Наверное, неудивительно, что люди, изведавшие войну, жизнь меряют какими–то своими, особыми мерками. Они ведь уже знают нечто тайное, сокровенное, то, что другие только пытаются осмыслить. Они заглянули в лицо смерти, почувствовали на себе ее дыхание и сумели пройти по краю тонюсенького барьера, отделяющего мир земной и мир небытия. Души таких людей отмечены некоей внутренней печатью постижения истины — чаще всего очень простой по содержанию и вместе с тем необъятной по силе своего воздействия, полной драматизма, а порой и трагичности. Возможно, поэтому то, давнее, прошлое никуда не уходит от них и продолжает диктовать им все: мысли, поступки, принципы, да и саму судьбу.
Глаза смотрели на восток
Моя мама узнала все ужасы войны, прошла нацистские концлагеря уничтожения людей — Майданек и Равенсбрюк. Она была там с осени 1943 года, домой вернулась в октябре 1945–го. Мама говорила: если бы ей кто–то рассказал, что можно узнать все это и остаться живым, она бы не поверила. Мама вспоминала, как однажды две девушки убежали из лагеря. Их поймали и повесили на территории лагеря. Конвоиры объявили на всех языках, что беглянки — из Ленинграда. Заключенные из разных стран Европы всю ночь стояли на том плацу по стойке «смирно»: попробуй расслабься или заговори — подбегали немцы и били так, что кровью зальешься.
Трое мужчин из маминой семьи погибли: муж, сын Олег 17 лет и сын Виктор 20 лет. Дочь Мария в 6 лет навсегда потеряла зрение от этой войны.
Весной 1945 года советские и американские самолеты все чаще бомбили германские города. Заключенные выглядывали в окна бараков и считали, сколько летит самолетов. А конвоиры во время бомбежек прятались в их бараках: знали, что летчики их бомбить не станут.
Наши войска наступали. Гитлеровцы выстроили узников в длинные колонны и с собаками и конвоирами погнали на запад. Переходили Эльбу. Там местные немцы на повозках везли на поля сажать картофель. Увидев их, узники — кожа и кости — начали хватать картофелины с повозок. В давке маме придавило ногу одной из повозок. Нога сильно распухла, мама шла последней. Поэтому, когда колонна отдыхала, она продолжала идти вперед, чтобы не отставать. Ведь если не сможешь идти — убьют, скатят в канаву и собаки разорвут. А жить хотелось очень–очень, уже чувствовался конец войны. Мама думала: может, остались дети живы, глаза ее смотрели на восток, а их все гнали на запад.
И вот наступил момент, когда конвоиры сообщили, что идут сдаваться американцам. Мама и еще несколько женщин решили искать своих, русских. Через некоторое время она вернулась домой, в деревню Бобр.
Тамара Игнатьевна ЮДИНА.
Такие люди — гордость страны
Я давний подписчик «Советской Белоруссии». Хочу рассказать о своем товарище по общественной работе, председателе Совета ветеранов Советского района Минска Анатолии Леонтьевиче Кононовиче. 1 июля, накануне большого праздника — Дня Независимости Беларуси, он отмечает прекрасный юбилей — 80–летие.
У Анатолия Леонтьевича богатая, по–настоящему боевая биография. Он, сын бедного крестьянина из Западной Белоруссии, сумел не просто найти свой путь в жизни, но многого добиться. В годы войны, подростком, собирал оружие для партизан. Под новый, 1942 год вступил в комсомол и присоединился к подпольной работе. А в мае ушел в лес: сначала воевал в отряде имени Суворова бригады «Советская Беларусь», а потом в отряде имени Кутузова Брестского соединения. В партизанах ему довелось быть и разведчиком, и подрывником, и распространителем газеты «Заря» и сводок Совинформбюро, и проводником. В июле 1944 года, прибавив себе два года, А.Кононович ушел на фронт. Несколько раз был ранен. Войну закончил в Праге.
После войны учился в Минске в институте народного хозяйства, стал экономистом, защитил научную диссертацию, много работал, занимал высокий пост первого заместителя министра финансов, огромное внимание всегда уделял общественной деятельности. Отмечен многими боевыми и трудовыми наградами. Такие люди — гордость нашей страны.
Николай Васильевич ШИШКОВ, Минск.
Были верны Отчизне
Я — уроженец Орши. Мое детство и юность прошли в рабочем поселке железнодорожников на станции Орша–Западная в семье железнодорожников. До войны я окончил 8 классов. Много наших ребят–комсомольцев стали участниками подпольных групп сопротивления, партизанами, бойцами на фронтах Великой Отечественной войны. Немало погибло, сражаясь за Родину. Среди них наш земляк и товарищ Женя Коржень, адъютант Героя Советского Союза Константина Сергеевича Заслонова. Женя погиб в неравном бою с полицаями 14 ноября 1942 года. В память о боевых друзьях–партизанах я написал поэму нашей молодости. В ней есть такие строки:
Годы нашей встревоженной юности —
Это годы прошедшей войны.
Испытали нас многие трудности,
Но Отчизне мы были верны.
С.В.ШНИТКОВ, партизан Беларуси, инвалид Великой Отечественной войны, почетный железнодорожник СССР.
Военный дневник
В мои руки попал дневник, написанный Виктором Яковлевичем Трусом, двоюродным братом моего деда. Уже будучи взрослым человеком, он делал в нем записи под заголовком «Воспоминания разрозненные, не систематизированные моих детских лет времен войны В.О.». Когда началась война, Виктору Яковлевичу исполнилось 10 лет. В его дневнике — история четырех военных лет из жизни деревни: о себе, своей семье, односельчанах.
«22 июня 1941 г. до Столпов дошла страшная весть — началась война. Вскоре через нашу деревню пошли и поехали на восток беженцы, очевидно, с западных регионов Беларуси, а затем наши отступающие войска. Солдаты шли пешком, запыленные, с побелевшим от солнца обмундированием. Орудия тянули лошадьми. На лафетах спали артиллеристы, прямо на ходу. Смотреть на это было тяжело и больно. Видел я своими глазами и первый загоревшийся и ушедший в землю самолет с крестами на борту — отвоевался гад. Другие обратились в бегство, ушли на запад».
Зимой 1943 года Столпы чуть не стали второй Хатынью. Фашисты узнали, что в деревне ночевал отряд партизан. За это они расстреляли многих мужчин, большую часть деревни разграбили и сожгли. Пришлось столпянам перебираться в лес, в землянки: «Сильно досаждали всевозможные паразиты: тараканы, клопы, вши. От чесотки спасались при помощи тола, который измельчали, растворяли в воде и мылись, а многие другие смазывались дегтем из бересты».
Смерть все время была где–то рядом. Иногда она подходила очень близко. Уберечь могло чудо или желание жить, которое в самый критический момент подсказывает спасительное решение. Виктор Яковлевич пишет, что однажды они с мамой и братом пришли в деревню, в свою хату, чтобы обогреться, отдохнуть и запастись продуктами. Когда дети возились во дворе со скворечницей, то заметили, что «длинной цепью в сторону деревни в белых халатах движутся немцы. Что делать? Расстояние около 150 м. Убегать? Куда? А вдруг вся деревня окружена? Мать нашла, как она сказала, карболку, жидкость со специфическим сильным запахом, облилась ею и улеглась на полог (коек не было), изображая больную. Я и брат сели на пол и, не зная для чего, стали чистить картофель. Вскоре услышали скрип снега. Затем приоткрылась дверь и в появившуюся щель просунулся ствол, не знаю — пулемета или автомата (страх был велик). Фашист, не входя в хату, услышал запах «лекарств», пробормотал: «Больной, больной...» Мы подтвердили — «больной, больной». Дверь быстро закрылась, и немец ушел, боясь заразиться инфекцией».
В июне 1944 года над Столпами появились краснозвездные самолеты. «Однажды ночью над лесом пролетал наш самолет, из которого через громкоговоритель сказали, что наши войска уже близко, скоро будет освобождение. Через некоторое время дошли слухи, что красноармейцы уже в соседней деревне. Вскоре они появились и у нас. Мы все вышли из лесу. Женщины доставали из колодцев воду и поили своих освободителей».
Рядом с этими радостными строками — списки убитых и раненых: Любецкие, Сашко, Криворот, Трусы... Фамилии одни и те же, потому что все — родственники, свояки. А имена разные, и их много: «Трус Иван Яковлевич погиб смертью храбрых в Калининградской области, Любецкий Андрей Матвеевич погиб при освобождении Западной Белоруссии, Криворот Михаил Григорьевич погиб на фронте (неизвестно где и когда)»... Этим записям теперь нет цены. Жаль, что обнаружились они уже после смерти Виктора Яковлевича. Зачем он оставил эти заметки? Неужели без этого смог бы когда–нибудь забыть те дни? Ответ прост: для нас, чтобы мы знали и помнили. А я читаю его дневник и сердце сжимается от знакомых имен, от того, что война была так близко...
Наталья ГОЛОВАЧ.
