Они приподнимали небосвод газеты, или Феномен большой родни

В КАЖДОМ учреждении или организации неизменно присутствуют мужская и женская половины. Деление это, конечно, условное, физической черты между ними нет. Говоря нынешним языком, это, скорее, виртуальная реальность. Но давайте сегодня примем ее за данность. Иначе к заявленной мной теме трудно будет даже подступиться.

Так уж сложилось, что в газетном деле прекрасный пол довольно быстро застолбил для себя профессии машинисток и корректоров. Именно с них и началось пришествие женщин в возрожденную после войны «сельчанку».

В КАЖДОМ учреждении или организации неизменно присутствуют мужская и женская половины. Деление это, конечно, условное, физической черты между ними нет. Говоря нынешним языком, это, скорее, виртуальная реальность. Но давайте сегодня примем ее за данность. Иначе к заявленной мной теме трудно будет даже подступиться.

Невесты Победы

Я давно хотел рассказать об этом поколении наших сотрудниц. Журналистки газеты никогда не были обойдены вниманием. А вот о тех, кто разбирал наши ужасные почерка и доводил написанное до газетной полосы, говорилось редко и большей частью вскользь.

Все анкеты наших первых «призывниц» в личных делах заполнены как под копирку. Да и коротенькие биографии не балуют разнообразием. Родились на рубеже 20—30-х, почти все — минчанки, в войну находились в оккупации (или в эвакуации), после освобождения закончили школу. Все это написано округлым полудетским почерком. Но с грамотностью — полный ажур, что подтверждал и проверочный диктант. Так укомплектовывался штат машбюро, корректуры и других технических служб.

Не все помнят: молодых девушек того поколения с горьким сочувствием называли невестами Победы. Война выкосила миллионы безусых женихов, и миллионам их подросших сверстниц так и не суждено было узнать простое женское счастье. Но наших прелестниц эта печальная участь, к счастью, миновала...

В машбюро одной из первых (еще до Фесько) пришла Белла Эпштейн. В последние недели войны молоденькую снайпершу, на счету которой было 11 уничтоженных фашистов, и ее подруг отозвали с фронта и направили на курсы машинисток. Тем самым их спасли от более чем вероятной гибели и дали хорошую профессию для мирной жизни. Так она и «прострочила» без осечек до самой пенсии...

Людмила Светинская была немного старше своих коллег. Высокая и стройная, она выглядела настоящей дамой и держалась с редким достоинством. Даже печатая, почти не выпускала изо рта папиросу. И безукоризненно выправляла даже самый безграмотный текст, никогда не пеняя незадачливому автору на его промахи...

Дольше всех проработала в машбюро Реня Корницкая. Когда в начле 90-х редакция переходила на компьютерный набор, решено было не увольнять машинисток, а дать им возможность переучиться на операторов. Новая наука даже молодыми усваивалась с трудом. Но Регина Романовна посрамила скептиков, не веривших в эту затею...

Стоп! Даже коротко не получается. Ведь я «прошелся» только по машбюро. А еще были стилисты, стенографистки, выпускающие, техсекретари, учетчики писем, курьеры. И, главное, корректура — последний заслон перед коварным и изворотливым воинством ошибок. Сотрудницы других подразделений с завистью поглядывали в сторону корректоров, которые работали через день. Но при этом забывали, что их смены затягивались всегда до позднего вечера, а порой даже до утра.

Совокупный состав технических служб редакции во времена моего секретарства доходил до 30 человек — половина всего редакционного штата. Когда Михаил Шибалис, уходивший на пенсию, передал мне бразды правления секретариатом, коллеги сочувствовали: мол, нахлебаешься ты с этим «цветничком». Впрочем, мне это было положено по роду службы. Но и любой новобранец, только что пришедший в редакцию, уже через неделю твердо знал, что название нужного ему хозяйства можно уточнить у учетчиков писем Гали Гуниной и Рени Гайдарь, а подшивку любой районной газеты взять у библиотекаря Тамары Ермаковой. Командировки выписывала завредакцией Рэма Кучинская и никто больше. Передавая материал из района, нужно было выходить на стенографисток Тамару Коновалову или Викторию Лукашенко. Правила его стильредактор Рита Ананич, а засылали в набор Феня Станчук или Таня Малец. Чтобы познакомиться с корректурой, где тогда работали Клава Монич, Нина Пиршлевич, Татьяна Доронина, Ирина Черницкая, Тамара Шарикова, Лина Солнце, достаточно было пары дежурств по номеру в качестве «свежего глаза». «Техобслуживание» было высокопрофессиональным и не вызывало нареканий. Так что менять что-либо в хорошо отлаженном механизме сразу по вступлении в должность я не собирался. Ан привелось.

Задачка для ответственного

График для корректорских смен был утвержден еще в незапамятные времена, когда газета стала выходить шесть раз в неделю. Для одной рабочими днями определялись понедельник, среда и пятница, для другой — вторник, четверг и суббота. Лакомым кусочком тут были, всякому понятно, нерабочие субботы. «Везунчики» пользовались ими целый год, по истечении которого происходила пересменка и уже другая смена наслаждалась по субботам семейными радостями. Все поровну, все справедливо. Если бы не праздники и отгулы, которые порой путали все карты. Случались годы, когда у одной из смен оказывалось на один-два выхода больше. А если еще и следующий год складывался не в ее пользу...

Очередной раунд выяснения отношений пришелся уже на то время, когда я был ответственным секретарем. Доставшаяся мне «задачка» в редакции считалась чем-то вроде теоремы Ферма. Мои предшественники, во всяком случае, не смогли или не захотели ее решить. Не скажу, что меня одолела бессонница. Но осенило-таки ночью. А почему, собственно, дни выхода на работу должны быть фиксированными? Если отбросить это совсем не обязательное условие, то все окажется проще простого. Надо элементарно чередовать смены, и тогда никому не придется работать на двух номерах подряд. Когда я, заручившись поддержкой редактора, довел новый график до участниц дискуссии, они никак не могли поверить, что давней болезненной занозы, столько лет осложнявшей им жизнь, больше нет. Еще какое-то время старшие смен, ревизионные корректоры, на всякий случай вели записи, пока не убедились, что новая система сбоев не дает...

15 лет работы в секретариате для меня пролетели как один год. То время я вспоминаю сегодня с легкой грустью. Рабочие субботы, поздние дежурства, частые переверстки, за что особое «спасибо»   союзному   Политбюро  и местному ЦК. И, что просто невероятно, ни одного эксцесса или прокола в газете и ни одного выговора — у меня. Потому что в нашей секретарской команде не было слабых или пустых мест. На всех участках работали профессионалы, наизусть знавшие свои роли. Но держало их не место, а коллектив, где не было чванства и чинопочитания и где они чувствовали себя не обслугой, а ценимыми и уважаемыми людьми. И все — это уж точно феномен — дорабатывали до пенсии. Причем не только девчонки первого послевоенного призыва, не избалованные жизнью. Точно так же дорожили своей работой и те, кто пришел в газету уже на моей памяти — корректор Алла Бокуц, машинистки Валя Сущенко и Рая Лустова, выпускающая Ядя Шурпик. Так что проблемы текучести кадров в газете многие годы попросту не существовало, что обеспечивало стабильную и надежную работу всех технических служб.

Звезд много не бывает

Красавиц и умниц на женской половине «сельчанки» хватало всегда. А вот с журналистками как-то не складывалось. Успело даже сложиться стойкое мнение, что в аграрной газете с ее специфической тематикой и постоянными командировками в бог знает какую глухомань женщинам вообще не место. Первой ласточкой стала выпускница журфака БГУ Инесса Мицкевич, пришедшая в редакцию более полувека назад. И каково же было всеобщее удивление, когда Фесько первую и единственную дипломированную журналистку определил в... стилисты — читать и править чужие материалы. Я долго размышлял над мотивами столь нетривиального кадрового решения. И вот моя версия.

Василий Илларионович, конечно, не был провидцем и вряд ли мог предположить, что эта стройная девушка в строгом деловом костюме, но с озорной искринкой в глазах, со временем объездит всю республику, станет лучшей очеркисткой «сельчанки», образцово поставит отдел писем, получит орден Трудового Красного Знамени за творческие достижения, займет пост заместителя главного редактора, войдет в состав делегации БССР на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, воспитает целую плеяду молодых талантливых журналистов. А затем, выйдя на пенсию по возрасту (я, кстати, занял ее место в редактуре), вернется на корреспондентскую должность, придумает и выпестует «Колосок», который по сей день остается одной из ударных «фишек» нашей газеты. Повторюсь, Фесько не знал и не мог знать всего этого. Но, как опытный ювелир, в руки которого попал редкий и дорогой камень, он оценил ценность находки, которая требовала лишь тщательной доводки и огранки. А потому — пусть поварится на редакционной кухне, напитается сельской тематикой, освоит терминологию, чтобы не выглядеть в глазах деревенского люда пустой столичной штучкой. Но Инесса жаждала настоящего дела, дальних путей-дорог. И главный махнул рукой, подписал приказ о переводе ее в отдел. Остальное читатель уже знает.

Вслед за Мицкевич в редакции с легкой руки Фесько появились Светлана Климентенко и Ленина Шуман. Самым удачным «приобретением» Матвеева стала Зоя Здановская. А самым уловистым оказался Колос, приманивший целую стайку «золотых рыбок» — Светлану Алексиевич (да-да, ту самую), Марию Войтешонок, Ольгу Егорову, Елену Молочко, Людмилу Белякову. Дальше дело сильно застопорилось. Толкач принял на работу Любовь Капустину и Тамару Холод, уже «поварившихся» в других изданиях, а Семашко — совсем юных Инну Римашевскую и Светлану Сёмкину, только-только получивших дипломы. На этом я обрываю свой топ-лист лучших журналисток нашей газеты, полагая, что вторгаться в новейшую историю, живую и динамичную, с какими бы то ни было оценками было бы и преждевременно, и некорректно.

Их никогда не было много. Как не бывает много изысканной приправы к основному блюду. Но, не зря говорится, не хлебом единым. В слитном общем хоре женские голоса часто брали такие высокие ноты, какие просто неподвластны мужской массовке. Строки, выходившие из-под их пера, были отмечены эмоциональностью, лиризмом, изяществом слога и другими еще менее уловимыми нюансами. Но, если того требовала тема, они (строки) становились жесткими и разящими, как выверенный фехтовальный укол. При этом никак нельзя было спутать одну приму с другой — индивидуальность всегда брала свое. «Дамской» журналистикой тут и не пахло. То была просто Журналистика — с большой буквы.

«Дух балю» от Марии Войтешонок

А теперь давайте сведем вместе искусственно разделенные мною (для удобства повествования) половины редакции — мужскую и женскую, тем более что в реальной жизни они никогда и не расходились. Прежде всего, мы очень плотно соприкасались по работе, о чем уже было сказано. А дальше эти контакты плавно перерастали в личные отношения разной степени близости и доверительности — расположения, приязни, симпатии, дружбы. Случались, конечно, и влюбленности (далеко не всегда взаимные), но такого рода чувства, не вписывающиеся в рамки служебного этикета, естественно, не афишировались. Ну а если уж Амур серьезно брался за дело, то и Гименею находилась работа. Я насчитал пять пар, отношения которых увенчались маршем Мендельсона. И ни один из этих браков не распался.

Особенно сближали всех неформальные мероприятия — юбилеи, свадьбы, новоселья, приемы гостей из родственных газет других республик и поездки к ним, а также экскурсии в разные города тогда единой страны. А поездки за грибами! Автобус всегда был забит до отказа, потому что приходили с мужьями-женами и детьми.

Это была большая семья. Или большая родня. С чувством общего дома, каким виделась редакция...

Листая зачем-то юбилейный номер десятилетней давности, вдруг наткнулся на крохотное поздравление Марии Войтешонок — сейчас известной белорусской писательницы, а в 80-х годах прошлого века корреспондента «Сельской газеты». Ее белорусский язык и тогда был безупречен. Нынешний же — настоящий кладезь для ценителей отечественной словесности. А мне в ее книгах, помимо прочего, особенно импонирует нравственный максимализм, безукоризненная точность оценок, в которых — ни убавить, ни прибавить. Вот и здесь: «Ёсць такі біблейскі выраз, маўляў, нават у Бога няма на зямлі месца, дзе б ён адчуваў сябе як дома. А ў мяне быў Дом — гэта «Сельская газета», у якой выхоўвалі маладых, спагадалі старым і справядліва патрабавалі, каб чалавек не зблоціўся». Или еще, тоже в мою тему: «Тады рэдакцыя славілася не толькі таленавітымі, але і прыгажэйшымі жанчынамі. На планёрках, мне выдаецца, заўсёды, акрамя згуртаванасці, дзелавітасці, цеплыні, панаваў і дух балю, на які адмыслова запрошаны жаночы цвет». Это о временах редакторства Андрея Даниловича Колоса, незабвенного патриарха «сельчанки», совсем недавно ушедшего от нас. Лучше не скажешь.

А «дух балю», как я его понимаю, — это трепетное, предупредительное, бережное отношение к женщинам, которое, мне кажется, постоянно витало в коридорах и кабинетах газеты-«сельчанки», где бы она ни обреталась. Естественное и бескорыстное рыцарство заставляло сильный пол становиться на цыпочки, чтобы не уронить себя. И не позволяло низводить женщин до уровня «рабочих лошадок». Дух этот ткался многими поколениями наших мужчин — от главного редактора до водителя.

За женщинами, как говорится, не пропадало. Они, позволю себе прибегнуть к высокому слогу, приподнимали небосвод газеты. И блистали на нем.

С нижайшим поклоном всем им, Альберт СТРЯПЧИЙ

Фото из личных архивов сотрудников редакции

КСТАТИ. Среди женщин, в разное время окружавших Альберта Стряпчего, есть та одна-единственная, с которой они многие годы рука об руку идут по жизни, разделяя радости и заботы. Это его жена — известная белорусская тележурналистка Мая Горецкая. Сегодня эта красивая и обаятельная семейная пара празднует золотую свадьбу.

Уважаемые Мая Ивановна и Альберт Игоревич! Примите самые сердечные поздравления по случаю юбилея вашей совместной жизни. Крепкого вам здоровья, большого человеческого счастья, удачи и успехов!

Коллектив «БН»

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter