Пять нападений за восемь дней — не слишком ли это много для благополучной Германии? Скептики говорят, что это только начало — с учетом того, что за прошлый год страна приняла миллион мигрантов, а в большинстве нападений именно они и фигурируют. Означают ли эти нападения новую эпоху в жизни Германии? Очень может быть.
Люди, сохраняющие в данных обстоятельствах трезвость мысли, говорят о том, что ни одно из этих преступлений не было совершено мигрантами, въехавшими в Германию в прошлом году. Самую большую “жатву” собрал мюнхенский стрелок — 18-летний иранец, родившийся и выросший в Германии. Это говорит о том, что опыт Франции и Бельгии, где теракты (куда более кровавые) в основном совершаются гражданами этих стран, пришел теперь и в Германию. Печально, но факт. Правда, есть отличие: в Германии это делают одиночки и терактами это не называют. Но как долго это отличие сохранится?
Германское законодательство не позволяет, например, прослушивать телефонные разговоры своих граждан. Что ослабляет возможности спецслужб, конечно. Уже сейчас говорят о том, что спецслужбам надо дать больше полномочий. Но об этом говорят после каждого теракта, и, как правило, граждане добровольно соглашаются на ограничение своих прав и свобод — ради безопасности. Но, как показывает череда провалов спецслужб, например французских (которым, как впоследствии оказывалось, террористы давно были знакомы), больше полномочий совсем не значит больше безопасности. Но законодательство менять, судя по всему, все-таки придется. Если не в том, что касается расширения полномочий спецслужб, то хотя бы в том, что касается беженцев, которым отказано в предоставлении убежища на территории Германии.
Сирийскому беженцу, взорвавшему бомбу в Ансбахе, в предоставлении убежища отказали два раза, но он оставался в Германии легально — потому что возвращаться в воюющую страну было опасно. Более 155 тысяч человек имеют аналогичный статус. Сейчас политики заговорили о том, что пора начинать возвращать людей в Сирию и Афганистан, несмотря на войну. Это, конечно, негуманно, но с каждым новым нападением разговоров о гуманизме будет все меньше. А если и будут, то только о гуманизме в отношении коренного населения. Хотя 18-летний подросток Али Давид Сонболи был коренным — и что делать с этим?
Или что делать с тем фактом, что у взорвавшего бомбу в Ансбахе Мохаммада Д. обнаружено достаточно материалов для изготовления второй? Причем материалы эти находились (и первая бомба, надо полагать, собиралась) в государственном приюте для беженцев, где Мохаммад жил, пока в его стране идет война?
События прошедшей недели продемонстрировали эффективность немецкой машины в реагировании на угрозы (особенно четкой была работа полиции во время стрельбы в Мюнхене), но слабость в предотвращении таких угроз. Хотя в этом немцы неодиноки: о слабости (но, конечно, не о беспомощности) спецслужб перед лицом террористических угроз говорят все и давно. События в Германии показали и доказали: атаки “одиноких волков” предотвратить практически невозможно. Хотя вот в Мюнхене арестовали 16-летнего афганского друга стрелка Сонболи: похоже, он знал о готовящемся преступлении. Но не донес. Цена — девять жизней. Но это не был теракт. Это было массовое убийство. По крайней мере, так его называют в Германии.
Разница в дефинициях важна. Особенно для канцлера Ангелы Меркель: на объявленную ею в прошлом году “политику открытых дверей” эксперты и рядовые граждане набросились с новой силой. А спецслужбы признали: среди беженцев, которые уже находятся в Германии, как минимум 410 — потенциальные террористы. Проморгали. Кроме того, около 840 жителей Германии в разное время воевали на Ближнем Востоке под флагом “ИГИЛ” и почти треть вернулась обратно. С боевым опытом и знанием взрывного дела, само собой. Очень печальное предсказание, но, возможно, недавние события в Германии — это только начало.
sbchina@mail.ru
