Галина Черноярова - последняя из поколения артистов, поднимавших из руин белорусский балет и нашу столицу

В будущем году у нашего Большого тройной юбилей. Государственный театр оперы и балета в Минске был создан в 1933 году, тогда же началось и строительство известного всем здания на бывшей Троицкой горе. Через пять лет артисты приступили к первым репетициям на собственной сцене. Оказавшейся едва ли не самой крепкой из всех городских конструкций — в годы войны судьбу большинства минских домов театр не разделил, уцелев под бомбежками. Но публика вернулась в его зрительный зал только в 1948–м — после того, как пленных немцев, которые жили там чуть ли не бок о бок с солистами национальных оперы и балета, отправили в Германию. Последние жильцы, артисты, музыканты, дирижеры, рабочие сцены и многие другие покинули театральное здание только в декабре 1957–го, переехав из гримерок и подвалов в многоэтажку по улице Румянцева.


Галина Черноярова, бывшая солистка и педагог, пережившая почти всех своих многочисленных поклонников и учеников, осталась последней, кто помнит подробности той невероятной истории:

— Москвичам–солистам, приехавшим вслед за нами, уже давно дали квартиры, а про нас как–то забыли. Для филармонии, собиравшей артистов по всему Советскому Союзу, строили дом, а нам все обещали «когда–нибудь». Мы как могли налаживали быт в стенах театра, растили детей — в первые послевоенные годы почти за каждой фанерной перегородкой, которыми разграничивались наши «комнаты», кричали младенцы. Возможно, театру было удобно, что все под рукой, устраивать репетиции можно хоть ночью, но все же... Я уже не была комсоргом, перешла в местком и однажды, не рассчитывая больше на собрания–заседания, предложила: «Ребята, а давайте напишем Хрущеву в Москву». 150 человек подписали это обращение! После чего мы начали долгий и безрезультатный поход по почтовым отделениям — увидев имя адресата, всюду нам возвращали письмо обратно. В конце концов, к ночи дошли до вокзала, где удалось договориться с одним из сотрудников. Ответная телеграмма пришла чуть ли не через день — всем дали квартиры в «филармоническом» доме.

Нижние этажи уступили солистам оперы, верхние достались балетным. Галина Черноярова и сейчас живет все в той же квартире, куда перебралась с мамой, сыном и собакой в далеком 1957–м. Теперь — одна. 14 февраля ей исполнится 93 года, и причин спускаться с пятого этажа у нее почти не осталось. Гости здесь бывают нечасто — только институтские друзья сына–архитектора и иногда живущая за границей дочь Валентины Залужной, одной из ее любимых учениц. Еще недавно Галине Александровне некогда было помнить о своем возрасте, успевала заботиться и о сыне, тяжело болевшем уже много лет, и новые книги о хореографии писать. Последнее из ее пособий вышло 4 года назад, причем было раскуплено почти мгновенно — толковых практических руководств по искусству танца и сейчас поискать. Теперь ей не о ком заботиться, и книг она больше не пишет, хотя стоило бы. Память хранит множество уникальных деталей, неизвестных даже историкам. О послевоенном Минске и его крупнейшем театре, о великих друзьях–артистах и целой эпохе, менявшейся на ее глазах. Но из театра к Чернояровой давно никто не заходит, не звонит. «Многие мои ученики уже умерли или уехали», — со вздохом констатирует она и рассказывает свои истории сиделке, которую заботливо нашли для нее все те же «Сашины друзья». Однокашники сына, хоть сами немолоды, готовы оплачивать услуги помощницы, сколько потребуется. Хорошим человеком, видимо, был Александр Чернояров...

— Ну и о ком вам рассказать? — встречает меня Галина Александровна на пороге.

— Давайте о вас. Как вы праздновали ваш самый памятный Новый год.

— Вы знаете, столько крика было! Все, кто тут жил, вылетели на улицу и долго — так долго! — орали от счастья: война закончилась... Ох, вы же про Новый год спрашивали. Какой трудный вопрос, оказывается. Некогда нам праздновать было. В Минск я приехала в 1944–м, город был сильно разрушен, каждый день ходили разбирать руины. На группу балерин давали «бабу» — знаете такое орудие, да? Раскачают ее, обломки стены рухнут, ну а мы уже растаскиваем все по кирпичам.

В последний день 1944–го они отоварили свои карточки в магазине, устроенном все там же, в уцелевшем театре, заварили чай у одной из подруг и назавтра снова отправились разбирать кирпичи. Шести выпускницам Вагановского училища, направленным в Минск для укрепления, а по сути, для возрождения белорусского балета, разрушенного не меньше городских улиц, к тяжелой работе было не привыкать. В уральском селе, куда их эвакуировали из Ленинграда, вагановкам приходилось работать в колхозе и даже валить лес. И в Минске выйти на сцену удалось не сразу, а только через год — их руки, давно не нежные и слабые, городу были нужнее. Репетиции устраивали себе сами — чтобы оставаться в форме, зажигали лампу–«коптилку» и по ночам вспоминали свои уроки. Синонимом слову «праздник» для них стали премьеры спектаклей, а вся эта новогодняя мишура — не до нее было. Из своего театра Галина Черноярова ушла только 22 года спустя. Позже много лет была помощником главного балетмейстера в музыкальном театре. Одновременно преподавала в хореографическом училище, занималась с детьми во Дворце профсоюзов и ДК тракторного завода, вместе с самыми яркими звездами нашей эстрады колесила с концертами по всему Советскому Союзу и издавала учебники по искусству танца, которые настукивала по ночам на прокатной пишущей машинке. Конечно, ей есть кого вспомнить. О ней — практически некому.

Как это ни печально, но старики в нашем обществе — люди невидимые. А ведь истории, свидетелями которых они были, порой покруче лихих романов. С людьми такого возраста свободно можно говорить о чем угодно, они очень откровенны, не дают оценок и давно ни на что и ни на кого не обижаются. Просто ждут того, кто захочет их выслушать. Конечно, мы придем в гости к Галине Александровне еще не раз. А вспомнит ли театральная молодежь?

cultura@sb.by