Олег Табаков: «В России и Беларуси театр будет жить всегда»

МХАТ имени Чехова побывал в Минске на гастролях, которые прошли при поддержке Постоянного Комитета Союзного государства. спектакли «Последняя жертва» и «Утиная охота» стали украшением ІІІ Международного фестиваля театрального искусства «Панорама». Олег Табаков провел мастер-класс и учредил две именные стипендии белорусским студентам.

– У меня было счастливое детство, – рассказал Олег Павлович, – совершенно по Андерсену, когда «тебе принадлежит весь мир и еще пара коньков в придачу». Школу я окончил в 1953-м, учился в Школе-студии МХАТ. На третьем курсе начал сниматься. Первый фильм с моим участием – «Тугой узел» по Тендрякову – был положен на полку. Из Госфильмохранилища в  Белых Столбах его регулярно извлекали, чтобы продемонстрировать иностранным гостям инакомыслие в советской культуре.
Студентом принял участие в организации театра «Современник». Олег Ефремов довольно рано «задвинул» меня в правление театра, и я начал заниматься административными делами. Был комсоргом, председателем местного комитета, парторгом. В 1974 году, когда Ефремов ушел руководить МХАТом, стал директором «Современника». Спустя семь лет ушел с этого поста, потому что мое представление о задачах, стоящих перед театром, уже радикально расходилось с представлением моих товарищей. На вечные русские вопросы «кто виноват?» и «что делать?» я склонен был отвечать практически. И с удовольствием начал учить детей.
Когда пришел Горбачев, было принято решение об организации трех новых театров-студий, в том числе и моей. К этому времени я уже был ректором Школы-студии МХАТ. Егор Лигачев, вызвав Ефремова, задал ему вопрос: «Скажи, Олег, он наш человек?» Ефремов легкомысленно ответил: «Да». После этого все понеслось стремительно.
У меня было четыре сберкнижки. На одну шли деньги от телевидения и радио, на вторую – от кино, на третью – зарплата, на четвертую – доходы от драмы «Белоснежка и семь гномов». Помню, сын моего дружка, занимавший в то время очень большой пост, позвонил мне возбужденный: «Дядя Олег! До завтрашней ночи все деньги надо срочно перевести в свободно конвертируемую валюту». Сейчас понимаю, что сделал большую глупость, не вняв этому совету, но все 140 тысяч рублей, а это 14 машин «Волга», абсорбировались. В 1993 году у меня случился второй брак. В 1995-м родился младший сын, а полтора года назад – младшая дочка.
…Последние годы Ефремова были очень трудными. Он фактически был прикован к аппарату, который вентилировал его легкие. В театре дела шли неважно. Зрительный зал был заполнен процентов на сорок. Придя в театр, первым делом я отменил «демократию» и все советы старейшин, комитеты по делам молодежи. 
Уволил не слишком много людей. Бориса Щербакова попросил уйти потому, что он не был востребован в репертуаре, а когда я предложил ему сыграть нужную роль, он, по моему мнению, не справился. Кто-то может назвать меня тираном. Но если я штрафую актера на 30 тысяч рублей в месяц за два опоздания на репетицию и опоздание на поезд – это, на мой взгляд, минимум наказания, которое надо к нему применить.
В силу того что мне идет 73-й год, работать по контракту осталось три года. Помня, конечно, о «е.б.ж», как приписывал к своим планам Лев Николаевич Толстой, –  «если буду жив». За эти годы постараюсь построить во дворе Художественного театра, на месте заброшенных мастерских, филиал. Постоянно помню о том, что надо поставить на ноги молодых. Им следует больше играть с уже состоявшимися актерами.
Сам играю в сезон более ста спектаклей. В кино выбираю предложения американцев или европейцев. На съемках у Иштвана Сабо в фильме «Родственники» за неделю заработал столько, что смог прожить на эти деньги целый год. Фильм этот стал рекордсменом по сбору зрителей в Венгрии. Последняя работа в российском кино – в «Андерсене» Эльдара Рязанова. Вскоре начну сниматься у Киры Муратовой. В страшной рождественской сказке о брате и сестре. Заканчивается она довольно плохо: сестру забирают в «обезьянник» за то, что она украла хлеб, а мальчик замерзает. Еще Алла Сурикова приглашает в свой новый фильм.
…Можно только надеяться на то, что современная драматургия станет лучше. В России с этим дефицит. Театрам надо учиться зарабатывать. И выживут те из них, которые научатся привлекать зрителя, не спуская штаны ниже положенного. Я не знаю реального положения дел с театром в Беларуси, но в России, к сожалению, 90 процентов моих коллег плывут по течению. По-прежнему воздевая руки: «Почему вы нам не помогаете? Нам же помогать надо!» Разбаловались.
Мужчина в принципе должен уметь заработать деньги для любимой женщины и детей вне зависимости от их количества. Но за последние лет двадцать совсем разладили этот механизм. Когда мой коллега Анатолий Васильев говорит о том, что ему неважно, сколько людей в зрительном зале, я думаю, он лукавит. К сожалению, жизнь показывает, что я прав.
Театральное дело надо наладить таким образом, чтобы художественность превалировала над всем прочим – и в репертуаре, и в манере его воплощения. Театр имеет смысл только тогда, когда рассказывает о времени, в котором  живем, а самое главное – о человеке. Россия и Беларусь очень схожи в терпеливости своей, доброжелательности, открытости, способности откликаться на чужую боль. Мы с вами претерпели столько боли и страданий, что потребность в театре на нашем пространстве будет всегда.
Я мало разговариваю с артистами. Просто хожу и смотрю. Когда понимаю, что этот актер или актриса нужны театру, сразу «сочиняю» для них будущее на полтора года вперед. Актеры – особые люди. Если они одарены, их путь всегда мучителен. «Неси свой крест и веруй», – Чехов все правильно написал. Даже статус жены художественного руководителя театра не гарантирует легкой жизни. К сожалению, у нас сейчас ставят знак равенства между настоящими актерами и теми, кто снимается в сериалах. В Америке, например, уже 25 лет существует строгое деление на тех, кто участвует в сериалах, и тех, кто не имеет к ним никакого отношения.
Из нашей профессии можно исчезнуть в любой момент. Лет 15 назад в Ленинграде было восемь одаренных театральных режиссеров. Сейчас, на мой взгляд, нет ни одного. А мы, считаю, живы до тех пор, пока способны удивляться талантам других. Я вспоминаю спектакли Юрия Любимова, Петра Фоменко – после них три дня хочется репетировать. Помню, как после спектакля Сергея Женовача «Владимир третьей степени» я до такой степени возгорелся, что даже рецензию накатал.
Важное свидетельство здоровья театра – молодые актеры. Бывают семьи, где есть дорогие ковры, картины, книги, а детей нет. Такой дом выглядит пустым. Так и в театре. На нас жизнь не заканчивается. Важно об этом помнить всегда.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter