Новогодняя ночь «без тормозов»
Георгий Пряхин, писатель
Это была зима с 1971 на 1972 год. Незадолго до этого я отслужил действительную, вернулся из армии в крохотную хатку–времянку на окраине краевого центра, которую снимала тогда моя юная жена с совсем уж малюсенькой первой нашей дочерью. Последний день в году уже валился к вечеру, и мы не чаяли, как обогреть эту насквозь щелявую времянку, чтобы встретить втроем праздник — первый большой праздник после нашей общей долгой разлуки. И вдруг в окошко размером с нормальную форточку нам постучали. Мы никого не ждали и тем веселее ринулись открывать дверь, болтавшуюся на железном крючке. Причем впереди всех бежала трехлетняя Настя: она уже с утра ждала Деда Мороза.
Дедом Морозом оказался наш родственник Анатолий, женатый на старшей сестре моей жены. Он работал директором одного из дальних–дальних рыбхозов, привозил в город в кооперацию на своем бортовом «уазике» свежую рыбу, ну и нам кое–что припас. Мы все любили этого человека. Веселый, удалой, невероятно щедрый. Настя сразу же оказалась на его руках. Предложили ему заночевать у нас и заодно встретить Новый год — благо теперь и дополнительная закуска появилась. Но Анатолий осмотрел нашу хибарку, в которой температура ну никак не хотела подниматься выше пятнадцати градусов, и сказал:
— Нет уж, лучше поедемте к нам.
Раздумывали мы недолго. Тем более что путь неближний, а надо успеть, конечно же, до двенадцати. Через десять минут хатка была уже заперта на крючок с обратной стороны, а мы втиснулись в кабинку бортового «уазика», пропорциями сопоставимого с нашей хаткой.
Ехали весело. Щебетала дочь, расспрашивала о домашних новостях жена. Мне, поскольку не за рулем, Анатолий даже кое–что поднес — проводить старый год — из бардачка. Но не проехали и трети пути, как «уазик» наш обломался. Крутились–крутились мы с Анатолием — причем я, конечно, только из солидарности — вокруг мотора, но он даже чихать воздерживался, хотя погода уже «шептала»: заметала поземка, грозившая обрушиться метелью. Что делать? Возле нас притормозил «КАМАЗ», доверху плотно груженный шинами, не то автомобильными, не то тракторными. Вышел водитель, тоже покопался вместе с Анатолием, потом посмотрел на часы и сказал:
— Цепляйте вашу «козявку», и поедем вместе.
Мы прицепились. Дочка с женой сели в кабину «КАМАЗа», поскольку в нашей кабинке уже крепко захолодало, а греться можно было только тем, из бардачка, чего не только дочка, но даже жена до сих пор на дух не переносит.
Ну а мы с Анатолием переносили. И для нас, болтающихся вместе с нашей «козявкой» на почти что бельевой бечевке, даже в таком виде поездка поначалу была веселой.
Но вдруг, когда до нашего городка оставалось километров семьдесят, поняли, что у «козявки» отказал не только мотор, но отказали и тормоза. Это значит, что если многотонный грузовик, совершенно не чувствующий нашей дополнительной тяжести, резко затормозит, мы с размаху вмажемся прямо в его железную задницу. А «уазик» наш мало того что жестяной, да еще и безносый. Никакого «жизненного пространства».
Что делать? Мобильных тогда не было, кричать бесполезно: «КАМАЗ», тоже торопясь к двенадцати, ревет как оглашенный; махать также смысла нет. За горой шин, да еще в кромешной ночи, водитель все равно бы ничего не увидел. Да и опасно суетиться: заметив неладное, шофер сразу притормозит. И мы тут как тут — яичница на камазовом кардане. Да и потом, рассудительно сказал Анатолий, если что, лучше лежать в своей районной больнице, чем в чужой.
До своего района мы еще не дотянули.
Я согласился с его твердым мнением, к которому я всегда прислушивался еще и потому, что моего он и не спрашивал. И мы дернули еще по одной, теперь уже вдвоем, на пару, поскольку руль в руках Анатолия уже ничего не значил. Как и ручной тормоз — его к тому времени, приноравливаясь к ходу грузовика, мы тоже уже сожгли...
На пару, повторяю, дернули: как бы за здоровье, но под ложечкой уже сосало — как бы и не за упокой. Я вглядывался в болтающуюся перед глазами гору шин уже и как бы со слезою на глазах: где–то там, невидимые, но — рядом красавица жена и раскрасавица дочь.
Хорошо, что машин на трассе мало — кто же еще, кроме нас, шелопутных, сунется в дальнюю дорогу в новогоднюю ночь, — а то взбредет нашему «ведущему» резко притормозить, и — пиши пропало. Бельевая бечевка — материал, не ведающий сопротивления.
— Хорошо если он не местный, — заговорил вдруг вновь Анатолий.
— А что? — не понял я.
— Да тут, на границе районов, поперек асфальта, пробита канава с креозотом: карантин против ящура. Если местный, то знает, зараза, притормозит, — грустно завершил свояк.
И пришлось перед границей налить еще по одной. На всякий случай. «На том свете, — как писал знающий классик, — не нальют».
Слава богу, не местный — пронесло.
Ну повеселели и окончательно — после не то третьей, не то просто очередной — потеряли бдительность. Потому как уже въезжали на бельевой бечевке в родной городок, в котором Анатолий десятью годами старше меня и родился, а я не так давно еще жил–учился–воспитывался в здешнем интернате.
Мы забыли, что на самом въезде в город трасса делает крутой поворот. Направо — в нашем Отечестве все крутые повороты почему–то исключительно направо. И шофер «КАМАЗа», наш спаситель–избавитель, который в этот миг вполне мог оказаться и нашим погубителем, просто вынужден был не только притормозить, но и взять резко вправо. Шоферы — они такие: куда линия, туда и они.
Шофер нашего впереди идущего монстра легонько кинул руль вправо, а Анатолий, могучий мой, незабвенный свояк, всей своей рыбацко–охотничье–браконьерской мощью навалился на жалкую уазиковскую баранку, изо всех недюжинных сил сворачивая ей шею влево.
Ну, как народ.
Не только он, но даже я, худющая газетная штафирка, отрезвел в эти секунды.
Силы оказались равными — «КАМАЗа» и моего свояка.
Бечевка лопнула (вообще–то я, каюсь, в какой–то миг испугался, как бы могучий мой родич не своротил в кювет и «КАМАЗ» — все–таки мои, а не его две красавицы сидели там в теплой кабине).
«КАМАЗ» повернул, а «уазик» наш, удержанный богатырскими объятиями на прямой траектории, вылетел по прямой, по–конформистски, по–интеллигентски на обочину и сходу вломился прямо в чьи–то ворота. Расквасил их, обрушился в чужой двор и, уткнувшись в бетонную шейку колодца — по синяку мы все–таки получили, — замер.
С двух сторон бежал к нам народ. С одной, опережая мою жену и даже мою дочь, шофер «КАМАЗа»; с другой, с ярко освещенной веранды, где уже «провожали», люди не только с фужерами и вилками, но и с ножами тоже.
И обе стороны в одинаково большом испуге–изумлении.
Хорошо, особенно если тебе двадцать с небольшим, иметь в свояках какого–нибудь директора, особливо — рыбхоза.
Видимо, немало задолжала краевая кооперация Анатолию: мгновенно откупился он перед хозяевами и их гостями и за ворота, и за попорченную бетонную шейку, и за испуг, уже переходящий в нечаянную радость, и даже за те две — граммов по двести пятьдесят, что были влиты нам с ним в качестве штрафа еще до завершения взаиморасчетов.
Вот бы у кого учиться отечественному ГАИ!
Да что ГАИ, жена моя так горячо не обнимала меня даже в первую ночь после армии. Нас пытались вместе с шофером залучить в дом — слава богу, его не повредили — на продолжение встречи Нового года, до которого оставалось минут пятнадцать–двадцать.
Не тут–то было. Анатолий сгреб всех, включая молоденького паренька–камазовца, и поволок в свой, теперь уже свой, законный, двор, что стоял ровно через две улицы отсюда.
Что было! Вино, шашлыки, карпы–сазаны–толстолобики–белые амуры во всех видах, оружейная пальба (фейерверков, как и мобил, тоже еще не знали), объятия и братания. Бедного худенького камазовца мы так затискали, заугощали, что наутро обнаружили его почему–то не на почетном, гостевом диване и даже не под ним, а между диванной спинкой и стеной...
Но знаете, в чем соль этого абсолютно документального, даже дочка подтвердит, святочного рассказа, воспоминания?
