть пленка записана «ментальным образом», силой воли... Тот, кто это сделал, не подозревал об этих затемнениях, их не видел, не ощущал... Любой, создающий художественные произведения, тоже записывает проекцию своего восприятия мира, того либо иного персонажа и самого себя со всеми «затемнениями», «морганиями», искажениями. Гоген как–то сказал: «Модели для нас, художников, — только печатные знаки, помогающие нам выразить самих себя...» Писатель превращает в слово все. Тургенев признавался в письме к Альфонсу Доде, что, когда ему делали операцию, он мысленно пытался подобрать слова, чтобы поточнее передать ощущение, которое вызывает сталь, разрезающая кожу и проникающая в тело. А ведь есть еще и утверждение Достоевского: «Настоящая правда всегда неправдоподобна... Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали».
Увы, часто приходится иметь дело с книгами, написанными под заказ о каких–то конкретных личностях. Иногда оплаченные самими личностями. Иногда — их родственниками. И нередко вместо портрета мы видим фотографию на паспорт. Да еще пропущенную через «Фотошоп». То есть подредактированную на вкус заказчика. Художественности — ноль, вместо героя — ходульный образ, падающий на плоскость бумаги под грузом собственной положительности.
С писателем, который способен к созданию полнокровного произведения, общаться опасно. Вдруг в его романе вычитываешь что–то из того, что рассказывал за рюмкой. Стриндберг, разведясь с женой, не поленился целый роман написать, чтобы на весь мир заявить, какая стерва его бывшая жена. Мотив — непристойный, а книга — классика.
Никто не может отменить право творца на использование жизненного материала. Но что потом делать прототипам? Ведь у искусства есть странное свойство — побеждать жизнь. Талантливо созданный миф более живуч, чем правда. Как свидетельствует польский литературовед Ян Парандовский, «история литературы полна анекдотов о судебных процессах, дуэлях, скандалах, вызванных вторжением писателя в жизнь уважающих себя граждан, не желающих мириться с мыслью, что кто–то берет их домашний очаг, семейные отношения, характеры, слабости в качестве сырья для своего произведения».
Но, с другой стороны, без этого не будет и литературы!
Алесь Адамович относится к тем писателям, которые искусно использовали документальную основу с вымыслом. В частности, соседи Погоцкие, с которыми Адамовичей связывали сложные, запутанные отношения, были прототипами его литературных героев под фамилией Жигоцкие. И можно было бы рассуждать о «магическом кристалле», но слишком болезненна для нас, белорусов, тема войны, и любое неуместно сказанное, несправедливое слово здесь ранит. Жаль, что и мне невольно пришлось задеть честь уважаемых людей.
«Правда настолько великая вещь, что мы не должны пренебрегать ничем, что ведет к ней», — говорил французский философ Мишель Монтень. Что ж, пускай на какое–то маленькое расстояние, но попытаемся к ней приблизиться.
А Казимиру Иосифовичу Погоцкому, а также его детям приношу свои искренние извинения, желаю долголетия и здоровья. Ведь это — реальные хорошие люди, а не литературные персонажи.
Фото РЕЙТЕР.
