Они боялись только неба

Его охраняли, как ни одного человека в мире.
Его охраняли, как ни одного человека в мире. Его охраняли в пути и толпе, на дружеских пирушках и правительственных переговорах... Специальный автомобиль (его бронестекла выдерживали до 7 винтовочных выстрелов в одну точку), спецсамолет "Кондор", вооруженный сверхскорострельными пулеметами и эскортируемый тремя звеньями истребителей, специальный железнодорожный состав с зенитными бронеплощадками.

Осенью 1940 года в глухом лесном углу Мазурского поозерья - там, где сходились когда-то границы Восточной Пруссии, захваченной нацистами Польши и СССР, в семи километрах от старинного городка Растенбург (ныне Кентшин), - развернулось ускоренное строительство под плотной завесой секретности. Тем из местных жителей, кто не попал в зону выселения, сообщили, что в лесу возводят корпуса химического завода "Аскания". Все строители - а их было около трех тысяч - носили форму "трудовой армии" Тодта. Каждый из них был проверен гестапо до седьмого колена. Ни один из них не знал, что они возводят на самом деле...

В военных сводках Геббельса часто мелькала фраза: "Фюрер находится на поле боя". Этой кодовой формулой обозначалась главная военная ставка фашистской Германии - "Вольфшанце" ("Волчье логово")... Ни одна сторонняя душа не знала, где расположен военный мозговой центр "третьего рейха". Поразительно, что ни одна из военных разведок мира - ни британская, ни американская, ни советская - так и не смогла за четыре года определить это таинственное "поле боя фюрера". Над ним не раз пролетали воздушные разведчики и бомбардировщики, но ни одна бомба - ни одна! - за все годы второй мировой войны так и не испытала прочности бетонных перекрытий "Вольфшанце".

Может быть, это место находилось в какой-то особой геопатогенной зоне планеты? Может быть, строители супербункеров использовали некую природную аномалию? Может быть, придворные астрологи рейхсфюрера СС Гиммлера вычислили координаты будущей ставки по ходу небесных светил? Кто ответит теперь на эти вопросы?

Побывать в "Волчьем логове", в руинах бывшей ставки Гитлера, я мечтал еще со студенческих времен, когда на курсах аквалангистов при клубе "Дельфин" услышал рассказ бывалых "ихтиандров" о затопленных подземельях главной штаб-квартиры фюрера, проникнуть в которые могли только легководолазы. Говорили о навсегда погребенных там сейфах с секретными документами "третьего рейха", награбленных сокровищах и даже ящиках с частями Янтарной комнаты. Прошло немало лет, прежде чем я смог обзавестись собственным аквалангом, а мой двоюродный брат Юрий - "Москвичом"-комби, прежде чем границы Польши стали для россиянина куда более проницаемы, без виз и приглашений...

Юрий, гражданин Республики Беларусь, встретил меня в Минске. Водитель-ас, он составлял со своим "Москвичом" некий автокентавр, и в нашем предприятии его грело одно: проложить в своей многоезжей жизни еще одну, новую трассу. Пересекать границу решили под Гродно. Синий "Москвич" рванул на Барановичи, чтобы оттуда повернуть на Слоним, Волковыск, Гродно... Мы неслись по старому Брестскому шоссе, сохранившемуся в стороне от новой международной трассы. Тому самому, где "от Москвы до Бреста нет такого места", где бы не тлели в земле солдатские кости.

На моих коленях лежала довоенная немецкая карта Восточной Пруссии. Ставка Гитлера там, разумеется, ничем не помечалась.

- "Вольф... шанц"? - недоуменно переспросил польский пограничник, у которого мы спросили направление к цели. - "Вольф..." А-а! "Вильчы шанец"! Держите курс на Кентшин. Это Мазовше поезерье... Широкой дроги!

По всем нашим подсчетам, мы должны были добраться до Кентшина, бывшего Растенбурга, часа за три. И в общем-то до городка со старинным замком мы добрались к вечеру. Но вот дальше...

Польские хутора и местечки таили огни, будто здесь еще не было снято военное затемнение. Призрачный свет апрельского полнолуния делал дорогу и вовсе ирреальной... Потеряв наконец всякое терпение, мы решили заночевать в очередном придорожном ельнике, а утром продолжить поиски. Юра приткнул "Москвич" на обочине, и мы вылезли размять затекшие ноги.

Раздвинув заросли можжевельника, я вдруг вышел к полотну ржавой рельсовой однопутки, прорезавшей ночной лес, и тут же в ярком свете полной луны увидел огромные серые глыбы полуразваленного бункера. Мы перешли железную дорогу и вступили на тропу, которая, обогнув руины, привела нас еще к одному мегалитическому сооружению: оно уходило к небу усеченной пирамидой, за ней в темени старого сосняка открылась другая - облитая серебром ночного светила. В одной из наклонных стен чернел квадратный провал входа...

Да, это был "Вольфшанце" - мертвый город мертвых властителей полумира. В сумраке ночного леса он открывался нам зловеще и таинственно, точно индейские пирамиды в зарослях мексиканской сельвы.

