О подробностях, зубрах и подъездах

Недавно довелось постоять в переходе метро вплотную к светящемуся рекламному щиту, с которого куда–то сквозь меня глядела гламурная девица. Лицо девицы сияло нежным абрикосовым светом, накрашенные глаза излучали обещание: купи такой же мобильник, как нежно прижатый к моему уху, — и будешь успешен и красив, как я, и воссияет твой лик с рекламного плаката, и преисполнятся зависти ближние твои...
Недавно довелось постоять в переходе метро вплотную к светящемуся рекламному щиту, с которого куда–то сквозь меня глядела гламурная девица. Лицо девицы сияло нежным абрикосовым светом, накрашенные глаза излучали обещание: купи такой же мобильник, как нежно прижатый к моему уху, — и будешь успешен и красив, как я, и воссияет твой лик с рекламного плаката, и преисполнятся зависти ближние твои...

Но поскольку, повторюсь, стояла я вплотную к лику красавицы размером в метр квадратный, то, ожидая своей очереди к банкомату, рассматривала сей лик в подробностях... И состоял он из цветных квадратиков, ничего общего с природным материалом не имеющих. Да ведь был бы лик этот метровый изображен натурально, мы ужаснулись бы и преисполнились отвращения, как Гулливер при виде склоняющихся к нему великанов. Потому что при увеличении все выглядит отвратительно: поры кожи, волоски, морщинки, сосудики... Вся индустрия гламурных изображений — журналов ли, плакатов, клипов — построена на ретуши. Любая звезда в натуральном виде — с прыщами и морщинами — угаснет. Образ сияющей красоты, порождающий комплексы у женщин среднего возраста и анорексию у тинейджерок, — это контуры, заполненные однородной краской с красивыми оттенками. С реальными прототипами имеющие сходства не больше, чем увешанные датчиками артисты — с персонажами компьютерной анимации.

Наш мир подробностей боится. Ему не хватает на них времени. Это когда–то на фасадах возводилась сложная лепнина, какие–то каннелюры, затейливые окошки... Борьба с архитектурными излишествами завершилась успешно, и хотя теперь вроде бы осуждена во имя эстетизма, но былая наивная тщательность в наш быт так и не вернулась. Вместо стиля осталась стилизация. Одна моя знакомая собирает по хатам в деревне, где у нее дача, старые постилки, самодельную деревянную посуду, жбаны... Отдают охотно, с веселым недоумением. Потом, зайдя в дом в европейском стиле кантри, удивляются: постилка, сотканная прабабкой, которую уже лет десять использовали, чтобы сено носить, отстиранная, выглаженная, в сочетании с современной мебелью выглядит по–дизайнерски эпатажно. Как художественное произведение, которым на самом деле и является.

Привычка рассматривать мир глобально, с дистанции собственных материальных интересов лишает духовного зрения. На серьезный роман у современного читателя не хватает духа — и писатели переходят на малые формы. Даже говорят об эпохе малых форм в литературе.

Собственно говоря, все искусство ХХ века стремилось к обобщению. Развенчанию сложностей. Сведению всего видимого к набору контуров и простых форм. Пока не уперлось высоким лбом в «Черный квадрат».

Если перевернуть этот «Черный квадрат», не увидим ли мы на его оборотной стороне светящийся лик гламурной девы, лишенный пор, морщин и души? Изображение–фетиш, требующее жертвоприношения. Психологи утверждают, что пирсинг, тату и украшение себя шрамами — попытка разъединить тело биологическое и тело символическое.

В категории «подробности» могут попасть не только отдельные индивиды. В санкт–петербургском издании 1903 года наш национальный заповедник Беловежская пуща описывается прежде всего как угодья для царской охоты. В 1897 году Николай II со свитой добыл 37 зубров (убил 7 лично), 36 лосей, 25 оленей... Всего 209 зверей. А в 1900 году царственные гости отстрелили 40 зубров, 53 оленя и т.д. в количестве 680 штук. Все остальное, происходившее в этой местности, было ненужными подробностями. Юноша из обедневшей шляхты Иван Луцевич, идущий за плугом семейного надела и мечтающий об университете... Семинарист Несвижской учительской семинарии Константин Мицкевич, пытающийся писать первые стихи... «Заретушированным» оказался весь край, весь народ — со своим языком, культурой и надеждами... Важнее всего для автора — устройство царского охотничьего домика.

Так что не избегайте подробностей. Вот японцы их очень даже любят. Любование цветущей сакурой, сад камней... Якуб Колас описывал любование ледоходом всей дореволюционной деревней. Ведь не в офисе Пушкаревой мы живем. А в реальном доме с загаженным подъездом, в котором никто не додумается поставить на окно вазоны с цветами.

Кстати, это для меня — показатель. Если в подъезде есть вазоны, здесь живут хорошие люди. Ведь реальные цветы ретушировать не надо. Они и так прекрасны.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter