— Вячеслав Францевич, читал, что вы подались в писатели. Это правда?
— Чистая правда. Теперь я, как в том анекдоте, не только читатель, но и писатель.
— И когда вы обнаружили в себе литературный дар?
— Скажу честно, раньше, кроме постановлений ЦК или горкома партии, мне писать ничего не доводилось. Сесть за письменный стол в немалой степени подвинула быстро меняющаяся политическая и экономическая ситуация в нашей стране и мире. Подумалось, может быть, стоит поделиться какими-то своими мыслями, наблюдениями, возможно, кто-то возьмет что-то полезное из моих воспоминаний. Особенно из молодого поколения, многие представители которого воспитаны на несколько других ценностях. Мы ведь работали не за деньги, мы работали за идею. И хотелось бы, чтобы и нынешняя молодежь уже в самом начале жизненного пути поняла, что главным в жизни являются не деньги, а, наверное, интересы своего государства. Вот это и заставило взяться за перо. Кроме всего прочего, пусть это будет память и для моих детей и внуков.
Не скрою, давались воспоминания трудновато, некоторые эпизоды уже успели забыться, и поэтому мемуары выйдут несколько позже, чем я планировал. Выпускать в свет «сырую» книгу я не имею права, она, считаю, должна быть настолько отработанной и отточенной, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что она написана человеком, прожившим интересную и в то же время суровую жизнь. Назвал ее «Розы и тернии власти», тем самым говоря, что не все в моей жизни было прекрасно, случались очень трудные моменты, и, повествуя о них, я старался показать, как можно избежать ошибок, вовремя распознавать и остерегаться самого страшного, что всегда окружает человека, наделенного властью, — влияния подхалимов.
— Вам они часто встречались?
— Были. Не хочу предвосхищать события, называть фамилии, но такие люди встречались, и, к сожалению, некоторые из них довольно плотно вошли в мою жизнь. Только сейчас, спустя многие годы, я по-другому начал смотреть на них, и, если бы мне пришлось встретиться с ними сегодня, думаю, сразу распознал бы, что скрывается под их маской. По молодости, наверное, из-за недостатка самокритичности к своим действиям и поступкам, этого, увы, не заметил. Да, по правде говоря, иногда и приятно было слышать их соловьиные трели о том, какой Вячеслав Францевич умный, как правильно все решает и т.д. и т.п.
— О чем еще ваша книга?
— Пишу о своей родословной. Мы ведь рождаемся не просто новыми людьми. За нами тянется далекое-далекое прошлое. Мне повезло в одном: добрые люди помогли восстановить мое родовое древо с 1775 года. Это позволило заглянуть более чем на два века назад, узнать, кем были мои предки, чем они занимались, понять, кто я, откуда и где мои корни.
— И каких кровей Кебич?
— Чисто белорусских. Знаю, многие почему-то уверены, что я по национальности поляк. Но, подняв свою родословную, я обнаружил, что в нашем роду, по крайней мере, в последние двести с лишним лет поляков не было, с Польшей нашу семью связывает лишь то, что по Брестскому договору 1918 года территория Западной Беларуси, где мы проживали, отошла к Польше.
— Однако вернемся к книге. Надо полагать, что в ней вы подробно описываете и одно из поворотных событий в новейшей мировой истории, участником которого вы были, — встречу руководителей Беларуси, России и Украины в Беловежской пуще, где были подписаны соглашения, поставившие крест на существовании Советского Союза?
— Отвечу на ваш вопрос так. Во-первых, будучи воспитанным коммунистической партией в духе беспредельной преданности идеям коммунизма, я свято верил и продолжаю верить до сих пор в ее лучшие устремления. Но коммунистам тоже не удалось избежать многих ошибок. Я и сегодня не могу до конца осознать факт, как члены компартии, притом не рядовые, а на уровне вторых секретарей обкомов, будучи депутатами Верховного Совета республики, сразу после известных московских событий в августе 1991 года, голосовали за запрещение деятельности коммунистической партии. Страшно даже предположить, чем бы закончился для Беларуси приход в то время к власти националистического народного фронта. А такая вероятность, если бы не противодействие Совета Министров республики, существовала. Бескровно это бы не закончилось.
