Школьная реформа... Ох, больная тема. Без малого десять лет белорусская система образования встраивается в новую колею. Со скрипом, а порой кажется, что и с диким скрежетом. Это наглядно продемонстрировало недавно ток–шоу «Выбор» на ОНТ. Пока ученые мужи и чиновники в прямом эфире велеречиво рассуждали о преимуществах новой модели, мамы, папы, бабушки и дедушки обрывали телефоны, делясь наболевшим. И оказалось: народ — против! Почему у нас, родителей, школьная реформа вызывает чувства, диаметрально противоположные тем благим намерениям, которые, безусловно, закладывались в нее изначально? Почему мы с тоской вспоминаем собственное детство, когда в школу шли с семи, учебники были понятны, десять лет учебы пролетали как один день и медики не обнародовали из года в год все более печальную статистику «школьных» болезней? Да потому, что мы каждый день наблюдаем, как туго приходится нашим детям. Думали ли мы, что школа станет синонимом хронического стресса? Груз знаний взваливается на малышей в 6 лет. К четвертому классу шестичасовой рабочий день становится для них нормой жизни. К седьмому — в дебрях иных учебников плутает уже не только школьник, но и его папа — доктор наук. К девятому классу — борьба не на жизнь, а на смерть ведется почти за каждый балл. Но безуспешно. Тогда на горизонте материализуется репетитор — фигура в условиях современной школы просто ключевая, без его помощи даже с хорошим аттестатом не преодолеть «сито» вуза. Централизованное тестирование выливается в сущий кошмар для всей семьи, вступительная кампания наносит последний удар... Родители горстями глотают валидол не в силах найти выход из противоречия: с одной стороны, их великовозрастное 18–летнее чадо — уже полноправный избиратель, призывник и без пяти минут сам родитель, а с другой — только что вставший со школьной скамьи ребенок. Времени на адаптацию к взрослой жизни у него практически нет. Зато сколько же его было в школе!.. Вопросы, вопросы, и все — архисложные и архиважные как для каждой семьи, так в конечном счете и для государства в целом. Сделает ли реформа наших детей образованнее, счастливее? Не пришла ли пора остановиться, оглядеться и свернуть с пути, который ведет в никуда? Или надо стоически пережить издержки роста? Эти и другие вопросы, которые одинаково волнуют родителей, медиков, педагогов, в конференц–зале редакции обсуждали ректор БГУ Василий Стражев, председатель Постоянной комиссии Палаты представителей по образованию, культуре, науке и научно–техническому прогрессу Владимир Зданович, заслуженный учитель Александр Фельдман и дедушка троих внуков генерал Григорий Флерко, много лет отдавший педагогической деятельности. А еще в дискуссии заочно участвуют заинтересованные лица — посетители сайта «СБ».«СБ»: 145 миллиардов рублей — столько стоит увеличение продолжительности обучения в школе на один год! Чем можно оправдать такие гигантские затраты государства?
Г.Флерко: У меня, наоборот, возникает множество вопросов: на что будут потрачены эти 145 млрд. и что это нам даст? Думаю, если посчитать, во сколько обойдется стране уменьшение срока трудовой деятельности даже на 1 год, то сумма выйдет гораздо более внушительная. А подсчитывал ли кто–нибудь, сколько дополнительных денег уйдет из кармана родителей на содержание детей, которых искусственно задерживают за партой?
В.Зданович: Вот про деньги не надо. Сейчас выделяется достаточное количество финансов для того, чтобы система образования не только существовала, но и развивалась. И на 12–летку хватит. При том, что и самих школ, учеников и учителей становится все меньше. Нерациональные траты — вот бич экономики образования. Зеркальные туалеты с позолоченными ручками, подвесные потолки, установка систем слежения, наем охранников, закупка посуды «Цептер» — конечно, все это может быть. Но если рядом, в другой школе, для обогрева здания бревно в печку кидают, если нет мяча или реактивов, то... Кстати, бывая в зарубежных школах, излишеств не встречал, там больше — здоровый аскетизм. Мы же пытаемся школы превратить в музеи, оранжереи, картинные галереи.
Г.Флерко: Потоки информации захлестнули мир. Лет через 30, чтобы запомнить все, при таких подходах не хватит и школы–шестнадцатилетки. Ведь качество нашего образования не меняется! Ребенок — все так же некое умственно пассивное существо, всецело занятое заучиванием текстов. И переход на 12–летнее образование эту проблему не решает. Уровень знаний должен зависеть не от продолжительности, а от качества обучения.
А.Фельдман: Реформирование школы было вызвано лучшими побуждениями. Одно из них — переход на пятидневку. Естественно, в ходе реформы возникал ряд проблем. Но вот я не припомню, чтобы в течение последних лет инициаторы преобразований в лице Минобразования обсуждали на каких–то совместных с учителями школ и преподавателями вузов совещаниях накопившиеся проблемы. Вопросов много, а ответов или нет, или они нас не всегда удовлетворяют.
В.Зданович: На мой взгляд, советское образование действительно было неплохим. И не пришлось бы изменять сроки школьного обучения, если бы занялись не формой (десятибалльная система оценок, названия учебных заведений, терминология и т.п.), а содержанием образования. Надо было лишь своевременно выбрасывать устаревший материал, устранять дублирование тем в различных предметах, использовать рациональные методические приемы в обучении. Но эта работа глубинная, неэффектная. Поэтому выбрали другой путь — под призывом уменьшения учебной нагрузки увеличили количество школьных лет. Да, число уроков стало меньше, но за годы реформы объем материала ведь вырос! Педагоги вынуждены все больше ориентировать школьников на самостоятельную работу. Сохраняется в школе и прежняя атмосфера монотонности и принудительности. А тут предлагают просидеть за партой не 11, а 12 лет! С другой стороны, бросаться из крайности в крайность как–то не очень хорошо. Не получилась деталь, так бросим в печь и переплавим — выход ли это?..
«СБ»: Итак, реформа идет полным ходом. Но, по данным Минздрава, от всех нововведений в школе здоровье школьников лучше не стало. Например, дети, начавшие учебу в 6 лет, затем болеют чаще, чем их сверстники, которые пошли в 1–й класс с 7 лет. У более чем половины шестилеток наблюдается отставание в психомоторном развитии. К восьмому году обучения снижается острота зрения в 7,2 раза. Гастриты, сколиозы... Некоторые специалисты считают, что переход на обучение с 6 лет не имел медико–физиологического обоснования.
Г.Флерко: Здоровье детей... Это, по–моему, было главное, ради чего затевался переход к двенадцатилетке. Нам говорили: школьные нагрузки непосильны для учеников, поэтому мы удлиним обучение на год, разработаем соответствующие программы и предусмотрим щадящие здоровье технологии обучения. А что мы имеем? Под «новыми образовательными технологиями» понимается что угодно (свежий воздух, питание, тренажеры, спортивные занятия), но никак не рациональная организация учебного процесса. На всех школьных ступенях ребенка пичкают знаниями, сведениями, информацией. Шесть–восемь уроков в день, факультативы, сверх того репетиторы и дополнительные занятия.
В.Зданович: А разве в школе лет 15 — 20 назад это здоровье качественно измеряли? Сравнивать–то не с чем. Считаю, что с 6 лет можно начинать учебу. Сам пошел в школу в 6 лет, причем сразу во второй класс, и каких–либо сложностей не ощущаю. Другое дело — чему учили тогда и сейчас...
«СБ»: Позвольте озвучить наблюдения родителей. В первом классе, как правило, шестилетки и семилетки успевают одинаково. А через год–два шестилетки начинают отставать. К 6–му классу многие оказываются в троечниках. В чем причины?
В.Стражев: Я бы не делал таких обобщений. Скажите, какой ребенок будет лучше учиться в первом классе при равных способностях по одинаковой программе — шестилетний или семилетний? Конечно, семилетний. Потому что физиологически более развит.
А.Фельдман: По каждому предмету должн
а быть сделана ревизия учебного материала. Очень трудно отказываться от того, что годами изучалось в школе, но от чего–то надо отказываться. И когда говорят, что школа готовит выпускника к жизни, то для меня это, в частности, означает, что любой выпускник должен иметь шанс получить высшее образование. А для этого он должен иметь достаточно хорошую подготовку в школе. И школьная реформа должна эту задачу решать. Лучше знать много о немногом, чем немного о многом.
«СБ»: Вот вы говорите: нечего спорить о возрасте первоклашек, нужно думать, как оптимизировать учебный процесс. Но почему вопрос оптимизации до сих пор в стадии обсуждения?!
В.Стражев: В царской России в школу отдавали с 9 лет, после революции — с восьми. В 1944 году было установлено: в первый класс — с 7 лет. В Беларуси, если быть точным, переход на обучение шестилеток начался не в 1998 году, а в 1984–м после принятия соответствующего постановления ЦК КПСС. Если бы тогда дело довели до конца, никаких бы сегодня дискуссий и в помине не было.
А.Фельдман: Бесспорно, что школьная реформа будет совершенствоваться. И я бы хотел коснуться 10–балльной шкалы оценивания. Ее неоспоримое достоинство — в школе исчезли второгодники. Но тест оценивается по 100–балльной шкале, такая же шкала применяется и при поступлении в вузы. Было бы разумно 100–балльную систему оценивания тестов перенести на оценивание письменных работ в школе по математике, физике, химии. Затем эти баллы переводятся в 10–балльную шкалу. Например, учитель дал на письменной работе 5 задач, оценив каждую задачу каким–то числом баллов. Пусть сумма баллов равна 20. Ученик набрал 12, тогда 100:20х12=60, что дает отметку 6.
В.Зданович: А я думаю, в этом–то и беда, что до конца начатое не доводим. Мы спорим о шкуре неубитого медведя. Плохо, плохо, а если окажется, наоборот, хорошо? С таким настроением уже третья школьная реформа будет незавершенной. А ведь она связана еще и с вузовскими изменениями. 12 лет в школе, зато в вузе на полгода–год меньше учиться. С учетом того, что почти все желают получить высшее образование, и семьям, и государству будет легче. А вообще, странно как–то получается: десять лет были довольны, в один голос хвалили реформу, а на одиннадцатом вдруг стало плохо... Есть правило: пока решение не принято — оно обсуждается, а если уж принято, тем более закреплено законом, то выполняется.
«СБ»: Наши читатели в один голос жалуются: детям по–прежнему не по силам школьные нагрузки! Зачем в первых классах «грузить» малышей абстрактными понятиями и заумными терминами?
Г.Флерко: Признаюсь, я тоже совершенно не уверен, стоит ли даже в 1 — 3–х классах изучать те разделы и предметы, которые включены в программу. Сколько в ней ненужного! Мы, родители, в младших классах хотим видеть своего ребенка прежде всего здоровым и воспитанным и надеемся, что читать, считать и писать его научат в форме игры, в ходе живого общения. А вместо этого — принудиловка и ежедневное бдение в закрытом помещении над учебниками по 5 — 7 часов.
В.Зданович: В школе еще ничего, туда все–таки учиться идут, т.е. трудиться. А вот с подготовкой пятилетних детей к школе нужно серьезно разобраться. По–моему, там сейчас настоящий первый класс. Школа в действительности становится тринадцатилетней...
«СБ»: В начале 90–х годов была усилена гуманитарная составляющая учебного процесса и сокращено количество часов на математику и естественнонаучные дисциплины. Не привело ли это к снижению общего уровня образования в этих областях знаний? Насколько такой подход отвечает инновационному пути развития страны?
В.Стражев: В прошлые времена математика и естественные науки занимали непропорционально большое место в школьной программе. На то были свои причины. Сегодня нужны и образованные люди, и подготовленные кадры во всех сферах. Для чего, собственно, на старшей ступени школы и вводится профильное обучение. Скажите, есть ли смысл всем все глубоко изучать? Многое ли гуманитарию в жизни пригодилось из школьного курса математики?
А.Фельдман: Я против сокращения количества часов по математике в связи с переходом на 12–летнее образование. Из всех школьных предметов математика — лидер в развитии мышления учащихся, а оно необходимо в любой области деятельности человека. Если сейчас в 10 — 11-х классах с углубленным изучением математики на этот предмет отводится 578 часов, то по 12–летней программе в 11 — 12-х классах — всего 476 уроков. Разница — 102 урока — весьма ощутимая. Вот что меня очень волнует. Научно доказано, что уменьшение количества уроков по математике на 1 час в неделю снижает общую успеваемость учащихся на 10 — 12 процентов.
В.Зданович: Каждый учитель будет отстаивать свой предмет и доказывать, что без него школа погибнет. Было бы лучше окончательно определиться с набором и объемом предметов, без которых в жизни действительно нельзя обойтись. А к ним в старших классах добавить дополнительные: по интересам и склонностям. Хотя у старшеклассников уже есть нормальный выбор, возможность перейти из класса в класс, и что–то сильно менять не надо.
«СБ»: Проблеме натаскивания на вступительные экзамены, увы, уже не один год. Лицеи и гимназии, есть такое мнение, просто «мостят» дорогу в вуз для немногих избранных. Создается впечатление, что между школой и вузом сегодня искусственно установлен барьер. Непомерные и все возрастающие требования на приемных экзаменах — не это ли одна из причин появления профильного обучения на старшей ступени школы? Не окажется ли выбор профиля лазейкой: ученик получит возможность на вполне законных основаниях не учить нелюбимый предмет, что скажется на его интеллектуальном развитии. Каково ваше мнение?
