О чем писала «Советская Белоруссия»

Половину того номера занимает становившаяся уже традиционной стенограмма речи Л.И.Брежнева (уже тогда каждый абзац венчали «бурные» или, по крайней мере, «продолжительные» аплодисменты). Значительно меньше газетной площади отведено прощанию страны с Юрием Гагариным и Владимиром Серегиным, которых в тот день хоронили у Кремлевской стены.

В траурных материалах, объединенных заголовком «Скорбь народа», столкнулись искренние слова о «нашем Юре» и сухое перечисление соболезнующих обкомов партии и министерств. Самыми теплыми показались слова заслуженного строителя БССР Т.Фандо: «Его портрет висит рядом с портретом моего сына, и никогда я не представлял его обведенным черной рамкой. Но это случилось. Гагарин отдал себя времени и пространству, но даже они не властны над ним. Я горжусь тем, что первым преодолел земное притяжение советский человек. Притяжение же сердец преодолеть нельзя... Много на моем счету построенного. Но сколько еще будет! Все мы строим будущее — ученые, строители и космонавты».

Брежнев не разрешил комиссии, расследовавшей ту катастрофу, опубликовать выводы о причинах и обстоятельствах случившегося: отчет, занимавший 29 томов, был отправлен в архив. Впрочем, каких–либо убедительных результатов расследование и не дало. Поэтому пять опечатанных бочек — все, что смогли собрать на месте падения, — и поныне хранятся в подвалах военного НИИ в Люберцах под Москвой.

Согласно самой известной, но тоже малообоснованной версии, учебно–тренировочный реактивный истребитель МиГ–15УТИ, в котором находились Юрий Гагарин и полковник ВВС Владимир Серегин, попал в струю пролетавшего рядом сверхзвукового истребителя и свалился в штопор.

Гагарин мог погибнуть на год раньше: он был дублером Владимира Комарова, сгоревшего дотла при возвращении из космоса на землю. В связи с той трагедией родилась еще одна легенда: Гагарин знал скрытые причины гибели Комарова, собирался доложить о них лично Брежневу — и был устранен «космической мафией».

Злые языки утверждали даже, что разговор с Брежневым все–таки состоялся, но в результате Гагарина заточили в психбольницу (где он якобы и скончался весной 1990 года), а в разбившемся самолете его вовсе не было. Сколько было и других сплетен... Во всяком случае, в последний год жизни Гагарина перестали выпускать за рубеж: то ли действительно опасались, что может невзначай рассказать всю правду о погибшем корабле, то ли его всемирная слава стала слишком кое–кого раздражать.

Конечно, Гагарин и сам устал от бесконечных мировых турне. Он 7 лет терпеливо нес бремя славы, безотказно отвечал на приглашения и королей, и директоров школ для трудновоспитуемых, принимал гирлянды высоких наград. Но за всем этим фейерверком вызревала трагедия: ему не позволяли летать. «Не хочу быть памятником — ведь живой человек!» — однажды в сердцах обронил Юрий Алексеевич, когда начальство пыталось отговорить его от тренировочных полетов.

В СССР ежегодно тогда разбивалось более сотни военных самолетов и вертолетов, что равносильно потере 3 — 4 авиаполков. Самолет МиГ–15УТИ и сам по себе считался малонадежным, склонным «впадать в штопор», а тот, на котором разбились Гагарин и Серегин, имел к тому же двигатель с трижды превышенным сроком службы. Но на таких «гробах» тренировался весь отряд космонавтов...

Западные биографы Гагарина предположили (такие слухи ходили и у нас), что космонавт спился, не выдержав испытание мировой славой, но мало кто знает, что на бесчисленные застолья он приходил с бутылкой из–под водки, наполненной водой и запечатанной. Перед роковым полетом прошел два медосмотра, а посмертная экспертиза дала заключение об отсутствии алкоголя в его организме.

Случайной или нет была смерть первого космонавта, она лишь укрепила его славу. Гагарин воплощает лучшее, что было в советской истории, — хотя бы потому, что другие наши герои не улыбались.