Край был Ставропольский. Краевой центр — Ставрополь. Городок, в который мы так стремились — Буденновск.
А шофер «КАМАЗа», сухой и черногривый, кстати, не только в трезвом, но даже и пьяном виде наотрез отказавшийся от пятидесятки, которую по–русски, по–медвежьи пытался всучить ему мой теперь давным–давно уже покойный, а тогда еще во всем соку, Микула Силянинович, родич, шофер был — дагестанец.
В Моздок он, видите ли, с шинами торопился и тоже надеялся поспеть к Новому году.
Вот так–то.
Ведали б мы тогда, на рубеже семьдесят первого–семьдесят второго, что ждет нас всех впереди. Соломки бы подстелили.
А знаете, как называлась улица, в один из дворов которой мы тогда и вломились? Жертв Революции.
Мне и тогда казалось и сейчас мнится, что русский язык победительно существует сам по себе, вне времен, особенно «исторических», и строев, тоже в прин ципе исторически определенных.
А вы говорите.
Дочка Катя подарила мне внука Никушу
Лео Бокерия, академик РАН и РАМН, директор Научного центра сердечно–сосудистой хирургии имени Бакулева
Ушел еще один год. Каким он был? Нормальным. Трудным. Со своими радостями и огорчениями. Все, как обычно. Но в то же время, как каждый год, был в чем–то отличен от других.
Моя младшая дочь Ольга вместе с «Лигой здоровья нации» начала движение, которое обрело название «Прогулки с врачом». Я, конечно, в нем участвую. Стараюсь находить время, чтобы лично отправляться в такие прогулки. Причем не только в Москве, но и в других городах. Личное участие чрезвычайно важно: многих увлекает твой пример. И, как говорится, лиха беда начала: однажды прошлись вместе со мной, а уж потом втянулись, и процесс пошел.
Не забыть мне и 25 ноября 2012 года. В этот день впервые в мире я провел операцию по имплантации новейшего полноприточного клапана сердца. Отрадно, что клапан разработан и изготовлен российскими кардиохирургами, инженерами, физиками. Он не имеет аналогов в мире. И, по мнению ведущих специалистов, самый совершенный. Не стану вдаваться в конструктивные и иные особенности клапана. Скажу лишь, что применение таких клапанов существенно улучшит результаты операций не только у взрослых, но и у детей с врожденной клапанной патологией сердца. А в некоторых случаях позволит оперировать маленьких пациентов, лечение которых было ранее невозможно.
А еще в прошлом году я стал более богатым: дочь Катя подарила мне внука Никушу. Теперь я дедушка шести внуков: трое детей — у дочери Ольги, и трое детей — у дочери Кати. Николай родился 29 октября. А 5 октября Катя защитила докторскую диссертацию, посвященную нарушению сердечного ритма и лечению этой патологии у плода. Семейный круг стал больше, и это, наверное, самое большое счастье...
Хотели чуда и устроили его себе сами
Владимир Хотиненко, режиссер, народный артист России
Я человек мистический и к жизни в целом отношусь, как к чуду. И знаю, что чудеса можно творить. Обычно мы с женой Танечкой встречаем Новый год дома в Москве. И как–то душевно получается, и мы эту традицию бережем.
Но в прошлом году нам захотелось экзотики, карнавала. Я готовил для жены сюрприз и о поездке в Венецию жене сказал в последний момент. Новый год мы встречали в театре « Ля Фениче», где устраивается сборный концерт, куда приглашаются оперные звезды. Публика в смокингах и вечерних туалетах. Интерьер театра роскошный, там Висконти снимал фильмы. Словом, попали в сказку. Перед началом концерта прозвучал итальянский гимн. После концерта пошли на площадь Сан–Марко. С галереи собора на нее открывался великолепный вид. Под звуки уличных оркестров гуляли толпы приезжих, разгоняя стаи птиц, а сама площадь похожа на гигантский зал, предназначенный то ли для балов, то ли для парадов. Словом, хотели чуда и получили!
Ликовал вместе с японцами
Сергей Абламейко, ректор Белорусского государственного университета, академик НАН Беларуси
Мое детство прошло в небольшом белорусском поселке Вороново, где Новый год соседи, друзья, домашние встречали вместе, по–семейному. Такая традиция сохранилась и в моей взрослой жизни. Но однажды, на исходе 2000 года, я оказался в командировке за много тысяч километров от дома — в Японии, на юге острова Кюсю. Перспектива коротать праздничную ночь в одиночестве не прельщала. Однако японские коллеги проявили участие. Один из профессоров пригласил меня к себе домой, чтобы отпраздновать наступление Нового года в кругу его семьи. Уже сама обстановка оказалась необычной для европейца. Мы сидели на циновках, на низеньких столиках стояли маленькие чашечки с саке. Потом все вместе пошли на улицу. Центр города был в новогодних украшениях и огнях, японцы не стеснялись выражать ликование, в магазинах чуть не даром предлагали попробовать любое угощение. Во мне, конечно, сразу признали европейца, и десятки людей обратились в тот вечер ко мне с добрыми пожеланиями и поздравлениями. Запомнилось и то, как уважительно относилась молодежь к старшим. Так что, находясь вдали от дома и близких, я не чувствовал себя одиноким и забытым.
Японское общество принято считать достаточно закрытым. Но в ту ночь я понял, что у нас, у всех жителей Земли, много ощего. В этом еще раз убедился, когда снова приехал в Японию вскоре после трагедии на «Фукусиме». Нужно было видеть, как сплотились люди в стремлении преодолеть беду: сообща разбирали завалы, чем могли помогали друг другу. Меня же благодарили за то, что я не отложил поездку, видели в этом нашу солидарность. Эти теплые чувства вспоминаю до сих пор.
Жена нагадала меня перед Рождеством
Сергей Бондаренко, председатель Думы Сургута, руководитель организации «Белорусы Югры»
Эта история началась давно и, конечно же, в ночь на Рождество, а кульминация наступила в прекрасную новогоднюю ночь.
Так случилось, что, когда я был еще юн, хорош собой, строен и удал, судьбу мою на десятки лет вперед решило рождественское гадание: некая девчонка, поколдовав с подружками за бумажками, свечками и шептаниями, всерьез решила, что суженым ее обязательно станет парень по имени Сергей. Ну мало ли Сергеев в Речице (моем родном белорусском городе), да и вообще на белом свете?
Но через какое–то время под Новый год на дискотеке я и повстречал ту девушку. Естественно, знаком я с ней не был, но почему–то сразу подумал: «Только она может быть моей женой!».
Вета, так звали девушку, потом рассказала, что тоже каким–то седьмым чувством угадала: «Ага! Это тот самый Сергей, и он будет моим». Так сбылось давнее рождественское гадание, и что за этим чудом стоит, мне неведомо.
А дальше девушка «включила» все свои чары и приворожила меня с первого же взгляда. Правда, права провожать ее домой в ту ночь мне пришлось добиваться в жесткой конкуренции, о чем до сих пор напоминает небольшой шрам на губе.
Увы, после той встречи жизнь нас разбросала на долгие пять лет. А встретились мы вновь на пороге Нового года. И уже решили окончательно: не расстанемся больше никогда.
...Скоро, в 2015–м, мы с моей Викторией будем встречать Рождество и Новый год уже в 25–й раз! Как всегда — дома, с детьми. Я очень надеюсь, что к тому времени уже «в компании» с первым внуком или внучкой.
А нынче едем в Кению
Святослав Медведев, директор Института мозга Человека, Член–корреспондент РАН, доктор биологиЧеских наук
Я уже несколько лет провожу новогодние праздники, путешествуя по Африке. Побывал в Зимбабве, Ботсване, Намибии. Прошел на теплоходе по Нилу. Там удивительная природа!
Много снимаю на фото, видеокамеру. Нынче еду в Кению. Она популярна у любителей сафари. Но я не охотник. У меня там другой интерес, опять–таки — живая природа, животный мир. Еду в данном случае еще и для того, чтобы погреться на солнышке. Немного отдохнуть от затянувшихся российских морозов. В новогодние чудеса я не верю. Уверен: все чудеса — дело рук самого человека. Мои наилучшие пожелания читателям «Союза»!
Праздник встретили в троллейбусе
Александр Тиханович, народный артист Беларуси
Кажется, было это в 1989–м. Новый год довелось встретить в минском троллейбусе. У нас с женой есть такой обычай — провожаем старый год с нашими родителями. Cъездили к Ядиной маме (Ядвиги Поплавской, супруги Александра Тихановича. — Ред.) на улицу Богдановича, потом к моей — на Карла Либкнехта.
Смотрим, что пора и домой — успеть к бою курантов. Стали вызывать такси, а свободных машин нет. Сели на 8–й троллейбус. И ровно без пяти минут полночь он остановился возле Главпочтамта. В салоне только мы одни. Попросили женщину–водителя постоять на остановке. Потому что над входом в Главпочтамт как раз есть большие часы, напоминающие куранты. С собой у нас оказалась бутылка шампанского. У водителя нашелся стакан. Открыли шампанское и под часами подняли «бокал» — выпили по очереди. Водитель, конечно, не пила, мы ей подарили коробку конфет. За это она довезла нас до площади Победы. Наш дом оттуда недалеко, и дальше мы пошли пешком.
Повидала своих четырех сестер благодаря «концу света»
Антонина Кошель, заслуженный тренер Беларуси, олимпийская Чемпионка 1972 года по спортивной гимнастике
Обычно Новый год я встречаю дома, с семьей. И каких–то особенных приключений у меня не было. Но где–то в начале 1990–х случилась история, в которой, наверное, без волшебства не обошлось. Я тогда уже заканчивала приготовления к празднику — оставалось только запечь в духовке гуся, после чего можно было садиться за стол. И буквально за четыре часа до боя курантов в квартире пропало электричество. Думала, что ненадолго. А соседи разузнали, что дадут свет, скорее всего, только утром 1 января.
Встречать праздник при свечах, возможно, было бы и оригинально. Но ни мне, ни мужу, ни детям эта перспектива не нравилась. Поэтому мы быстренько упаковали заранее приготовленные салаты в сумки, собрались, вызвали такси и махнули к родственникам. Я росла в большой семье — у меня четыре сестры. И в ту новогоднюю ночь все они собрались дома у старшей. Для полного комплекта не хватало только меня. И какими–то высшими силами, видимо, было предначертано, чтобы ту новогоднюю ночь я провела вместе с сестрами. Как и много предыдущих. Все же не случайно Новый год считается семейным праздником...
Однажды я встретила Новый год дважды
Ирина Алферова, народная артистка России
Однажды я встретила этот прекрасный праздник дважды... Пьер Карден накануне Нового года пригласил «Ленком» с культовым спектаклем «Юнона» и «Авось» в Нью–Йорк. Все мы настроились поднять фужеры с шампанским в Америке, но самолет все задерживался и задерживался, мы приуныли.
Так и вышло: встретили Новый год на чемоданах в московском аэропорту. А потом объявили наш рейс, и мы благополучно прилетели в США. И встретили Новый год еще раз, теперь уже по американскому времени. Это было сумасшедшее празднование — был страшный ливень, весь Нью–Йорк вышел на улицы, и мы тоже пошли в толпу и были очень счастливы. Пьер Карден накрыл для нас роскошный стол. Наступивший год определил для театра целое десятилетие. Пьер Карден триумфально представил «Юнону» и «Авось» на самых известных площадках Европы и Америки, в том числе в Париже, Амстердаме, Гамбурге, Афинах...
В новом году меня обласкал даже Аркадий Райкин
Александр Дольский, поэт, бард
Новогодние праздники я с молодых лет стараюсь непременно проводить с семьей — женой и сыновьями. Но в одну из праздничных ночей «изменил» и им. Получилось это случайно, в какой–то степени помимо моей воли. Готовились мы тогда к встрече 1979 года. Моя жена Надежда Александровна хлопотала на кухне, дети готовили елку. А я решил пойти немного поработать. Душа, что называется, просила. Сел за письменный стол и... быстро забыл о празднике, подарках, застолье. Близкие не беспокоили, знали, что мешать мне, когда работаю, нельзя. Словом, вышел к ним уже где–то во втором–третьем часу нового года. И что вы думаете? 1979–й стал одним из самых успешных для меня. Большим тиражом вышла первая пластинка с моими песнями в авторском исполнении. А ведь бардов в те времена в стране не жаловали. За пластинкой и первая книга. Я стал лауреатом всесоюзного конкурса артистов эстрады. Меня пригласил сотрудничать с его театром Аркадий Райкин. Ну не чудо ли? Верно говорят: как Новый год встретишь, так его и проведешь!
Гостей расспрашивали Ю. Бакеренко, Л. Безрукова, В. Бибиков,А. Бушев, Т. Жигайлова, В. Корбут, И. Краснопольская, Е. Пряхина.
