Когда на лице Сергея Николаевича появлялась по–детски мягкая улыбка, мне казалось, что в комнату, где мы беседовали, неожиданно заглядывало солнышко. Хотя за окнами типичной «хрущевки» серенький зимний денек не проявлял желания очистить небо от облачной пелены. Голос моего собеседника звучал необычно молодо. И не было в его повествовании досадных провалов, когда хочется их чем–то заполнить, да не знаешь, как это сделать. А лента дороги, имя которой жизнь, все разворачивалась и разворачивалась. И как река начинается с ручейка, так и эта дорога — с проселка...
Из уголков памяти рассказчика всплывает родительский дом в деревне Плещицы Шкловского района. У Николая Иосифовича и Марии Антоновны Рябовых было семеро детей. По тем временам — обычная семья. Двое детей не выжили. И осталось пятеро. Сергей — старший. А на плечи первого сына в крестьянской семье ложились совсем не детские заботы. И хотя летом так хотелось поплескаться с ребятами в Днепре (по реке в ту далекую пору ходил пароход «КИМ» и глубина в середине достигала 10 метров) и бор с вековыми соснами в два обхвата манил в таинственную прохладу (ягод, грибов и орехов там было великое множество), Сергей всегда помнил о своих обязанностях. И не было для него большего несчастья, чем услышать от родителей слова упрека: подвел, не сделал. Но такого не случалось никогда.
Отец был видным и крепким мужиком. В молодости он гонял плоты. А когда в деревне возник колхоз «Новый быт», крестьяне избрали его своим председателем. Но с грамотой у Николая Рябова было туго, и через год в колхоз прислали «тридцатитысячника» по фамилии Щасный. Однако счастье вскоре обошло его стороной: кулаки убили председателя. Отца назначили бригадиром. Так и работал он до самой войны. Отменное здоровье было и у мамы. Большой запас прочности дали родители своему первенцу Сергею.
Николай Рябов пропадал в колхозе с утра до позднего вечера. Но за труд получал на трудодень по 200 г зерна вперемешку с мышиным пометом. Тощая земелька давала скудный урожай: посеешь центнер — соберешь два. Гречиха, ячмень да овес кое–как дотягивали до нормы, а вот жито расти никак не желало. Проглотит земля навоз, а отдачи нет. Не раз спрашивал у себя Сергей: наступит ли такое время, когда он сможет вволю поесть черного хлеба? К отцу он с таким вопросом не обращался. Видел: не до того ему было. Как не спрашивал, когда купят ему сапоги или ботинки. В начальную школу Сергей ходил в лаптях.
Но удивительное дело: свет от той сельской школы, как от далекой звезды, Сергей Николаевич чувствует и сегодня. Хотя правильнее будет сказать: не от школы, а от первой учительницы Анны Федоровны. Она казалась сельской ребятне человеком из другого мира: красивая, стройная, нежная. И одевалась она не так, как сельчанки. Дети не просто любили свою учительницу — они ее боготворили. А муж Анны Федоровны был директором школы. Каким ветром занесло двоих интеллигентных людей из дворян на Шкловщину, никто сказать не мог. Но кому–то они явно мешали... Школьная техничка донесла куда следует, что директор школы возит в велосипедной сумке для ключей... пистолет. Оружия не обнаружили, а вот церковные книги в кожаных переплетах в их доме нашли. Этого было достаточно, чтобы директор школы исчез навсегда. И надолго погас свет в глазах любимой учительницы...
В мае 1941 года Сергей Рябов, окончив 8 классов Фащевской средней школы, решил подзаработать денег. Как–никак уже 16 лет, а у него нет ни костюма, ни приличной обуви... В Шклове Рябова взяли сезонным рабочим на линию связи. Меняли столбы, натягивали провода. И вот первая получка: 350 рублей. Сумма казалось сказочной. Денег хватило на все, что он задумал купить. Вот было радости! И гордости: деньги–то заработал своими руками. Хорошо, спокойно думалось о будущем, но все перечеркнула война...
Сергея Рябова в числе других комсомольцев отправили в Могилев. Ночью они грузили имущество связистов области для отправки на восток. А днем устраняли повреждения на линиях связи. Когда ушли последние эшелоны, их записали в народное ополчение и переключили на военные работы. Они рыли траншеи и противотанковые рвы. Подносили бойцам патроны и снаряды. Оттаскивали раненых в безопасное место. Сергей увидит Буйничское поле. Искореженного, рваного металла там было больше, чем земли. Потрясение, которое он перенес на том поле битвы, запомнит на всю жизнь.
Когда кольцо окружения почти замкнулось вокруг Могилева, около 100 допризывников походным маршем отправили в Чаусы. Но уже на второй день по прибытии сформировали команду из 5 человек, чтобы наладить связь с Могилевом. Подъезжая к мосту через реку Реста, они наткнулись на немецкий десант. Диверсанты забросали полуторку гранатами. Трое ребят были убиты. Водитель контужен. А Сергей ранен осколками гранаты. Отползая от горевшей машины, он получил тяжелое ранение в ногу от разрывной пули. Истекая кровью, Сергей полз, пока не потерял сознание. В конце дня его найдет санинструктор и доставит в медсанбат.
Вырываясь из окружения, войсковые части пошли на прорыв. А раненых оставили в деревне Волковичи Чаусского района. Когда немцы вошли в село, они расстреляли тяжело раненных солдат. А тех, кто мог двигаться, угнали в лагерь военнопленных. Сергея не тронули. Мальчишка, в гражданской одежде... Тем более что хозяева дома выдали его за своего сына. Попал, мол, случайно под обстрел.
Едва раны затянулись, решил добираться в родную деревню. Страшным был его путь по изувеченной земле. По обочинам дороги, по которой немцы гнали военнопленных, лежали трупы. В любую минуту Сергея могли схватить немцы или полицаи и учинить допрос. На своих ногах он двигаться не мог. От деревни до деревни его на подводах подвозили крестьяне. А в одном селе Сергея подсадили на замордованную лошадь, которая и довезла его до Плещиц.
Мама выходила сына, поставила на ноги. Окрепнув, он включился в борьбу с оккупантами. Был связным 35–й партизанской бригады Могилевской области. Знали Сергея Рябова в 20–м отдельном отряде и 35–м отряде Белыничской военно–оперативной группы. И длилась эта опасная работа полтора года. Сергей подвергал смертельному риску не только свою жизнь, но и жизнь мамы, брата и сестер. Отца дома не было. В первые дни войны он погнал на восток колхозное стадо.
Сергей Рябов передавал партизанам оружие, боеприпасы, взрывчатку. И нужные сведения о враге. Собирал теплые вещи. Однажды даже сумел добыть 2.000 немецких марок и 30 аусвайсов. Каким же бесстрашием надо было обладать, чтобы выполнить такие задания! А ведь знал прекрасно, чем все это может закончиться...
По доносу предателя в августе 1943 года он попал в гестапо города Могилева. Били его так, что тело превратилось в сплошной ком боли. Но мучительнее боли была мысль: что с родными? Ни слова не вырвали фашисты у Сергея. Когда через месяц вывели его из камеры, он подумал: «Ну вот и все. Кончились мои муки...» Но его присоединили к колонне и под усиленным конвоем повели к железной дороге, где стояли товарные вагоны. Вечерело, когда эшелон двинул на запад. Телятник до отказа забит молодыми парнями. Сергей обратил внимание на двоих. Они незаметно прощупывали дощатую стенку вагона. Он все понял. Когда стемнело, парни стали пробивать в стенке дыру. «Что вы делаете?! Прекратите! Нас всех расстреляют!» — раздались голоса. «Бежать надо! Нас везут в Германию на каторгу», — ответил один из парней, продолжая крушить стенку. Но вот образовалось нужное отверстие, и парни один за другим нырнули в темноту. Сергей — за ними. При падении он сильно разбился, но сил хватило добраться до партизанского отряда. Там он с радостью узнал, что все его родные живы...
После освобождения Могилевщины от гитлеровских оккупантов Сергея Рябова призвали на службу в Красную Армию. Артиллерист 76–миллиметровых пушек в 1135–м стрелковом полку 339–й стрелковой дивизии 1–го Белорусского фронта младший командир Рябов с тяжелыми боями прошел Польшу. Штурмовал Берлин. А у Бранденбургских ворот был второй раз тяжело ранен. Лечился в госпитале в польском городе Люблине. Здесь он и встретил Великую Победу над фашистской Германией. За ратный труд имеет немало боевых наград.
Отслужив, Сергей Николаевич вернулся домой. Он достал из солдатского вещмешка буханку белого хлеба, круг колбасы и бутылку водки (это все, что у него было). Выпили с отцом за победу. «Что думаешь делать, сынок?» — «Буду жить, батя!» И по сей день из того далека, сквозь толщу 70–летнего трудового стажа, звучат в памяти Сергея Николаевича отголоски могучих слов: «Буду жить!»
Жизнь имеет настоящую цену только тогда, когда в ней чередуются радостные и горестные дни. Когда добро борется со злом, а свет разгоняет тени. И когда не стыдно оглянуться назад. А Сергею Николаевичу Рябову, почетному гражданину Борисовского района, есть на что оглянуться.
Фото автора.