Отсюда, из этого леса, из-под глыб бетонных пирамид, шло управление ходом самой страшной в истории человечества войны, здесь принимались решения о судьбах целых народов, о строительстве новых лагерей смерти, о создании сверхмощного оружия массового поражения. Сколько конфиденциальных разговоров и телефонных звонков, криков и шепотов вобрала в себя толщь этих стен! Бетонный посмертный слепок, снятый с лица гитлеризма.

Мы углублялись в бетонную мистерию ХХ века. Наклонные безамбразурные стены с чудовищной толщины многометровым боевым перекрытием говорили о том, что обитатели "Вольфшанце" больше всего боялись ударов с воздуха. Ни один из бункеров не был приспособлен к наземной обороне. Проектировщики и мысли не допускали, что сюда могут приблизиться войска противника. Они боялись только неба, и потому персональные бункеры Гитлера, Бормана, Гиммлера, Геббельса, Геринга перемежались специальными бункерами ПВО, откуда скорострельные зенитные орудия и пулеметы могли прикрывать ставку огненным зонтом.

Никто из фашистского генералитета не любил "Волчьего логова", и все предпочитали пореже бывать там. Приезжали только по вызову фюрера, и только сам Гитлер, опасаясь за свою жизнь, почти безвыездно отсиживался там. Он говорил: "Это одно из немногих мест в Европе, где я могу свободно и безопасно работать".

"Вольфшанце" - это около 80 различных строений, расположившихся на сравнительно небольшой лесистой территории. Среди них семь тяжелых бункеров, несколько средних и десятки легких, именовавшихся "бараками". Городок имел собственную электростанцию, водопровод и систему канализации. Вдоль "логова" проходила одноколейка с железнодорожной станции Герлиц.

"Бараки" представляли собой одноэтажные здания из бетона с плоской крышей и окнами, закрывающимися стальными ставнями. Тяжелые строения служили в основном для защиты от воздушных налетов. Их размеры колоссальны: длина и ширина 30 - 50 метров, высота до 20. Толщина стен составляет 4 - 6 метров (потолки 6 - 8), а в бункере Гитлера она достигла 10 - 12 метров. Внутри помещения отделаны деревом, а потолки укреплены защитными броневыми листами. Крыши тяжелых бункеров снабжены пологими кромками, чтобы заставить "отскакивать" от них авиационные бомбы. Непосредственно перед бункерами высаживали огромные деревья, а на крышах высевали траву, что должно было служить естественной маскировкой. Впрочем, по замыслу специалистов, постройки смогли бы выдержать любые бомбежки, во время которых даже не требовалось бы выходить из обширных залов.

Самым крупным сооружением был бункер Гитлера, имевший в проекции П-образную форму. С правой стороны к нему примыкало одноэтажное бетонное здание кухни, слева - псарня. В отличие от других объектов, его фундамент уходил на глубину 6 метров. С фасада бункера есть две входные двери, ведущие в длинный поперечный коридор, от которого ходы ведут в два конференц-зала площадью 150 и 200 квадратных метров. После неудавшегося покушения Гитлер перебрался сюда из легкого бункера, приказав в одном из залов оборудовать спальню. Немногие очевидцы вспоминают, что это было темное, мрачное помещение с голыми стенами, стальным потолком, без естественного освещения. Здесь стояли кровать, письменный стол да несколько стульев.

...Теперь руины бункера Гитлера помечены "чертовой дюжиной". Пробираясь по тесному, полузаваленному коридорчику, сдавленному со всех сторон многотонными блоками, я не мог отделаться от ощущения, что иду по воровскому проходу в глубь пирамиды Хеопса. Над головой торчали известковые натеки, сталактитики. Ноги то и дело нащупывали пустоту провалов. Потом мы выбрались в зал, весьма схожий с погребальной камерой фараона. Пробираться дальше и в самом деле было опасно: над головой на прутьях арматуры висели бетонные глыбы...

Бункер Геринга, расположенный в десятке метров от железной дороги, был поскромнее и имел только один конференц-зал, но деревянная отделка его отличалась особой роскошью, которую только можно было здесь позволить. Тщательность маскировки всех строений доказывает такой факт: можно было проехать по железной дороге рядом с бункером Геринга и не заметить его. С воздуха же вся территория ставки представлялась сплошным лесным ковром.

Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс - у них не было могил, у них были только эти бетонные мавзолеи, носившие их имена. И оттого казалось, что ты бредешь по дорожкам чудовищного заброшенного некрополя. Это был апофеоз железобетонной фортификации, зацементированный пуп Земли, военно-полевое Сан-Суси, с чьих дворцов соскребли все "архитектурные излишества", превратив их в шедевры романского стиля, по-солдатски грубые и крепкие. Здесь, среди замшелого бетона и ржавых рельсов, среди кубического нагромождения монолитов, понимаешь, почему Александр Блок назвал германский гений сумрачным.

"Вольфшанце" немцы взорвали сами. В январе 1945 года сюда пришел специальный саперный батальон, и в опустевших убежищах загремели взрывы. Но даже мощные тротиловые заряды не смогли сокрушить до конца железобетонные монолиты.

Москва - Гродно - Кентшин.

Фото автора.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter