Этот человек в свое время мог и не окончить медицинский институт. Сегодня же он известнейший хирург
Знакомьтесь:
Николай Иванович ДОСТА — кандидат медицинских наук, доцент кафедры урологии и нефрологии БелМАПО, почти полвека посвятивший служению людям и медицине. О работе, жизни, семейных ценностях с известным врачом-урологом беседует обозреватель “Народной газеты”.
Интуиция в помощь
— Николай Иванович, что, на ваш взгляд, дает врачу уверенность в правильности поставленного диагноза?
— Опыт и знания, — не задумываясь, отвечает мой собеседник. — Когда я начинал работать, сомнений было больше, чем знаний. До сих пор вспоминаю своего учителя. Когда профессор Вячеслав Андреевич Мохорт с ходу ставил пациенту диагноз, для нас, молодых специалистов, это был просто шок. Никто не мог понять: откуда он это знает?! Сегодня я понимаю, что это опыт, багаж знаний и, несомненно, интуиция.
— Она может застраховать от врачебных ошибок?
— Нет, конечно. Ошибки есть и будут всегда, они неизбежны. Мы имеем дело с людьми, а это каждый раз неординарный случай. Даже в машиностроении, где предусмотрены стандарты, много брака, а тут что ни человек, то свой “стандарт” и свое проявление болезни. Мне в постановке диагноза очень помогает интуиция. Это идет изнутри и бывает даже вопреки сложившейся ситуации. Интуиция, а не логика очень часто и подсказывает решение.
Никогда не сдаваться
— Даже ваш внешний вид говорит о том, что вы — человек-борец.
— Так ведь без этого жить невозможно. Я родился в Гродненской области в крестьянской семье. Мой отец тяжело трудился и всегда настаивал на том, чтобы мы, дети, учились. В шесть лет меня отправили в школу. В восьмом — десятом классе я каждый день ходил пешком 14 километров, причем полдороги по лесу. Осенью и особенно зимой возвращаться домой было ужасно страшно. В то время стояли лютые морозы — 30—35 градусов. Идешь по лесу, а шапка на голове от страха даже шевелится. Но я научился справляться со страхом. И всегда учился у жизни.
— Поступить в престижный вуз деревенскому пареньку было сложно?
— Нет. Я успешно сдал экзамены и стал студентом. Проблема была в другом — мне не досталось место в общежитии, поэтому пришлось жить “зайцем”. Меня часто выпроваживали за дверь. Приходилось ночевать на вокзале, а здесь за ночь я мог поспать всего пару часов — бездомных гоняла милиция. В течение трех месяцев я буквально по пятам ходил за деканом факультета, потом пошел к ректору, в ЦК комсомола с одной просьбой — поселить в общежитие. Желание учиться на врача было таким огромным, что, будучи ребенком, я добился приема в Минздраве. Но меня не пустили к министру. Какая-то чиновница накричала на меня так, что я расплакался и ушел...
Тогда я даже подумал, что пора бросить институт. К счастью, декан факультета пожалел меня и устроил в общежитие.
— Первые самостоятельные шаги закалили вас...
— Еще как! Жизнь все время била меня. Учиться было тяжело. К тому же тогда я жил на стипендию 22 рубля. Денег не хватало. А отец только раз в два-три месяца мог прислать 10 рублей. Я старался тратить в день не более рубля. А четвертую неделю жил почти впроголодь — чай и батон. От этого развилось такое истощение, что я даже с трудом стал подниматься на второй этаж. Тогда я пошел работать на кафедру — кормил в виварии собак и получал 17 рублей. И, пусть меня простят четвероногие, иногда забирал у них молоко. Потом пошел работать в морг, где зарплата была повыше.
— Не страшно было?
— А куда деваться? Чтобы учиться, пришлось поменять много работ — от лаборанта, санитара в больнице до медбрата в урологическом отделении клиники. Я всюду, где мог, набирался опыта. И стал по тем временам довольно состоятельным студентом. Позволял себе в выходной даже сходить в ресторан. И уже на четвертом курсе знал, что буду хирургом в урологии. Я благодарен тому времени, что так закалило меня.
Кстати, в моей жизни был случай, который едва не закончился для меня отчислением из вуза. В школе я учил немецкий язык, как оказалось позже, весьма преуспел в этом. Преподаватель мед-института была приятно удивлена моим немецким. Однажды, оказавшись рядом с гостиницей “Минск”, я услышал немецкую речь. И решил, что именно с иностранцами должен совершенствовать свой немецкий. Я подошел к гостям, представился и сказал, что очень хочу попрактиковаться в разговорном языке. Потом даже ходил вместе с иностранцами на экскурсии.
— Смело, если учесть, что это было начало шестидесятых...
— Как-то раз, вернувшись после такой встречи в общежитие, я вставил ключ в замочную скважину двери своей комнаты и тут же на мою руку легла чужая рука. “Давайте пройдем к окну и поговорим”, — предложил мне незнакомец. Человек показал удостоверение сотрудника КГБ. Его первый вопрос: “Какой у вас интерес к немцам?” Отвечаю: “Только один — хочу в совершенстве знать немецкий”. Человек в штатском посоветовал: если хочу быть врачом, то немецкий лучше изучать... в мединституте. А продолжу встречаться с иностранцами, то и профессии не получу, и с немецким придется “завязать”. Я не стал рисковать.
Свобода общения
— И с немецким было покончено?
— Нет. Я самостоятельно совершенствовался в изучении языка, теперь говорю без акцента. Когда общаюсь с коллегами из Германии, они всегда задают вопрос: учился ли я или работал на их родине? Точно так же я изучил еще и английский язык и тоже говорю свободно. Я знаком со многими известными специалистами-урологами в России и Европе. О чем мы можем говорить, как не о нашей специальности? А это бесценно! Мечтал освоить французский и испанский, но не дошел черед.
Знание языка дарит свободу общения. Когда известные в области урологии специалисты — профессор Вячеслав Андреевич Мохорт и академик Николай Евсеевич Савченко — встречались в клинике с иностранными коллегами, я всегда был у них переводчиком.
Помню также, как профессор Дебрайн, руководитель урологической клиники Университета Нейменгема в Голландии, выступал с докладами на международных симпозиумах. Я задавал ему вопросы на немецком. Во время фуршета он подошел ко мне и сказал, что хочет пригласить на европейский конгресс урологов. Так я поехал в Амстердам. Потом профессор Дебрайн устроил стажировку в своей клинике, где я многому научился. А дальше поездки за рубеж стали довольно частыми. Меня приглашали работать в зарубежных клиниках, но я считаю, что счастье нужно искать дома.
Совмещая работу на кафедре урологии БелМАПО, я возглавлял в течение 10 лет отдел науки в Минздраве. Позже — ассоциацию урологов нашей страны. Будучи на этом посту двенадцать лет, каждый год общался с известными урологами Европы. При этом все годы читал лекции, учил молодежь, оперировал, никогда не забывая о том, что вначале я доктор, а потом все остальное.
Желание жить
— Даже у самых опытных врачей бывают операции, которые заканчиваются смертью пациента.
— Любой нормальный врач тяжело переносит такие случаи. Это всегда порождает в душе массу сомнений по поводу своих сил, правильности действий и знаний. Если даже знаешь, что больной проживет день, неделю, месяц, всегда нужно бороться до последнего. Для его родных это счастье. Мне очень не нравится позиция некоторых врачей, когда говорят, мол, пациенту 80, сколько можно... Желание жить и в пятьдесят, и в сто лет ничуть не меньше, чем у молодых. Не хотят жить только смертельно больные люди, которые обречены на страшные муки.
— Пошли ли по вашим стопам дети?
— Дочь Оля и сын Андрей тоже врачи. У меня замечательная жена. Есть внучки Машенька и Дашенька. Все, что могу, всегда для них делаю. А еще у нас есть овчарка Рей. Это очень преданный, искренний, умнейший пес. Он никогда не лукавит. Человек может быть лжецом, подлецом, а собака — никогда.
Со своей женой я познакомился, когда мне было 23 года. Тогда я по направлению приехал работать в Климовичскую больницу хирургом. Мой друг пригласил на свой день рождения девушку, которая пришла с подругой. Так я познакомился со своей будущей женой — Галиной Кирилловной.
— Вы долго добивались ее руки и сердца?
— Я вообще этого не делал. У нас, наверное, была любовь с первого взгляда. С годами это чувство подвергается трансформации — от пылкости до большого уважения и мудрости. Сейчас я, наверное, больше всех люблю своих внучек. И счастлив этим. Современное общество перестало видеть проблему в том, что браки так часто распадаются. Но мне это чуждо. Я ретроград в вопросах крепости семейных уз. Семья — это святое, ради чего и живет человек. И границ совершенства отношений в семье нет.
— Верите ли вы в Бога?
— Верю. И всегда считаю, что небеса мне постоянно помогают. Но я часто задаю себе вопрос: не наследил ли в жизни?
— И какой ответ?
— Я всегда старался быть честным человеком и помогать тем, кто в этом нуждался...
— Знаю, что и в девяностые годы, когда в урологию начала внедряться малоинвазивная малотравматичная хирургия, вы были самым активным участником этого процесса.
— Объединение МАЗ и Беларуськалий выделили тогда средства на покупку эндоскопического оборудования для этих операций. Как делать их с помощью новой техники, я осваивал за рубежом, а потом обучал своих коллег. Сегодня набираться опыта к нам едут врачи из разных республик бывшего Союза. И я до сих пор делаю операции.
— А случалось ли так, что приходилось идти против всех, отстаивая свою точку зрения в постановке диагноза?
— И не раз. Возможно, это было мне и во вред, но я всегда имел свое мнение. И это касается не только врачебной практики, но и жизни. Хотя, конечно, я понимал, что иногда человеку более выгодно или кивнуть в знак одобрения, или промолчать. Но молчать, увы, не умею... И всегда уважаю тех, у кого свое мнение. Это ценные люди, но их, на мой взгляд, сейчас мало.