Теперь давайте разберемся, что представляют собой беловежские соглашения. Меня не все понимают, но хочу еще раз сказать, возможно, и спасение Беларуси в том, что они были подписаны. Вспомните, ко времени встречи в Вискулях Советский Союз, не без помощи Горбачева, фактически прекратил свое существование. За самостоятельность проголосовала Украина, три Прибалтийские республики вообще вышли из состава СССР, тревожно складывалась ситуация на Кавказе и в Средней Азии. Это было, как я всегда называю, время мирного развода, который рано или поздно, но все равно бы состоялся потому, что процесс развала страны уже был необратим.
И, наконец, третье, о чем я пишу в своей книге. Это конкретные государственные мужи, кто осмысленно приложил максимум усилий для того, чтобы Советского Союза не стало.
— Однако последней, по мнению многих авторитетных политиков, точкой в его истории оказалась та встреча в Беловежской пуще. Какие чувства испытываете вы, вспоминая о ней сейчас, спустя почти пятнадцать лет?
— Только глубочайшее сожаление. Я ведь прекрасно понимаю, что, если бы ее не было, вряд ли бы сегодня Соединенные Штаты Америки могли так беззастенчиво диктовать свою волю всем другим государствам. После СССР в мире не стало силы, которая могла этому противостоять. И лишь немногие, к их числу относится и наша страна, находят силу воли, именно силу воли, а не могущество, противостоять диктату США.
— Вячеслав Францевич, вы поддерживаете связи с Ельциным, Кравчуком, другими бывшими руководителями союзных республик, с Горбачевым наконец?
— Я был премьер-министром, и у меня, сами понимаете, несколько иной контингент людей, с которыми в свое время пришлось тесно общаться и сотрудничать. Что касается контактов с Горбачевым, то я их с ним никогда не поддерживал и поддерживать не собираюсь. С Борисом Николаевичем один раз как-то случайно говорили. А вот с Виктором Степановичем Черномырдиным беседовали всего полторы недели назад, и он пригласил меня в Киев, чтобы посидеть и вспомнить былое. Совсем недавно встречался с бывшим казахстанским премьером Сергеем Терещенко, который передал привет от Нурсултана Назарбаева. Несколько дней назад ко мне приезжал бывший первый российский вице-премьер Олег Сосковец. Конечно, такого частого и тесного общения, как раньше, нет, да в нем и нужды особой тоже нет, но добрые человеческие отношения со многими бывшими коллегами сохранились до сих пор.
— Кого из них вы пригласили на свой юбилей?
— Практически всех, кого назвал. Знаю, что некоторые из них будут. Кто? Это пусть останется сюрпризом для других гостей.
— О чем вы обычно беседуете, когда встречаетесь друг с другом?
— Знаете, политика – болезнь трудноизлечимая, особенно для людей такого ранга. Как правило, все разговоры начинаются именно с нее. Потом – о здоровье, жизни, чем занимаемся. Затем – ради чего, собственно говоря, и встретились. Ну а в конце встречи приглашаем друг друга в гости.
— А годы, когда работали вместе, не вспоминаете?
— То невероятно трудное время, если бы и хотел, вряд ли забудешь. Особенно волну национализма, которая охватила тогда даже руководителей многих союзных республик. Должен заметить, что и в основе всех разногласий, приведших в конечном итоге к развалу Советского Союза, лежали именно националистические идеи.
— В Беларуси, похоже, раньше других осознали пагубность такого курса и начали искать выход из тупика. Спасением, как утверждало правительство, должно было стать объединение нашей и российской валюты. Вы лично обещали, что в ближайшее время российский рубль появится в Беларуси. Не получилось. Между тем теперь эта идея все более обретает реальные черты. Почему вам с Черномырдиным не удалось тогда договориться?
— Я понимал и понимаю, что без нового межгосударственного объединения, правда, на новом, равноправном уровне выйти из той ситуации было бы невозможно. Как бы кто ни кичился, что бы он ни говорил, что может прожить самостоятельно, факт остается фактом: ни одно государство не может в одиночку нормально существовать в этом интегрированном пространстве. Но очевидно и другое: слишком велики были силы, противодействующие нашей интеграции. Она в той или иной степени становилась забором на пути проникновения мирового и в первую очередь американского капитала. Приведу только один, но, думаю, весьма красноречивый пример. Вспоминаю, был у Ельцина, а потом и у Путина советник Андрей Илларионов. Так вот именно этот человек и стал в то время первым противником объединения наших денежных систем. Слава Богу, у российского руководства хватило ума избавиться от этой надменной личности. Но ведь другая одиозная фигура – имею в виду Бориса Немцова – до сих пор время от времени мелькает на некоторых российских каналах, поливая грязью руководство Беларуси. Теперь к нему, правда, мало кто прислушивается, но ведь в то время он находился при власти. Эти люди нам тогда здорово помешали.
