И смех, и страх
Ворота в одно из самых закрытых учебных заведений страны мне открывает семинарист Женя. Невысокого роста, из-за очков смотрит серьезно, не говорит лишнего. Позже окажется, что Жене уже почти сорок. Родился он на Дальнем Востоке, крестился в двадцать лет, учился и работал в Петербурге. Там же поступил в духовную семинарию, но бросил ее и уехал учиться в Беларусь.
Таких семинаристов, как Женя, здесь еще девять человек — разных возрастов, из разных семей, каждый со своей историей. В Пинске привыкли шутить, что обучение в этой семинарии действительно индивидуальное. Нечасто в учебных заведениях мира встретишь такое, чтобы к одному студенту приезжали преподаватели со всей страны.
Сегодня священнику часто приходится быть инженером, строителем, духовником и психологом в одном лице. Только человек с серьезным духовным фундаментом выдержит такую жизнь, считает ректор Пинской семинарии отец Андрей Рылко
— Андрей Богданович, — протягивает руку еще один семинарист.
В следующем году, скорее всего, его рукоположат в дьяконы. Еще через год он станет священником. Андрей мечтает научно изучать Библию и служить своим землякам в Пинской епархии.
— Хорошая белорусская фамилия, — говорю клерику (так среди католиков принято называть студентов духовной семинарии).
— Вечно спрашивают, не родственники ли мы с нашим классиком, — смеется Андрей и проводит к столовой, куда меня пригласил ректор.
В бесконечных запутанных коридорах семинарист ориентируется, как кот в темноте. Я предлагаю выдавать карту здания гостям и первокурсникам. Андрей с улыбкой отвечает, что навигатор GPS лучше. И серьезно добавляет: к зданию быстро привыкаешь, сложнее было научиться не запутываться ногами в сутане на ступеньках.
По пути в одном из окон вижу внутренний двор семинарии. В центре — скульптура Девы Марии. В эпоху атеизма ее “похоронили” в яме у постамента. Вместо нее на этом месте тогда установили бюст Сталина. Но и ему не повезло: после разоблачения культа личности бюст закопали недалеко от скульптуры Девы Марии. Позже ректор семинарии Андрей Рылко рассказал мне, что в 1990-х, когда монастырь ремонтировали, скульптуру Богородицы откопали и вернули на законное место. А вот что сделали с бюстом Сталина, рабочие так и не признались.
После короткой молитвы клерики и администрация принимаются за еду. У семинаристов и преподавателей отдельные большие столы. Смеются за обоими одинаково громко и часто. В ходе беседы выясняется: поскольку семинария — заведение закрытое, ночевать мне придется не в самом комплексе, а в гостевом доме неподалеку. Духовный отец клериков Аркадий Куляха, монах из ордена кармелитов босых, то ли в шутку, то ли всерьез предупреждает: не стоит удивляться, если в три часа ночи в комнате появится привидение. Оказывается, почти семь веков на этом месте жили монахи-францисканцы, и хоронили их тут же, во дворике...
“Жизнь заканчивается, но это не конец”
От перспективы провести ночь в пустом двухэтажном здании становится не по себе. Андрей Богданович, видимо, понимает мою тревогу и зовет поговорить в свою комнату, пока есть свободное время до отбоя.
“Жилье” у клериков небольшое, без излишеств. Здесь по две простые кровати, по два стола, книжные полки на стенах, окна выходят во внутренний двор. В таких условиях 22-летний клерик из Барановичского района живет уже пять лет:
Монастырский комплекс Церкви вернули в начале 1990-х. На ремонт зданий ушло целое десятилетие, и лишь в 2001 году здесь возобновилась подготовка белорусских священников
— Порядки и теперь у нас во многом армейские. Первые недели тоже было тяжело освоиться. Старшекурсники смотрели немного свысока. Но и пошутить могли. Одному парню как-то убрали перекладины со второго яруса кровати и оставили только матрас. А он любил падать на кровать, когда хотел спать. Другому в комнате закрыли дверь шкафом. Он пришел, а тут сплошная стена.
Несколько последних лет семинаристы даже проводят шуточные выборы вице-декана. С бюллетенями, урнами и подсчетом голосов ребята определяют старшего из них — того, кто назначает дежурных и в целом следит за порядком.
Еще в 11-м классе Андрей подумывал поступать после окончания школы в БГУ, чтобы стать потом преподавателем истории. Даже сдал ради этого ЦТ.