А.Фельдман: Сейчас при поступлении в гимназию нужно сдать экзамены. И некоторые родители для этого берут своим детям репетиторов. Но не все могут это себе позволить. Уже на этом этапе мы наблюдаем некоторое расслоение общества. Но его можно избежать: нужно отказаться от дифференцированного обучения в базовой школе и делать это только на старшей ступени. Базовая школа должна иметь единую программу и учить всех по хорошим учебникам и дидактическим материалам. Ранняя специализация чревата ошибками. Цена их велика. Выдающийся советский математик Лузин в 7–м классе имел 2 по математике. Взял ли бы его кто у нас в класс с математическим уклоном?
В.Зданович: Увы, что касается уровня образования, то между элитарными гимназиями, лицеями и обычными школами пропасть растет. И это ведет к расслоению общества. Я уже не говорю о сельской школе. Можно ли называть школой деревянную избу с печным отоплением, с удобствами на улице, без необходимого учебного оборудования, в которой один учитель преподает математику, физику, русский язык и пение? Поэтому правильно поступают те руководители, которые организуют подвоз детей в полноценные школы соседних сел. И совершенно правы те родители, которые требуют такой формы организации учебы. Не даст школа качественного образования — ребенок автоматически станет человеком другого сорта.
Г.Флерко: Выпускник школы не должен иметь максимум знаний, это невозможно, он должен уметь мыслить, развиваться. Кто–нибудь считал, хватает ли ребенку времени на то, чтобы не то что вникнуть — хотя бы бегло прочитать то, что дается по литературе? Кого мы учим обманывать? Но самое ужасное, что эти эксперименты не лабораторные, их проводят на сотнях тысяч детей и десятках тысяч педагогов. Что это за общее среднее образование, когда требования в гимназиях и лицеях иные, чем в обычных школах, — образование для богатых и для бедных?
В.Стражев: Сегодня в Финляндии, по международным оценкам, самая лучшая школа в мире. Она работает по системе 1+12, т.е. с 6 лет — подготовительный класс и двенадцатилетняя школа с профильным обучением в последние три года. Юные финны показали лучший результат при тестировании на интеллект, на развитость мышления. И знаете, что интересно: те тесты не требовали вычислений, знания формул... Мы же включаем в тестирование олимпиадные задачи, которые к школьной программе не имеют никакого отношения. В результате в тупик поставили выпускников даже профильных классов! Решить некоторые задачи за отведенное время не удалось и преподавателям...
А.Фельдман: С тестами действительно есть проблемы. Некоторые темы и типы задач выпадают из них. И сама специфика тестирования может оказывать не лучшее влияние на все школьное преподавание. Ограниченное время на выполнение теста требует умения быстро решать задачи. А так ли это важно? Если один ученик решает задачу за 10, а другой ее же за 20 минут, то это не значит, что второй хуже первого. Ситуацию можно сравнить с шахматами классическими и быстрыми. Разница очевидна. Тестирование имеет право на существование, но надо думать о совершенствовании системы.
В.Зданович: Трое моих детей друг за дружкой становились студентами. Тестами как формой экзамена мы остались довольны. А вот содержанием и сложностью — нет. Они сейчас определяют не талант и уровень знаний, а «отсекают» абитуриентов от вузов. Да и человека за ними не видно...
В.Стражев: Проблем — и реальных — в жизни школы действительно много. Но они, по существу, не связаны с переходом к 12–летке. Убежден, что при сохранении 11–летки проблемы будут только еще острее и станут вовсе неразрешимыми.
Г.Флерко: Одним из аргументов в пользу перехода к 12–летке было желание сделать субботу выходным днем. Но все осталось по–прежнему. Мало того, родители все больше и больше вынуждены заниматься с детьми после работы вечером. Потому что, считаю, учителя не в состоянии за время уроков добиться необходимого усвоения детьми учебного материала. Приходят родители с работы в семь–восемь вечера, делают какие–то домашние дела, а потом начинается «вечерняя смена» — работа над домашним заданием. С младшими до 21 — 22 часов, со старшими — до глубокой ночи. И чаще всего все идет на нервах. А с утра вымотанные родители идут на работу, недоспавшие и неотдохнувшие дети — в школу. И так каждый день. День — за партой, вечер — за домашним заданием.
А.Фельдман: Учителей математики волнуют многие вопросы. И мы бы хотели иметь на них ответы. На пути движения вперед трудно избежать ошибок. Но их будет меньше, если будет работать связь: Минобразования — учитель, Минобразования — родители. Критиковать легче всего. Давайте вместе думать о том, чтобы наша школа была достойной частью общества.
Подготовили Людмила КИРИЛЛОВА, Иван КИРИЛЕНКО, «СБ».
