О судебном размахе и судейском страхе, а также о многом другом размышляет председатель самого крупного суда Беларуси Александр Казусенок
— Александр Александрович, почему и как возглавляемый вами суд оказался самым крупным в стране?
— 18 апреля 2006 года Указом Президента № 245 суды Ленинского и Первомайского районов г. Бобруйска и суд Бобруйского района путем объединения реорганизованы в суд Бобруйского района и г. Бобруйска. В итоге и получился самый крупный суд в республике – 26 составов судей. Мы никого при этом не сократили, оставили всех работающих. Всего же в нашем суде работает свыше 100 человек.
В прошлом году наши судьи рассмотрели более 2 тысяч уголовных дел, около 12 тысяч гражданских и дел об административных правонарушениях. В настоящее время около 30 процентов дел, рассмотренных судами Могилевской области, приходится на суд Бобруйского района и г. Бобруйска.
– Для судебной системы кадровый вопрос – ключевой. Ведь в суде исправляются правовые недочеты, устраняются последствия, наступившие в результате чьего-то злого умысла, халатности, беспечности, равнодушия. Как осуществляется подбор кадров в вашем суде?
— В суде сложился достаточно профессиональный и дисциплинированный коллектив судей, специалистов и секретарей.
К подбору кадров мы относимся со всей ответственностью, заблаговременно готовим смену тем нашим ветеранам, которые уходят на заслуженный отдых, в отставку. В последние годы на работу приходят работники, которых мы вырастили и воспитали, как правило, исключительно самостоятельно, начиная от секретаря судебного заседания, консультанта, помощника председателя.
— Кого-то можете выделить из большого коллектива?
— Моего заместителя по гражданским делам Сергея Олеговича Петухова. Он вырос до нынешней должности со стажера судьи. Поражаюсь его работоспособности. Рабочий день у моего коллеги начинается в 8 часов утра, а свет в окнах его кабинета гаснет в 20.00. Выполняет большой объем работы, лично за прошлый год рассмотрел 1 479 гражданских дел. Всегда полон идей, видит пробелы в законодательстве и не стесняется вносить предложения по его совершенствованию.
Второй мой заместитель В. Лосев также грамотный юрист и является моей надежной опорой. Из судей могу назвать Т. Карповскую, имеющую в трудовой книжке одну-единственную запись о работе в суде. Высоко оцениваю труд А. Луканского, а также многих других судей.
— Наверное, нелегко подбирать и готовить кадры?
— Действительно, это нелегкий и очень ответственный труд. Ведь от того, как подготовишь специалиста, как его воспитаешь, зависит его дальнейшая работа как судьи. И если мы вырастили специалиста, например, с должности секретаря судебного заседания, то досконально знаем его возможности. Убежден, что именно такая организация работы с кадрами позволяет вырастить из специалиста хорошего судью. Ведь такой работник, поднимаясь вверх по служебной лестнице, постигает все особенности судебной деятельности. Секретарь судебного заседания – это практически тот же судья. Он только не принимает процессуального решения по делу. Когда этот специалист становится судьей, то знает практически весь алгоритм рассмотрения дела, и это придает ему уверенности.
Ясно осознаем, что только подобным отношением к воспитанию судейских кадров мы можем в дальнейшем обеспечить эффективную работу молодого специалиста на ниве правосудия. Поэтому сил на подготовку и воспитание будущих судей не жалеем. Знаем, что затраты окупятся сторицей.
— Существует ли специализация в работе судей?
— В таком большом суде, как наш, без специализации судей работать сложно. Поэтому специализация действует как в уголовной, так и в гражданской коллегиях. Специализация помогает регулировать нагрузку между судьями.
— При подготовке профессионалов порой действуют таким образом: работника бросают в воду, а потом обучают плаванию…
— Это еще называют так: выплывешь – собака, а не выплывешь – щенок. Я подхожу весьма осторожно к процессу становления молодых судей. Считаю, что нагрузка на специалиста, несомненно, должна быть. Без нее становление судьи может и не состояться. Но нагрузка должна быть дозированной, чтобы не испугать работника трудностями, чтобы не отбить у него желание постичь судейские премудрости. Поэтому нагрузку нужно повышать постепенно, закаляя характер специалиста. Нельзя допустить, чтобы у молодого судьи сформировалась боязнь принятия решения. Ведь он может, в принципе, знать, каким оно должно быть с точки зрения соответствия законодательству, но когда яд страха поразил работника, он не сможет принять по делу ответственное решение, сломается психологически. Вот почему я исповедую правило: у судьи должна быть уверенность.
В последнее время вышестоящие инстанции избрали путь чрезмерно суровой ответственности за отмены судебных постановлений. Делается это вроде бы из благих побуждений — не допустить неправосудных решений. Но такой, на мой взгляд, подход может породить определенную неуверенность в работе судьи.
Когда я пришел работать в суд, меня никто так не контролировал. Я был уполномочен принимать решения такие, какие считал нужными. И это вовсе не означало, что решения мои как судьи были волюнтаристскими. Каждое свое решение я обосновывал нормами материального и процессуального права. Были, конечно же, и отмены моих решений, но я не боялся их принимать и не переживал, что за отмену ко мне могут быть применены какие-то жесткие меры с вытекающими последствиями, вплоть до возбуждения дисциплинарного производства. Сейчас у судей появилась боязнь ответственности за отмену решений. Сюда же надо добавить излишнюю отчетность. Существование некоторых ее видов непонятно.
— Вас как председателя суда устраивает качество предварительного расследования уголовных дел, поступающих в суд?
— Особых проблем с качеством предварительного расследования уголовных дел, поступающих в суд, нет. Бывают, правда, ситуации, когда по ходатайству государственных обвинителей судебное разбирательство по уголовному делу судьями приостанавливается для получения новых доказательств, подтверждающих либо опровергающих предъявленное обвинение. Встречаются в судебной практике и оправдательные приговоры. Например, за 2009 год суд не согласился с выводами предварительного расследования в отношении 7 обвиняемых и постановил оправдательные приговоры. И в текущем году таких приговоров мы имеем уже два. Причем это касается серьезных дел, связанных, как правило, с незаконным оборотом наркотических средств и с доказательствами виновности, полученными при проведении оперативных экспериментов.
Качество предварительного следствия, особенно милицейского, в последние годы улучшилось. Такая же оценка у меня и по уголовным делам, проведенным следователями прокуратуры. Несколько уступают им дела, которые расследует ДФР. Как правило, его работники расследуют преступления в сфере предпринимательства и экономики, по которым и следственная, и судебная практика небольшая. Встречаются запутанные преступные схемы, требующие глубокого знания экономических вопросов и бухгалтерского учета.
Считаю, что заслуга в повышении качества предварительного расследования есть и у суда. Наша принципиальность в оценке материалов расследования, доказательств нацеливает и органы уголовного преследования повышать требовательность к своим сотрудникам.
— Удалось ли изжить в судебно-следственной практике фактов, когда отдельные руководители органов предварительного расследования и прокуроры, не желая утруждать себя принятием ответственных решений по уголовным делам, перекладывают бремя такого груза на суд?
— Хотелось бы дать утвердительный ответ и констатировать, что такие времена канули в Лету. Но, к большому моему огорчению, такая порочная практика нет-нет да и напоминает о себе. Выскажу, может быть, не очень современную мысль, за что, видимо, подвергнусь критике со стороны юристов-практиков: действовавший ранее в уголовном процессе институт дополнительного расследования позволял, по моему мнению, обеспечить должное качество предварительного следствия. Это, безусловно, дисциплинировало следователей и дознавателей (в этой связи развернулась дискуссия в «ЮГ»). Сейчас же, рассматривая уголовное дело, судья понимает, что и событие преступления было, и обвиняемый причастен к его совершению, но следствие не сумело в установленный срок собрать нужные доказательства, допустило процессуальные нарушения. Например, в протоколе следственного действия отсутствует подпись одного из понятых. Если раньше судья имел возможность вернуть дело на доследование для восполнения допущенных процессуальных недостатков, то сегодня такое доказательство он должен исключить из дела как недопустимое и постановить оправдательный приговор, если других представленных в деле доказательств недостаточно для обвинительного приговора.
— Допускает ли суд нарушение сроков рассмотрения дел?
— Если и случаются в нашем суде нарушения процессуальных сроков при рассмотрении уголовных и гражданских дел, то основной причиной этого является исключительно большая нагрузка на судей. Можете представить, что по некоторым делам судья может допросить в день не более 1—2 свидетелей. А если таких свидетелей несколько десятков? Вполне очевидно, что соблюсти установленные законом процессуальные сроки при таких обстоятельствах невозможно физически. Когда же дела не являются особо сложными, то и срок на их рассмотрение сокращен.
В текущем году я лично рассмотрел около 70 уголовных дел. Быть может, не самых сложных. Это хоть какая-то помощь другим судьям — нагрузка на них становится меньше. Совмещаю выполнение организационно-распорядительных функций и обязанностей судьи.
