Обидно...

Колонка Татьяны Сулимовой
Иду и думаю: «Люди! Мужчины! Как же так! Сплошное от вас разочарование...» Хотя, с другой стороны, — сама виновата!

А чего я ждала? На что надеялась? Но ведь раньше все было как–то иначе!

Он так долго меня баловал, радовал, удивлял. Я плакала. Сколько красивого он мне подарил. Сколько мудрого подсказал. Да не только мне одной, конечно... Я понимаю. И я не эгоистка, мне его любить в большой компании даже приятнее, чем индивидуально. Все–таки в любой момент найдется родственная душа, чтобы обсудить какие–то нюансы, события: а что это он там еще вытворил?.. Да и просто так в очередной раз перелить из пустого в порожнее: «Вот негодяй! Просто прелесть!»

Это же какая печаль — потерять очарование. Вдумайтесь только в это слово — «разочарование». Сладкий дым — раз! — взял и развеялся. Все осталось, как раньше: предметы, лица, цвета те же. А все уже не то. Все то. И не то.

Хочется сесть и сидеть, сидеть, смотреть на дерево, на собаку. И понимать, что чего–то уже нет в этом мире. Он изменился. Не сразу — постепенно. Он, видимо, все время менялся, пока я пребывала в думах, что так будет всегда: празднично, с блеском в глазах, в ярких масках, шелках, диковинных танцах, со словами, которые проникают внутрь, когда в ответ хочется смеяться и быть красивой. Потому что люди должны быть красивыми. Потому что есть любовь.

Он сам все время говорит эти слова: «любовь», «магия», «колдовство»... И придумывает удивительные легенды для каждого своего спектакля. И спектакли эти, как ни крути, а все про любовь. Артисты вращаются вокруг мудреной декорации, ходят под куполом, как циркачи, кричат и шепчут. Про любовь!

Смелый, агрессивный и нежный. Был... когда–то.

Сцена завалена нелепыми резиновыми крокодилами, дельфинами и целлофаном.

Эх, Роман Григорьевич, эра–то целлофана прошла, а вы и не заметили.

«Масенькие супружеские преступления» в постановке режиссера Романа Виктюка были так хорошо в пресс–релизах описаны — «лучший спектакль режиссера», «искрометный юмор автора», «тонкая актерская подача». Что до легенд, то упоминалось, будто Виктюк, прогуливаясь по кладбищу в родном городе Львове, неожиданно увидал горы цветов на могиле драматурга Габриели Запольской. Режиссер долго стоял там, перед памятником, и осознал, что это не просто случайность, а настоящая встреча, которая послана свыше. И дал себе обещание поставить не известную у нас пьесу «Масенькие супружеские преступления», написанную Запольской в 1908 году. Еще я читала в прессе о «невероятной красоты костюмах», созданных каким–то дизайнером высокой моды. Костюмы, мол, сшиты из габардина от Армани, из заморских шелков и флорентийской тафты! Представляете, как может закружиться голова от одних только этих словосочетаний. А еще и про венецианские маски ручной работы писали, и про обувь от итальянских дизайнеров.

И еще хотелось увидеть исполнившего некогда роль Гумберта Гумберта артиста Олега Исаева. В двух словах скажу, что сюжет пьесы — свингерские игры. Взрослые поймут. Но только, ясное дело, с душевными страданиями, сомнениями и метаниями. И с добропорядочной моралью в финале. А то!

И тут я, было дело, хотела удариться в подробный анализ того, почему же спектакль меня так разочаровал. Мол, нет того, нет сего. А полуголые красавцы, как обычно есть, и они танцуют под куском целлофана (дался же мне этот целлофан!). Но...

Подумала. И что с того, что я знаю, чего там нет. Это ли главное? Благодаря спектаклю люди в театр выбрались, выпили в баре по рюмке коньяка с красивым бутербродом с икрой.

Нормальная антреприза. Сколько таких антреприз колесит с гастролями по большим и малым городам да селам! Сочинил для журналистов про флорентийскую тафту — и вперед! Надо же как–то жить и режиссеру, и артистам, и организаторам этих гастролей.

Только мне не то обидно, что ради денег, а то, что за счет моей любви... И как–то я еще верила, что существует такое понятие, как «знак качества». Режиссер держит марку и все такое.

Но зрительницы бальзаковских лет в финале торжественно улыбались и аплодировали, цветы дарили. Они нарядились — вышли «на театр».

Элеонора Езерская аплодировала.

Значит, так получается, что никакой беды нет — искусство в искусстве не самое главное.

Значит, теперь так. Но — обидно...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter