С лодкой, плывущей в океане мировой экономики, сравнил экономику нашей страны министр финансов Андрей Харковец в одном из недавних интервью и добавил: «Если этот океан штормит, важно сохранить устойчивость своей лодки, не перегружать ее с точки зрения эмиссионного кредитования и внутреннего спроса». Вполне точно и емко. И поэтому давайте поразмышляем: как совместить запланированный на будущий год рост ВВП на 8,5 процента с 3,7 процента динамики России и ЕС — основных торговых партнеров? Как сохранить макроэкономическую стабильность? Какие точки роста есть у нас в 2013 году? Тему обсуждают Михаил КОВАЛЕВ, декан экономического факультета БГУ; Павел ДАНЕЙКО, директор Института приватизации и менеджмента; Георгий ГРИЦ, заместитель председателя Белорусской научно–промышленной ассоциации по инвестиционной и инновационной политике, и Юрий ШЕВЦОВ, политолог, директор Центра по проблемам европейской интеграции.
М.Ковалев: Ситуация в мировой экономике не радует. Совокупный ВВП достиг 74 триллионов долларов по паритету покупательной способности. Но взаимные долги государств друг другу превысили эту цифру. В Евросоюзе ситуация складывается очень непростая. По самым скромным прогнозам, к 2017 году по американским ценам, то есть по паритету покупательной способности, первой экономикой в мире будет Китай. А не США или весь вместе взятый ЕС.
П.Данейко: Что–то уж больно быстро...
М.Ковалев: У Китая сейчас 10 триллионов долларов по паритету, к 2017 году будет 20 триллионов, а у США — 19,8. Если раньше долги можно было накапливать, то теперь, как выясняется, надо прежде сходить на поклон к Китаю, который контролирует 3,5 триллиона госдолгов. ВВП Китая постоянно рос — в среднем по 9,6 процента на протяжении последних 30 лет. После, в 2025 году, на второе место может выйти Индия. США будут только третьими. Даже французский прогностический центр, пишущий долгосрочные прогнозы развития, только по самым оптимистичным сценариям сохраняет Евросоюз единым и лишь четвертой экономикой мира.
П.Данейко: Но сегодня экономика Евросоюза первая.
М.Ковалев: Да, США вторая.
«СБ»: А Россия?
М.Ковалев: Россия, по прогнозам экспертов, может в перспективе бороться с Японией за 5–е место. Ресурсы для этого у нее есть. Сейчас Россия прилагает отчаянные усилия, чтобы, объединив возможности нескольких стран СНГ в рамках Евразийского союза, обойти лет через 10 — 15 Японию. Шанс есть. А Китай восстанавливает те позиции в мире, которые у него были до промышленной революции. Немногие знают, что экономика Китая до XVIII века составляла треть всей мировой экономики.
Если кто не соглашается с тем, что я здесь сказал, пусть подумает: кто может что–то такое произвести дешевле китайцев и продать этот товар в Китае? Завод «Горизонт–Медео» штампует СВЧ–печи. Пытались как–то использовать упаковочные коробки для них нашего производства. Но выяснилось, что они дороже, 
чем картон, привезенный за тысячи километров из Китая. Айфоны и айпады самых последних моделей, разработанные в США, дают полпроцента прироста ВВП на родине, а в Китае, где их собирают, — полтора процента. В 3 раза больше. Сборщики работают по 12 часов в сутки 6 дней в неделю, получают — 200 долларов. Это все известные факты, которые свидетельствуют о предприимчивости, гибкости и системности китайской экономической модели.
«СБ»: Если продолжить вашу логику: юань вполне может стать мировой резервной валютой?
М.Ковалев: Китай, естественно, претендует на то, чтобы юань стал одной из резервных мировых валют. Многие знают, что Китай заключил СВОП на миллиард с Беларусью. Но такие же соглашения он подписал со многими странами мира. Со странами АСЕАН, Латинской Америки давно уже расчеты ведутся в юанях. И то, что сегодня доллар и евро еще чего–то стоят, это, несомненно, заслуга Китая.
Г.Гриц: Тенденция отображена правильно, но сегодня в мировой экономике именно доллар США фактически выполняет функцию резервной валюты. Как следствие, доля американского доллара составляет около 48 процентов от общего объема валютных резервных активов в мире. Евросоюз со своим евро прочно удерживает вторую позицию — около 25 процентов, фунт стерлингов приближается к 5 процентам, японская иена — менее 4 процентов, швейцарский франк — менее 1 процента. Все остальные валюты мира, включая юань и российский рубль, занимают менее 1,5 процента в общем объеме резервов.
М.Ковалев: Китай привел в порядок Южную Африку, поддерживает там стабильность, чтобы иметь возможность работать на их рынках и обеспечить сбыт своих товаров. Он там скупил основные залежи полезных ископаемых. Активно проникал Китай и на пространство СНГ и ЕЭП. Особенно в Казахстан. Кстати, они постепенно вытесняют нашу автотракторную технику из Казахстана.
П.Данейко: Михаил Михайлович дал просто прекрасный анализ ситуации в современной экономике, основываясь на парадигме XX века. Мне это интересно.
М.Ковалев: Не согласен, и в XXI веке останутся не только услуги, но и индустрия.
П.Данейко: Какого еще XXI века, если все разговоры вокруг фабричного производства? Пусть даже и эпплы на конвейере. Но это все равно вчерашний день. Нынешний кризис, который начался в 2008 году, — это системный кризис капитализма. Первый такой произошел в 1825 году, второй — в 1929–м. Мы живем в эпоху третьего. Он связан с новой технологической волной в информационном обществе. И глобализацией, которую эта волна несет. Глобализация как бы сжимает мир. Он становится одной большой деревней. Представьте себе, минута телефонного разговора между Лондоном и Нью–Йорком когда–то стоила 65 долларов, а в 2005 году — всего 20 центов. А сегодня это вообще ничего практически не стоит. Фабричное производство убежало в Китай, но там оно и благополучно умрет.
М.Ковалев: Как умрет? А одевать надо, есть надо, передвигаться тоже надо. И не нужно забывать, что Китай провозгласил политику «от заимствования к собственным инновациям», и это у него получается.
П.Данейко: В США уже сегодня работает швейная фабрика, где вы не найдете ни одной швеи. Автоматика и робототехника шьет костюмы, которые дешевле, чем изготовленные в Китае. Те новые технологии, которые приходят к нам, в общем будут «безлюдными». В 2050 году объем научных знаний будет относиться к сегодняшнему, как 95 процентов к 5. Научные знания растут по экспоненте. А количество технологических новшеств идет лавиной.
Если уходит фабричная система производства, то, значит, уходит та социальная система, которая ее обслуживала. Завтра темпы роста, но на другой основе развития, будут совершенно иными, намного более высокими. И все могут завтрашними деньгами расплатиться за долги сегодняшние.
«СБ»: Так что, госдолги — это не страшно?
П.Данейко: Страшно. Но чтобы избавиться от долгов, нужно перестраивать экономику, социальную систему, рынки труда, пенсионное обеспечение.
М.Ковалев: Когда денег не хватает на выплату пенсий, повышают пенсионный возраст, и в ЕС вынуждены его доводить до 67 — 68 лет.
П.Данейко: Кризис потребует изменения большого количества институтов общества. И протесты будут и...
М.Ковалев: ...Рецессия затянется надолго.
П.Данейко: До тех пор, пока не поменяется организация мировой экономики. Но вернемся к Китаю. Он не первый дракон. Когда–то Япония забрасывала Европу текстилем. Потом Корея, Тайвань. Но посмотрите — они уже ничего не шьют массово. И в Китае принята программа сворачивания швейной промышленности.
М.Ковалев: В Китае принята программа собственных инноваций.
П.Данейко: Если зарплата швей уже дошла до 400 евро, это говорит о резком снижении конкурентоспособности. Будет расти внутренний спрос, будут расти зарплаты. Конкурентоспособность товаров — падать. А проблемы, которые за это время в Китае появились, останутся. Ежегодно там происходит 1 — 2 тысячи волнений с применением силы для их подавления. С экологией очень большие проблемы: совершенно дикая, по нашим меркам. Восстановление среды потребует очень больших затрат. И самое главное: они получили старое фабричное производство.
М.Ковалев: Вы шутите. В Китае собирают последние модели гаджетов, за которыми в США выстраиваются огромные очереди. И проектируют их не только в США, но и в Тайване.
П.Данейко: Все прогнозы ложны, потому что делаются на основании анализа текущей ситуации в мировой экономике. А здесь не все так ясно и просто. Возьмем, например, прогнозы Римского клуба начала 70–х прошлого века. Если бы они оправдались, мы бы жили уже без нефти и газа, имели воздух, которым нельзя дышать, и воду, которую нельзя пить. За 40 лет разведаны новые запасы сырья, углеводородов, усилены меры по защите окружающей среды, появились новые, менее материало– и энергоемкие технологии. Возникла технология добычи сланцевого газа, что не учитывалось в прогнозах. Фабрика с ее скученностью оборудования и людей в одном месте уходит в прошлое. Начинается индивидуализация производства.
«СБ»: Вы хотите сказать, что швеи будут шить не в цехе, а на дому?
П.Данейко: Если вы хотите заглянуть, например, в 2035 год, то в вашем доме будет стоять объемный принтер, с помощью которого, например, вы сможете «напечатать» себе любое платье, которое захотите. Как сегодня легко мы печатаем тексты и изображения.
М.Ковалев: Да, уже есть устройства, которые позволяют сканировать индивидуальные особенности фигуры, на компьютере вы можете подобрать себе в объемном изображении любые существующие в мире модели одежды. Ну а методы изготовления одежды зависят от технологий. Пока она шьется традиционным способом.
П.Данейко: Глобализация, кроме всего прочего, разрушает национальное государство, которое рождено фабричным производством.
М.Ковалев: Не согласен, не разрушает. Новая экономика действительно требует нового государства. Ему надо смягчать волны финансово–экономических кризисов, которые не имеют границ. Государство не должно оставлять рынки без контроля и регулирования.
П.Данейко: Нет. Давайте посмотрим, что такое государство. Это легитимный аппарат насилия...
«СБ»: Не насилия, а принуждения субъектов общества к упорядоченному, бесконфликтному поведению.
П.Данейко: И оно, например, может наказать бизнес за действия, нарушающие законодательство. Каким образом? Предельная форма наказания — это национализация. Но как, к примеру, национализировать транснациональную корпорацию? Какая страна сможет это сделать? Сегодня 500 крупнейших компаний мира контролируют 55 процентов мировой торговли. И как отдельно взятое государство может повлиять на глобальную экономику или контролировать разветвленную по всему миру финансовую систему?
М.Ковалев: Вот потому государствам нужно брать на себя новые функции, в том числе во взаимодействии с ТНК. И потому в Евросоюзе меняют систему банковского контроля.
П.Данейко: Хотеть что–то сделать и реально что–то сделать — это разные вещи. Проблема в том, что объем ежедневных банковских операций больше годового ВВП всего мира.
М.Ковалев: Вы преувеличиваете.
Г.Гриц: В 3 — 4 триллиона долларов оценивается экспертами МВФ ежедневный оборот спекулятивного финансового капитала.
П.Данейко: Не важно. Получается, что социальные обязательства государства сохранились, а возможности влиять на финансы резко сократились. В глобализации участвуют не страны и государства, а регионы. Консенсуса добиться становится все труднее и даже невозможно. А это конфликты, войны.
«СБ»: Даже так мрачно?
М.Ковалев: Да. В России, кстати, создан Институт посткризисного мира. Они исследуют проблему, удастся ли пережить переконфигурацию мира без глобальных войн.
«СБ»: А какое место в глобальной экономике должна занять Беларусь?
Ю.Шевцов: Я долго молчал и слушал. Дискуссия интересна. Включаюсь. Наша конкурентоспособность ограничена уровнем оплаты труда рабочего на предприятиях такого же профиля в странах Юго–Восточной Азии. И если там, грубо говоря, 200 — 300 долларов зарплата, то выше этой цифры мы не сможем платить нашим рабочим. Иначе проиграем по цене. Кроме того, надо учитывать, что в Китае нет затрат на пенсионное обеспечение, нет такого расхода на отопление. И работают там не по 8 часов, как мы, и дисциплина не такая, как у нас. Выход? Как можно быстрее уходить в постиндустриальную фазу. В науку, в высокотехнологичные отрасли. И вывод рабочего с конвейера в сферу услуг.
П.Данейко: Согласно последнему отчету Всемирного банка, производительность труда частного сектора выше на 40 процентов, чем в госсекторе. Вывод такой: если мы проводим эффективно за 3 года приватизацию, наша экономика автоматически без каких–либо дополнительных госзатрат повысит эффективность на 40 процентов.
Г.Гриц: Позвольте не согласиться. Эффективность в большей степени зависит от качества менеджмента, а не от формы собственности.
П.Данейко: Мы говорим о реальном собственнике, а не о «пильщике» государственного бюджета. Реальный собственник крайне заинтересован в качественном менеджменте. Эффективный менеджмент — вот настоящий капитал. А не деньги и не оборудование с технологиями.
Я дал своим студентам список из 20 самых проблемных предприятий Беларуси и предложил проработать решения по ним. Практически по всем из них у предпринимателей моментально нашлись отличные планы. Сейчас правильно поступают, что создают холдинги. Например, «Белвесту» передадут предприятия обувной промышленности. Туда придут люди, действительно понимающие, что и как нужно делать. «Белвест» имеет просто потрясающую динамику развития. Все это подтверждает, что белорусский бизнес достаточно силен, у нас немало собственников и менеджеров, которые умеют создавать эффективный бизнес.
М.Ковалев: Холдинги создаются в том числе и для того, чтобы привлечь в качестве управляющей компании успешную частную фирму. Предприятия в холдинге при этом могут оставаться государственными.
П.Данейко: Кому–то кажется, что у нас государства много в экономике. Я говорю: наоборот, его в экономике крайне мало. Ведь его главная задача — создавать ключевой стимул для развития конкурентоспособности всей экономики.
«СБ»: Все об этом говорят и все это понимают. А что надо сделать, чтобы все это реализовать?
П.Данейко: Приходит дама к ювелиру и спрашивает, сколько стоит ее кольцо. Он внимательно осмотрел кольцо и говорит: «Мадам, а вы продаете или покупаете?» Так и в приватизации. Можно иметь бюджетный интерес, продать дорого и пополнить бюджет. Но желание получить больше денег за лежачее и бесперспективное предприятие мне непонятно. Здесь цель должна быть одна: повысить эффективность производства, сохранить рабочие места и создать новые, получить в бюджет налоги, а не тратиться на поддержание его на плаву. Нам нужно делать ставку на отрасли, где как можно меньше нужно сырья, энергетики.
Г.Гриц: И комплектующих. Но я бы предложил несколько другой приоритет — увеличить собственную добавленную стоимость производимых у нас товаров и услуг.
П.Данейко: Согласен. Приведу пример, когда можно из ничего делать деньги, — логистика. Наш частный сектор великолепно развивает автотранспортные услуги.
М.Ковалев: Логистические услуги уже дают 3,5 миллиарда долларов экспорта в год.
П.Данейко: Другой пример — Парк высоких технологий, который постоянно наращивает экспорт. Можно пойти дальше в этом направлении и создать инжиниринговый парк. У нас достаточно много хайтековских инжиниринговых компаний, которые взялись бы за это дело. И биотехнологии тоже можно развивать ускоренными темпами. Но для этого от государства потребуются серьезные инвестиции в два главных направления: образование и науку.
Ю.Шевцов: В образование в первую очередь, это важнее.
П.Данейко: Если вы посмотрите пятерку самых рейтинговых в мире журналов по экономике, вы найдете там много белорусов. Они живут в США и работают профессорами в Принстоне, Йеле.
Г.Гриц: Но я бы обратил внимание на тот факт, что они практически не интересуются ситуацией в нашей экономике. По крайней мере, в своих трудах... Фактически сегодня их потенциал потерян для страны.
П.Данейко: Но они раньше работали здесь. Когда не было Парка высоких технологий, талантливые программисты тоже уезжали из страны. Теперь они здесь. Так же нужно инвестировать в науку.
Г.Гриц: В какую науку?
П.Данейко: В любую, на которую есть спрос. Ведь почему многие ученые работают на Западе — просто порой нет своей лабораторной базы. Вот они там и работают. Где платят. Проблема в том, что здесь они не имеют возможности обеспечить тот уровень научных исследований, который нужен.
Ю.Шевцов: Мы пока еще идем по пути эксплуатации индустриальной базы, доставшейся нам от Советского Союза. Находим оригинальные ходы и выходы из любой сложной ситуации. Но это дается все сложнее. И пока мы тратим, условно говоря, полбюджета на сырье и энергию, перспективы у нас не будет. Сегодня есть ЕЭП, Евразийский союз, но там у нас нет своей глубокой ниши, своей специализации.
П.Данейко: А куда у нас продает продукцию Парк высоких технологий? В Россию?
Ю.Шевцов: В США. Половину продукта покупают американцы. И процентов 30 покупает Евросоюз.
П.Данейко: Обратите внимание, что продукт, создаваемый без сырья, с высокой добавленной стоимостью, мы продаем в экономически развитые страны. Там за него платят хорошо. Куда мы продаем транспортно–логистические услуги? На Запад. А куда мы продаем сделанное из российского сырья? В Россию. Но по ценам на пределе рентабельности. Классический пример неэффективного направления отраслевого развития. С таким товаром, причем материало– и энергоемким, мы можем выйти только на рынки бедных стран. И при этом испытывать жесточайшую конкуренцию с китайским рабочим. А за счет развития новых секторов экономики мы сможем забирать деньги у богатых стран.
Г.Гриц: О ПВТ. Это фактически оффшорная зона, и сохранить ее при условии членства Беларуси в ВТО будет проблематично. В правовой базе ВТО хотя и нет норм, напрямую запрещающих существование особых (свободных) экономических зон, вместе с тем, как правило, обязательства стран — членов ВТО в отношении таких зон содержат требования о том, что они должны учреждаться, действовать и регулироваться в соответствии с Соглашением по субсидиям и компенсационным мерам. В частности, по моему мнению, статус резидента не должен быть увязан с экспортной ориентированностью или импортозамещением.
П.Данейко: Но ПВТ дал толчок к пониманию, как можно эффективно выращивать и развивать новые направления, использовать интеллектуальный потенциал и занимать свои ниши на рынках. Настоящие дивиденды придут завтра.
«СБ»: Насколько может повлиять кризис в Евросоюзе, спад производства, а также возможный распад зоны евро на экономическую ситуацию в Едином экономическом пространстве? Вслед за США печатный станок включил Евросоюз.
П.Данейко: Сама по себе эмиссия не означает рост инфляции. Дополнительная масса денег нужна еще и для того, чтобы компенсировать замедление скорости оборота денег, роста экономики. У центробанков есть все возможности, чтобы всю избыточную массу денег изъять.
«СБ»: А как отразится новая волна мирового кризиса на нас?
П.Данейко: Во–первых, во всем мире произойдет падение спроса, в частности, снизится спрос на нефть, сократится производство. Думаю, может сократиться спрос на российском рынке наших товаров, сократится выручка...
М.Ковалев: Маловероятно. Если и сократится, то незначительно. Наша доля в общем российском импорте — 3 — 6 процентов.
«СБ»: А по силам ли нам выполнить показатель роста 8,5 процента ВВП в следующем году?
М.Ковалев: Если выдержим взятый в начале этого года жесткий курс денежно–кредитной политики. Главное, чтобы мы не переусердствовали с выделением эмиссионных средств под целевые программы. Думаю, что со следующего года ставка рефинансирования значительно снизится, деньги станут более дешевыми. Оживится строительство, другие отрасли. Показатель роста реально выполним, хотя это будет невероятно сложно сделать. Слишком неопределенна ситуация в мировой экономике, идет рецессия.
П.Данейко: Темпы роста — далеко не главный показатель. Это, так сказать, задача, как прожить год. Мы должны думать далеко вперед. Без развития новых направлений будем постоянно натыкаться на одни и те же проблемы — как прожить год. Нельзя, грубо говоря, довольствоваться тем, чтобы производить товары для бедных.
М.Ковалев: Не совсем так. Вы посмотрите, наши молочные продукты продаются в дорогих российских магазинах. Качество их очень высокое.
П.Данейко: Все это нижний ценовой сегмент. Наши МАЗы...
М.Ковалев: Китайские машины дешевле стоят.
П.Данейко: То есть МАЗ конкурирует с китайцами, а не с «Мерседесом». Так? Так. Я, конечно, утрирую, но повторюсь, это конкуренция по товарам для бедных. Мы зависим от того, насколько богаты россияне. Если они еще немного повысят свой материальный уровень жизни, то перестанут покупать товары для бедных. Перейдут на товары более высокого ценового уровня, которые мы пока не производим. Нужно срочно уходить из этих ниш. Потому что наши конкурентные возможности по большинству традиционных товарных позиций будут постоянно снижаться.
Г.Гриц: Если мы хотим обеспечить рост доходов населения, сохранить социальную ответственность государства, рабочие места, то рост ВВП в 8,5 процента просто необходим. Нельзя, не обеспечив этого показателя, выйти на уровень средней зарплаты в 600 долларов. Но я не могу не согласиться с моими коллегами по поводу сложности достижения этого показателя, особенно без изменения структуры нашей экономики.
«СБ»: Но внешняя конъюнктура крайне неблагоприятна.
Г.Гриц: Показатель может быть реализован при определенных допущениях. Если, например, заработает в следующем году индустриальный парк, а Россия закроет на это глаза. И в парк действительно пойдут миллиардные инвестиции. Или если наш автопром включат в российские федеральные заказы. Все это может быть, а может не быть. Надо понимать: поставленная цель — сверхсложная, но если получится...
«СБ»: Президент постоянно говорит о строительстве новой экономики с учетом новых реалий в мире, на рынках, о реформировании по многим направлениям.
Ю.Шевцов: Положительным для нас является то, что идет процесс евразийской интеграции, и мы будет работать на огромном рынке, который опирается на российские сырьевые и энергетические ресурсы. И если Россия будет и дальше спокойно развиваться, набирать, образно говоря, экономический жирок, перспективы у нее будут неплохие. Кроме этого, у Беларуси есть много других положительных трендов. Через нашу территорию должны пройти два трансъевразийских транспортных коридора. Один из них — направление из Китая в Евросоюз. Мы сегодня имеем один коридор Москва — Берлин и извлекаем из этого неплохие дивиденды. Но важно понимать — Евросоюз ждет второй волны кризиса. В восточных регионах его идет окончательное добивание промышленности, снижается уровень жизни населения. Скажу больше, в Евросоюзе вообще не рассматривается восточный регион в качестве экономически активного. Есть северо–западный сильный центр и отсталая периферия. Таким образом, получается, что Беларусь находится рядом с хронически отсталой частью Евросоюза. Причем — запрограммированной на отсталость! И впереди огромная демографическая яма. Это серьезные вызовы. Поэтому у нас есть время, чтобы провести модернизацию экономики, поднять ее на более высокий уровень конкурентоспособности.