Я принципиально не вмешиваюсь в организацию работы каждого судьи, не диктую, что и как делать. Ведь рассмотрение любого дела – это своего рода творчество. Принятие решения по делу, особенно его обоснование, достаточно сложный процесс. Бездумно его не изложишь и шаблонами здесь не воспользуешься.
— А судьи по-прежнему выходят на работу в выходные дни?
— К сожалению, это так. В выходные, да и в праздничные дни, на рабочих местах можно застать практически всех судей. И домой берут работу, потому что по-другому не получается. Слишком велика нагрузка. Сейчас хоть появилась оргтехника, персональные компьютеры. Я в свое время начинал работу, когда и свободную пишущую машинку сложно было найти в суде.
— Кстати, как обстоят дела с технической оснащенностью, имеется ли локальная вычислительная сеть в суде?
— К большому сожалению, такой сети в главном корпусе суда нет, хотя необходимость в ней ощущается острая. Электронная база данных правовой информации с ее регулярным обновлением установлена лишь на компьютере консультанта суда. Судьи не имеют доступа к ней со своих рабочих мест, а поэтому актуальную информацию по законодательству получают непосредственно у консультанта. К этому надо добавить проблему надолго (шестой год) затянувшегося ремонта главного корпуса суда по улице Октябрьской. Убежден, что внедрение информационных технологий будет способствовать более четкой организации труда работников суда, а также поможет упростить и усовершенствовать нынешнюю систему статистической отчетности.
— Как вы, Александр Александрович, связали свою жизнь с судом?
— Я закончил юридический факультет Белгосуниверситета. После этого был призван в армейские ряды – службу проходил в качестве следователя в органах военной прокуратуры. Начинал в г. Смоленске в ракетных войсках стратегического назначения, затем были Москва, Байконур, Белорусский военный округ – города Гродно и Слуцк. Всего же выслуга в органах военной прокуратуры составила шесть с половиной лет. Этого времени мне хватило для того, чтобы прийти к выводу о необходимости смены рода деятельности. Уволившись из Вооруженных сил Республики Беларусь, в 1992 году я пришел на работу в суд. Был назначен на должность судьи Первомайского района г. Бобруйска, а через 4 года стал председателем суда.
Моя супруга к юриспруденции никакого отношения не имеет. Она – врач-гигиенист. Сын – студент, а дочери – 8 лет. Отец, а сейчас он пенсионер и заядлый пчеловод, в свое время был начальником УВД г. Бобруйска.
— Если попросить продолжить мысль: председатель суда – это…
— Работа председателя суда наполовину является организационно-распорядительной: я и судья, и председатель, и завхоз. Одновременно осуществляю представительские функции, участвую в различного рода совещаниях. Стараюсь многие оргвопросы замкнуть на себе, оберегаю судей и своих заместителей от выполнения несвойственных функций.
Много трачу служебного времени для контроля за исполнением судебных решений. Ведь неисполненные судебные решения не просто сводят к нулю колоссальную работу очень многих людей – правоохранителей, судей… Они приводят к разочарованию в системе, и это самое опасное.
Надо сказать, что определенные шаги в этом плане сделаны. Нам удалось согласовать вопрос о выделении 7 штатных единиц судебных исполнителей. Можете представить, какую нагрузку несут они, если на плечи каждого в месяц приходится порядка 200 исполнительных производств! За год у суда набирается около 70 тысяч исполнительных производств. В целом же я работой службы судебных исполнителей доволен. Со многими начинал свою работу в суде, поэтому они являются для меня надежной опорой, хотя и располагаются в отдельно стоящем здании.
— Что вам нравится в своей профессии?
— Труд судьи мне нравится за его независимость. А еще работа судьи заставляет постоянно думать, размышлять, соображать.
— По каким критериям оцениваете труд подчиненных, коллег?
— Ответственность, обязательность, профессионализм, самостоятельность. Без них невозможна продуктивная деятельность. А еще — терпение.
— Вы много лет уже стоите на защите справедливости. Это ваша миссия и ваше дело. Откуда силы, Александр Александрович, черпаете?
— Лично я снимаю нагрузку спортом. Трижды в неделю хожу в спортивный зал, через день плаваю. Если бы не эти увлечения спортом, я не представляю, как можно было бы избежать стрессов и срывов.
— Мне рассказали о вашем самом любимом увлечении…
— Действительно, я охотник с большим стажем. В свободное время сажусь в специально приобретенную для этого случая подержанную «ниву» и выезжаю в лес. Есть и отличное ружье. Когда сидишь в засаде и ждешь зверя, забываешь буквально обо всем. Могу просидеть с ружьем всю ночь, а утром быть на работе. При этом отлично себя чувствую. Для меня охота действительно эффективное средство от стресса.
