Сердце колотится, глаза навыкате, лоб взмок от пота. Эта Олимпиада доконает меня, но я закончу дистанцию, пересеку финишную черту. Осталось всего два дня и еще несколько медальных надежд. Вечером пятницы болел за Оксану Менькову, переживаю за гребцов, держу кулаки за гимнасток–художниц и борцов вольного стиля. Мотаюсь по Лондону, как щепка в водовороте. Жду, когда, наконец, прибьет к берегу, и в ожидании заключительных стартов пишу эти заметки на полях.
ДУХ ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА
В первый день пребывания на Олимпиаде одного из белорусских журналистов обокрали в Лондонском метро. Свистнули все: паспорт, аккредитацию, деньги... Состояние корреспондента страшно представить, он вмиг остался без всего в чужом и незнакомом городе. Эта неприятность очень хорошо рисует оборотную, не олимпийскую сторону Лондона. Он вовсе не так сказочен, как о том говорят открытки с Биг–Беном.
Я охрип от здешнего отвратительного климата, от вечных лондонских сквозняков и проклятущих кондиционеров. Я приехал сюда здоровым, а уеду больным. Я был шокирован в первые дни пребывания от того, что здесь все поголовно чихают, кашляют и сморкаются, а сейчас я сам делаю это без всякого стеснения: чихаю, кашляю и сморкаюсь. Мой голос теперь по тембру, как у Глеба Жеглова. А потому, возвращаясь к ситуации с кражей, я вполне могу сказать его словами: «Правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать!» Это правильно, но разве можно найти в море песчинку? Вот и нашему журналисту пришла из славного Скотланд–Ярда лишь писулька, мол, заявление ваше принято, дело в производстве. Повесили на себя очередного «глухаря». Спасибо белорусскому посольству в Великобритании, которое пострадавшему помогло, а не то совсем бы туго пришлось.В Лондоне нужно быть всегда начеку. Здешний климат не только вредит здоровью, но и портит характер. Я начал ругаться английскими словами и переходить улицу в неположенных местах. Бог знает во что бы я тут превратился, если бы не скорый отъезд домой. Здесь все переходят дорогу на красный свет, что же я могу поделать? Это мне напоминает игру в русскую рулетку: проскочи между кэбами! Здесь все и везде курят и при этом активно с курением борются. Я сперва не понимал, как это возможно, и кипел возмущением, когда возле значка с перечеркнутой сигаретой и словами No smoking на меня пускали клубы сизого дыма, а сейчас привык. Это, вероятно, и есть демократия. Демократия по–английски — это сидеть прямо посреди тротуара в центре города и пить водку. Возможно, мир и произошел из хаоса, но это не значит, что в хаос он должен превращаться. Закрывать на ночь парки — это тоже демократия по–английски. Если не закрыть, там устроят лежбище или притон асоциальные элементы. Это нормально.
Лондон двуличен, как и нынешние Олимпийские игры. Со времен Чарльза Диккенса он не особенно изменился. «Оливера Твиста» вы, к примеру, читали? Там весь сегодняшний Лондон со всеми нравами и противоречиями. Я не знаю, кто выбирал для белорусских журналистов место для проживания, не знаю, кто такое жилье мог предложить (здесь, к слову, не только белорусы живут, здесь китайцы, поляки, венгры, а вот западноевропейцев нет, они, вероятно, из другого теста). Знаю только одно: если бы в Беларуси мы поселили представителей английской прессы в подобных условиях, то случился бы международный скандал. Как минимум. А кое–кто не преминул бы заголосить о нарушениях прав человека и демократических норм. Скажите, в эти права и нормы входит, к примеру, возможность интимного моциона в отдельном, извиняюсь, клозете?
У нас тут туалет и душ для всех общие, и они в коридоре. Один зубы чистит, другой надобность справляет, не Олимпийская деревня, а коммунальная квартира, «Оливер Твист» в чистом виде. Причем и «М», и «Ж» в одном флаконе, гендерная политика в действии — никакого деления по половому признаку! Даже в главном медиа–центре, через который за день проходят тысячи журналистов со всего мира, от силы 20 туалетных кабинок на всех. Там грязно, всегда очередь и совсем неэстетично. Зато баров с разливными напитками всех мастей (с наценочкой, конечно) — на каждом углу. И они не пустуют. Бежишь, к примеру, с одного объекта на другой — сидят ребята, пьют, курят. Иногда даже танцуют. А чего ж им не пить, не курить и не танцевать? Олимпиада — пропаганда здорового образа жизни! Бежишь обратно, взлохмаченный и в мыле — снова сидят, опять курят и пьют. Танцуют уже активнее. Когда работают, непонятно.
Лондон — это многомиллионный и мультинациональный суетный людской муравейник. С правосторонним движением к тому же, что придает здешнему хаосу совершенно сумасшедший вид. Розетки здесь тоже особого вида, европейские и американские не подходят. Хочешь пользоваться — покупай адаптер. 6 фунтов — и он твой! Тогда как в Ванкувере его журналистам давали в пакете с аккредитационными причиндалами. Здесь все так:
— Мы рады видеть вас и ваш кошелек, сэр!
— Спасибо за гостеприимство, джентльмены!
БОЛТ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ
Мне реально страшно. Я чувствую, что вернусь с этой «войны» разбитым, уставшим и слегка свихнувшимся парнем. Бог с ним, с сумасшедшим ритмом и контрастами, с этой постоянной гонкой, но я прошу сегодня провидение только об одном: избавить меня от Усэйна Болта! Он мне сниться начал, а это значит, что дело мое — швах. Первый, кого я увидел, когда ступил на британскую землю в аэропорту «Гатвик» 27 июля (кажется, что это было в другой жизни), был он: этот улыбчивый ямаец слепил меня своими белыми зубами с огромного плаката во всю стену. Потом я видел его на первых полосах газет, нанесенного на весь двухэтажный борт автобуса, на бигбордах и еще черт знает где. Я боюсь под кровать заглядывать, а вдруг он и там?
День, когда выступает Болт, хуже лунного затмения. Все болтоманы в этот час сходят с ума, у них шарики заезжают за ролики, глаза мутнеют, вырастает шерсть и вылезают клыки. Город наполняется зомби, спешащими на стадион с фото– и видеокамерами, с тупыми улыбками на лицах и одним словом на губах, повторяемым многократно: «Болт, Болт, Болт...» Это смахивает на магию вуду, я боюсь среди них находиться. В четверг 80 тысяч таких помешанных битком забили Олимпийский стадион, а еще несколько десятков миллионов по всему миру наверняка уткнулись в свои телевизоры и отдали бы полжизни за то, чтобы быть на месте тех 80 тысяч.
Все камеры направлены на Болта. Специальный олимпийский канал стал держать его в фокусе за час до старта финала на 200 метров. Один кадр сменял другой: Болт чешет зад, Болт завязывает шнурок, Болт читает какой–то рэп в камеру, Болт скручивает пальцами фигу...
Ему это нравится. Он балдеет от этого. Он, вероятно, и сам уже свято верит в то, что он избранный. Может, с другой планеты, а может, просто рожденный от непорочного зачатия. Кто знает, что там у него в голове? Но он подходит перед забегом к девушке–волонтерше, которой выпало счастье «этапировать» звезду к стартовым колодкам, заговаривает с ней о какой–то чепухе, слегка кокетничает, а она только улыбается в ответ, совершенно обалдев, будто с ней не человек, а бронзовая статуя заговорила, и хлопает, как корова, глазами. Это ж Болт, ё–моё, понимаете? Потом об этом внукам рассказывать будет! Кто такой в сравнении с ним Боб Марли? Растаман, стучавший на барабанах свою музычку, не больше. А Болт даже когда крестится перед стартом (а он крестится, представляете?), делает это с таким видом, словно привет на небеса своему приятелю посылает. Подмигивает. Играет.
Да, он, конечно, играет. И я совершенно ничего не имею против Усэйна Болта как великого спортсмена. Но я категорически против этой сводящей меня с ума болтомании. Я ее не понимаю и не принимаю, она мне кажется полным и совершеннейшим абсурдом. Безумием. Мир сотворил себе кумира, нарушив одну из главных заповедей.
Что сделал Болт, чтобы ему так поклонялись, чтобы от него сходили с ума? Откуда это в людях — такая тяга к идолопоклонству, к зрелищам, к какому–то религиозному восторгу? Неужто бегать быстрее всех в мире — это героическая доблесть? Или, может, это сегодня приравнивается к спасению планеты от гибели? Вот он, супергерой Усэйн Болт спешит на помощь, Чип и Дэйл в одном флаконе. Он что, вечный двигатель изобрел? Или закон всемирного тяготения открыл? А любят его уж точно больше, чем Ньютона, уж будьте спокойны. Да что там любят — его боготворят! До такой степени, что разорвать готовы, — сам видел эту маниакальность в глазах гудевшего стадиона.
Болт, конечно, снова выиграл. И 100 метров, и 200. Он уникальный спортсмен или знает какой–то уникальный метод, как быть быстрее всех. А возможно, Болт — это не человек, а индустрия, корпорация, за ним стоящая. От нас многое скрывают и нам часто дурят голову, зомбируя подобной чепухой. Я не знаю деталей, уверен только, что рано или поздно он проиграет.
Потому что Болт — это просто человек, который быстро бегает. Только и всего.
