Донбасс, Горловка. Специальный репортаж с линии фронта

Горловка. «Мне вообще ничего не надо. Главное — видеться с семьей и чтобы все вот это закончилось», — прикованная к инвалидному креслу девочка говорила о войне. Бежать до убежища ей с мамой, если что, далеко. Уезжать некуда…



В грузовике — ящики с гуманитаркой для жителей фронтовых населенных пунктов Кременная, Ясиноватая и других. Пока едем в сторону Горловки. До темноты нужно успеть отвезти необходимые вещи нескольким десяткам лежачих больных, деток. Потом — в приют для людей с особенностями, беженцев, у которых больше нет ни дома, ни семьи и деваться им некуда.

— Большое спасибо вам, — говорит нам девочка Маша. Она в инвалидном кресле. — Знаете, очень люблю петь. И у меня есть любимый певец — Сергей Лазарев. Мечтаю когда-нибудь с ним познакомиться. Все говорят: мол, старый для меня. А я им: ничего не старый.

Маша из Горловки.

Машина мама рассказывает про обстановку:

— Когда громко, когда более-менее. Бывало, целую неделю рядом ложилось. А прятаться нам негде, уезжать некуда. В доме подвала нет. До школы бежать далеко. Да и как? Маша взрослая. Так что…

Школа.

Слушаем Марию дальше:

— У меня друзья из Макеевки, переписываемся… Мне вообще ничего не надо. Главное — видеться с семьей и чтобы все вот это закончилось. Очень хочется этого.


Маша плакала и говорила о войне. О страданиях, боли, которые она, война, принесла этому ребенку. Ему и без того непросто. Но надо жить. И девочка живет как умеет. Точнее, как позволяют западные «друзья» Киева. У скольких они отняли детство. И жизнь.

Слезы. Это то, что видишь в Донбассе постоянно. Слезы детей. Матерей. Уже потерявших сыновей и дочерей, надежду на то, что близкие, которые пока рядом, когда-либо заживут спокойно и счастливо. На своей земле. Под мирным небом. Как у нас, в Беларуси. Ценим ли мы это? Увы, не все.

Район Горловки. Люди рассказывают свои истории.

…Никитовский район, прифронтовой. Как тут говорят, Бесарабка. Простреливается постоянно. Здесь остались те, кто не захотел, не смог эвакуироваться. Либо уехал и вернулся. Отсюда до линии фронта (если по прямой) километр.

Вера показала, как со старшим сыном при обстрелах спускают через кладовку в подвал инвалидное кресло младшего, Кирилла. В подвале холодно, сыро. Зато безопасно. Кирилл улыбается. Он рад гостям и подаркам.

— Кровати тут, дальше — стол, — женщина показывала нам подвал. — Когда началось все в феврале, мы только тут и сидели. Ну а сейчас — по необходимости. Ребята спускаются в подвал, а я сверху подаю им Кирилла в коляске.

Вера: «За что нам все это?..»

Тяжело это все, говорит:

— Кто тут не был, не поймет. Тишины у нас почти никогда и не было. С 2014 года летит, стреляет. И выезжать боимся. Знаете, в 2014‑м многие выехали, потом вернулись. Толком жилья нет, работы нет и едут обратно домой… Никому мы не нужны. Вот за что нам все это?

Самый старший сын сперва был мобилизован, потом вернули, поскольку студент.

Постоянные обстрелы. Тишины Кирилл не знает от рождения.

— Девять месяцев как в аду жили. Тяжело, когда не знаешь, где твой ребенок? Жив ли? Вернется ли? Связи не было толком… Много его знакомых, считай, ровесников, погибли. За что детям это?! За что?! Они жили, планы строили, учились, работали, кто-то только семью создал… Боимся, всего боимся. Но как-то стараемся жить. Надо.

Вера вытерла слезы, выдохнула, улыбнулась, повернулась к своей ребятне.

…Горловский район шахты. Недалеко был завод, когда-то тут резиновые сапоги делали для всей республики и дальше. Светлана бежала вдоль дырявого от прилетов забора. Один ее ребенок, рассказывает мне, у бабушки, второй — дома, младшая девочка с инвалидностью:

Светлана: «Сонечка родилась с особенностями. А тут еще и война...»