— А свои, доморощенные?
— Хороший вопрос. Когда уже все было готово к подписанию документов об объединении наших денежных систем (вопрос о политическом объединении в те годы еще не стоял), вдруг выяснилось, что Станислав Богданкевич (в то время председатель правления Национального банка Республики Беларусь – Н.Щ.), переговорив накануне с Шушкевичем, приехал в Москву как раз для того, чтобы не подписывать эти соглашения. Зачем тогда, спрашивается, надо было ехать? Мне об этом так и сказал Черномырдин.
— Вячеслав Францевич, долго ли было поменять председателя Нацбанка на более сговорчивого? Ведь речь шла о судьбе страны, народа.
— А кто, скажите, должен был это сделать?
— Тот же Верховный Совет, например.
— Верховный Совет тоже держал нос по ветру. Я говорил, что коммунисты уже не были столь монолитны, как прежде. Многие депутаты боялись, как бы пришедший к власти Позняк не повесил их на первом столбу. У меня сохранилась кинопленка с выступлением лидера БНФ, где он призывает выпустить из тюрем всех преступников, чтобы посадить туда правительство и активных коммунистов. Вы думаете, эти его слова не имели воздействия на многих? Имели и еще какое.
От многих приходится слышать: у вас, мол, была вся власть, почему не сделали то, почему не сделали это. Какая это власть, если Председатель Кабинета Министров без согласия Верховного Совета не мог поменять не то что министра, но даже снять зарвавшегося председателя сельсовета. Малейшие кадровые изменения должны были сначала пройти через сито парламентских комиссий, а затем выносились на пленарное заседание сессии. Некоторые министры утверждались только с третьего или четвертого заходов.
Дальше. Председатель правления Национального банка, председатель Комитета государственной безопасности тоже подчиняются Верховному Совету. А там триста шестьдесят депутатов. Кому конкретно? А может, всем сразу? В общем, полный раздрай. И этим раздраем умело пользовались многие политики.
— Вячеслав Францевич, давайте откровенно: парламентская группа «Беларусь», в которую входило более половины депутатов, была вашей. Ее и называли кебичевской...
— Почему же тогда, когда встал вопрос о наделении Председателя Совета Министров большими полномочиями, первыми, кто воспротивился этому, оказались коммунисты группы «Беларусь». Вот такая, с позволения сказать, была у меня поддержка в Верховном Совете. И уж раз мы затронули эту тему, добавлю: именно после того, как парламент отказался предоставлять главе правительства дополнительные полномочия, и встал вопрос о необходимости введения в стране поста президентства. Дальше так жить она не могла, нужна была сильная концентрированная власть.
— И соответствующий раздел Конституции, что не было большим секретом, писался под Кебича?
— Не стану кривить душой: многие из авторов действительно думали, что пишут его под меня. Но, как показало время, они ошибались.
— Как вы оцениваете политику вашего главного соперника на первых президентских выборах?
— Я об этом уже не однажды говорил: в нынешней обстановке иной она быть не может.
— Чем занимаетесь сейчас?
— Живу нормальной свободной жизнью, которая, оказывается, тоже есть. Возглавляю небольшую организацию, которая называется Торгово-финансовый союз, и по мере возможностей помогаю белорусским предприятиям и организациям в экономической деятельности.
— Вы довольны прожитыми годами?
— Считаю, что жизнь у меня удалась. Пусть в ней были, как я говорил, и тернии, но в целом, повторяю, она удалась. Обижаться на судьбу не могу. Я счастливый человек. Уже хотя бы потому, что в такие годы сижу в своем рабочем кабинете и даю вашей газете, к которой, кстати, у меня особые чувства, это интервью.
— Наш коллектив поздравляет вас с юбилеем. Всех вам благ, здоровья и нового счастья!
— Спасибо. А я в свою очередь поздравляю с юбилеем читателей и коллектив «Рэспублікі». Читателям пожелал бы читать газету вдумчиво, а журналистам – писать правдиво! Сам же хотел бы видеть в каждом ее номере как можно больше интересных и умных публикаций.