Долгое время он представлял родной приход как место, где молятся только бабушки, причем зачастую молятся непонятно, по-польски. Представление несколько изменилось после дня открытых дверей в семинарии, паломничества в Будслав и активного участия в жизни прихода. Однако даже тогда, признается семинарист, сильного желания стать священником у него не возникло. Хотя ему понравились и христианский рок, и белорусский язык, и общение со студентами семинарии, и открытость молодежи по дороге в Будслав. Он понял, что Церковь — это что-то живое. Но почему ради этого стоит быть ксендзом, Андрей не понимал вплоть до момента, когда умерла его бабушка:
— Она и дедушка, можно сказать, меня воспитывали. Я осознал, что жизнь заканчивается, но это не конец. Я стал как-то иначе смотреть на мир. На дискотеки уже не ходил, больше времени посвящал Богу. И когда пришло время подавать документы, мой настоятель сказал: раз идешь в университет, не будет уже из тебя клерика. И я понял, если во мне есть желание служить Богу, не надо его откладывать. Подумал, будь что будет, — и рискнул...
“Друзья говорили, что я немного дурак”
Пять лет учебы в семинарии Андрей Богданович описывает как пять лет труда, борьбы, сомнений и кризисов. Все-таки парню пришлось добровольно ограничить контакты с внешним миром, уделять почти все время личной молитве и учебе:
— У нас в программе два года общих предметов и философии. Потом еще четыре года богословия. Плюс к этому белорусский, английский, польский, древнегреческий и латынь. Мы регулярно молимся на обязательных молитвах, на Святой Мессе.
Духовные чтения, молитвы, ежедневная Святая Месса — неотъемлемая часть учебного процесса клериков. Посвящается молитве и часть личного времени
Но желательно посвящать молитве и личное время, иначе возникает вопрос: не просто ли ты просиживаешь штаны в этом “санатории”? У нас много работы. Мы сами убираем листья осенью, зимой — снег. Сами наводим порядок в зданиях. Отлынивать особо некогда. Администрация следит и за учебой, и за духовной жизнью.
В целом же распорядок в семинарии Андрей называет либеральным: новый ректор разрешил иметь мобильные телефоны. В свободное время клерики могут пользоваться интернетом. В город парни выходят трижды в неделю. Во дворе семинарии есть площадка для футбола, баскетбола и волейбола. В подвале — небольшой тренажерный зал.
Сложнее всего, говорит клерик, было смириться с мыслью о целибате. Он вырос в многодетной семье с сильными традициями. А римско-католические священники ради служения Богу и Церкви должны отказаться от брака до конца жизни.
— Большинство друзей и знакомых говорили, что я, наверное, немного дурак. Предрекали, что я и года тут не продержусь. Папа вообще не понимал: как это, единственный сын, продолжатель фамилии, будет жить без жены и детей?! Поддержали только мама и дедушка, это была приятная поддержка, — вспоминает Андрей.
Долгое время привязанность к семье еще оставалась в сердце семинариста. Но со временем он освободил его для Бога. Близкие приняли его выбор. Теперь отец называет Андрея не своим, но “Божьим сыном”. А сам клерик говорит о затяжном кризисе как о хорошем знаке. Он уверен, если на пути к Богу человек не встречает сложностей, значит, он просто никуда не идет...
Когда Андрей заканчивает рассказ, приходит время духовного чтения. Ровно в девять вечера семинаристы занимают места в часовне на втором этаже комплекса. Через час из окна гостевого дома я наблюдаю, как в огромном старинном здании гаснет свет. От сквозняка периодически трещит окно. Я гашу светильник и всматриваюсь в темноту — не появится ли в комнате привидение монаха.
Партизанская семинария
После утренних молитв и ежедневной Святой Мессы выясняется, что ночью в комнате ректора от стола сама собой отвалилась подставка для клавиатуры. Преподаватели шутят: обещанный призрак обошел гостевой дом стороной. Видимо, только поэтому я смог выспаться с дороги и встать в половине седьмого утра, как это и заведено в семинарии.
По дороге в кабинет ректор отец Андрей Рылко рассказывает, что с прошлой осени продолжается празднование 90-летия со дня создания семинарии. В 1925-м при польской власти, после гражданских войн и революции, корпус францисканского монастыря наконец достроили и набрали первый курс клериков.
Всего через четырнадцать лет политическая карта нашей части Европы вновь изменилась, и в сентябре 1939-го Советская армия вошла в Пинск. Солдаты разогнали семинаристов, а священников припугнули стрельбой у стенки и впоследствии репрессировали. Архив семинарии увезли в неизвестном направлении, библиотеку разграбили.
С этого времени семинария была закрыта. В здании работали морское училище и клуб моряков. Однако подготовка священников на Полесье не прекращалась. В Рижскую и Каунасскую духовные семинарии кандидатов тогда принимали со скрипом, поэтому родилась идея открыть подпольную семинарию для парней, которые хотят стать священниками.
— Выпускник Пинской семинарии отец Вацлав Пентковский в то время жил и работал в деревне Медведичи, теперь это Ляховичский район. Он окончил Григорианский университет в Риме, был интеллектуалом и знал, как готовить кандидатов. В условиях конспирации толковые молодые люди приходили в его старую хату возле деревенского костела. А он, сидя у стола, читал им лекции. Чтобы не вызывать подозрений, часто занимались в лесу. Это была такая “лесная” семинария, — рассказывает отец Андрей.
В глухой полесской деревне таким образом священников готовили более десяти лет. За это время из нее “выпустились” 12 отцов. Символично, что двое из них — Антоний Демьянко и Казимир Великоселец — стали епископами. Именно они сегодня руководят Пинской римско-католической епархией.
“Они не прилетают к нам с Луны”
Возобновить подготовку белорусских священников на Полесье смогли только в начале XXI века. Комплекс монастыря Церкви вернули в начале 1990-х. Но целое десятилетие ушло на ремонт зданий. Лишь в сентябре 2001-го учебу в Пинске начали почти 20 клериков.
Не обошлось без казусов. Отец Андрей с юмором вспоминает, как на второй год работы семинарии в Пинск пришло письмо из прихода в Гомельской области. Жители деревни просили принять на обучение местного кандидата.
— Писали, что он очень порядочный, добрый, душевный человек, много молится. Что он хороший семьянин, муж и отец, дети его очень любят. У людей не было даже представления, что при принятии в семинарию обязывает обет безбрачия! — смеется ректор.
В сентябре прошлого года в Пинскую семинарию приняли лишь одного молодого человека. При этом на последнюю встречу, где парням предлагали подумать о призвании, приехали более 40 человек.
Отец Андрей считает, что так на молодежи сказываются законы современного мира, где в любой момент можно развестись, уволиться, отложить решение. Молодые люди понимают, насколько серьезно священство, и это многих пугает. Даже некоторые семинаристы, как только появляется сомнение, сразу задумываются: может, уйти или взять академический отпуск?
— Молодежь часто не готова страдать, терпеть. У молодых людей много страхов, беспокойства. Вплоть до того, что они боятся ограничить доступ к компьютеру, интернету или телефону. И это не проблема Церкви — это проблема всего современного общества. Ведь эта молодежь не прилетела к нам с Луны или Марса. Она такая же, которую мы видим в школе или на дискотеке. Молодые люди приходят к нам, но приносят то, что пережили в мире, — объясняет ректор.
К этому добавляются и страхи родителей. Не всегда они оказывают поддержку потенциальному священнику. По опыту отец Андрей знает: их пугает неопределенность, что у сына не будет зарплаты, что в любой момент его могут перевести в другой приход. Многие боятся, что ребенок не будет о них заботиться и ограничит общение, поэтому иногда поступают хитро: предлагают сначала где-нибудь поучиться или стараются побыстрее женить сына.
“Отбор у нас не безжалостный”
Таким ребятам в семинарии рассказывают об ученых, которым священство не помешало сделать серьезные научные открытия. О том, что нередко сыновья-священники досматривают пожилых родителей у себя в приходе. Но также дают понять, что не каждый кандидат может попасть в семинарию. При приеме комиссия изучает духовно-психологическое состояние кандидата и его интеллектуальные способности. Мелкие проблемы есть у всех, а вот студент с тяжелыми психотравмами вряд ли выдержит служение священника.
Серьезные проблемы сразу обращают на себя внимание, отмечает ректор. У ребенка алкоголиков, например, или созависимой личности. У тех, кто бежит от безотцовщины или из неблагополучной семьи. Как правило, эти люди ищут не Бога, а теплое, комфортное в эмоциональном смысле место. Им нужен этакий “санаторий”, где верующие — приятные люди и никто их не обижает.
— Но я бы не сказал, что отбор у нас безжалостный. Просто мы понимаем, что это большая ответственность, которая ложится на человека. Нет смысла гнаться только за количеством. В будущем это обернулось бы тем, что к нам вообще никто не пришел бы. Главное — качество. Если в приходе работает хороший священник, он может создать такой имидж священства, что за ним пойдут многие молодые люди, — убежден ректор.
Теоретически можно было бы назначать священников, допускает отец Андрей. Но уверен, что в этом случае вскоре они повесят сутану на крючок и скажут Церкви до свидания. Ведь это молодые здоровые мужчины. Без сильного духа верх берут гормоны и инстинкты. Им проще устроиться таксистом и жениться, чем ездить по пяти приходам каждое воскресенье.
— С мирской точки зрения служение священника трудно понять. Оно не приносит особой благодарности, не дает стабильности. В современных условиях священнику часто приходится быть и инженером, и строителем, и духовником, и психологом в одном лице. Только человек с серьезным духовным фундаментом выдержит такую жизнь. Поэтому требования к кандидатам не могут понижаться. Ведь, в конце концов, общество само постоянно их повышает, — заканчивает беседу ректор Пинской семинарии.
artem.kirjanov@gmail.com