— Сонечка родилась с особенностями. Так и живем, ребенку 10 лет. А тут еще и война эта! Вон к соседям трижды прилетало, у нас все окна и двери повылетали. Хорошо, что в тот момент все как раз на улице были. Чудом уцелели. А так в подвалах обычно при обстрелах сидим. По улице ходим — всегда под ноги смотрим… Ребеночек мой лежачий, постоянно требует внимания. Еще и судороги, приступы, а когда еще и обстрелы, то совсем плохо…

В поселке, говорит Светлана, много ее родни, все свои. Все друг другу помогают.

— А вы из Беларуси? — спрашивает.

— Да.

— А у меня родственников много в Беларуси, в Гомельской области. Мамины братья, сестры. Зовут нас, но мама уже — никуда. Мы вашего Батьку обожаем, конечно. Нам бы его. Хотят ли русские войны? Да никто не хочет. Кто прожил хоть один день этого ужаса… Америке желаю. Если б там знали, что такое война, то и думать бы не смели об убийствах, завоеваниях… Хочу простого: огородик, цветы, козочек завести, обычных женских забот хочу.

Дети Донбасса очень ждут мира.

* * *

Белорусы раздали продуктовые наборы в Ясиноватой. Ситуация там по-прежнему сложная. Постоянные обстрелы, прилеты в черте города. За последний год сюда прилетело более 16 тысяч крупнокалиберных снарядов. Только с начала СВО ранены более 180 человек, 40 человек погибли.

Водитель микроавтобуса, который возит людей по особо опасным маршрутам, работает в бронежилете. Руководство города подарило. В самой администрации броники тоже есть. В здании не нахожу ни одного целого окна, потолки — со следами прилетов.


В Ясиноватой вообще сложно увидеть здание, в котором осколками не посекло хотя бы фасад. Главе администрации Дмитрию Шевченко сожгли машину, и дому доставалось не раз, близко к линии разграничения.

Про нашего брата Дмитрий так сказал:

— Белорусов мы очень любим, для нас вы — образец для подражания. А к вашей продукции, особенно молочке, у нас особое отношение. Вообще, Беларусь вызывает чувство: это такой стандарт нормальной, правильной, спокойной и качественной жизни. Именно так здесь воспринимаются белорусы.

Снова дорога. Мы в прямой видимости противника.

…Снова дорога. Гаврилов говорит, что двигаться нужно очень быстро, чтобы заехать за укрытие:

— Сейчас боимся. Мы в прямой видимости ПТУРов (противотанковые управляемые ракеты. — Авт.). Нас можно достать и «Джавелином» (американский переносной противотанковый ракетный комплекс. — Авт.). Прямо перед нами — Авдеевка.

Мы направлялись в поселок Крутая Балка. Там осталось 11 человек. Место тяжелое. В низине, потому простреливается хорошо.

— Но люди живут, и им надо чем-то помогать, — сказал Гаврилов.


Там он обнял всех, как своих. Эти люди группе Николая уже словно родные. Извинился за каску и бронежилет:

— Простите. Приходится к вам, как космонавту…

— Правильно. Тут стреляют. Лучше быть «космонавтом», чем… «200».

Бабушка в инвалидном кресле сообщила: мол, живет она лучше всех. Недавно не поднималась с постели.

— Ой, да я скоро танцевать буду, — шутит, прикрывая плащом свою единственную ногу. — Мне еще внука женить надо. Он в Украине, говорит мне: «Знаю, бабушка, тебя только по фотографии». Вот так вот.

Поплакали, посмеялись, обнялись. Ну, не прощаемся...

Поплакали, посмеялись, обнялись.

— Ну, дорогие, не прощаемся.

— Нормально, Коль. Терпимо.

…Поселок Каштановое. Пакеты с лекарствами и продуктами под звуки прилетов быстро выгружают из машины и быстро раздают людям. На 27 жителей. Люди благодарят:

Поселок Каштановое. Шумно.

— Спасибо, что не забываете. Спасибо за смелость, что приезжаете. Только на ваших «тормозках» и держимся. Все, уезжайте скорее. Вы еще молодые, вам еще пожить надо.

— Что привезти в следующий раз? — спрашиваем.


gladkaya@sb.by

t.me/lgbelarussegodnya