Новый век — новый взгляд на лес

Скажи любому леснику, всю жизнь посвятившему любимому делу, что многое из того, что он делает для леса из самых лучших побуждений, на самом деле приносит немало вреда, он искренне обидится. «Что это за причуда такая новомодная – экологически ориентированные системы выращивания леса? — спросит он. – Или я, охраняя его от огня, вредителей и болезней, высаживая элитные деревья, до сих пор об экологии не думал?» — А на самом деле, почему наука предлагает экологический подход к ведению лесного хозяйства и что нового он привносит в сложившуюся практику? – с этим вопросом обозреватель «Р» обратился к заведующему кафедрой лесоводства Белорусского государственного технологического университета Леониду Рожкову. — Начнем с того, — ответил Леонид Николаевич, — что меняется оценка роли леса в жизни человека. Если раньше он воспринимался главным образом как источник ресурсов, то климатические изменения последних десятилетий, опасное сокращение биоразнообразия флоры и фауны, перенапряжение естественных механизмов, которые смягчали последствия загрязнения окружающей среды, выдвинули на первый план роль леса как стабилизатора биосферы. Соответственно, должны измениться и технологии лесоводства. Как правило, экологически ориентированные технологии требуют определенных дополнительных затрат, поэтому к их внедрению лесоводов следует побуждать. И этой цели служит лесная сертификация, в ходе которой предоставляются доказательства того, что применяемые в отрасли технологии соответствуют критериям и нормативным требованиям, выработанным наукой. Без такого международного сертификата сегодня уже невозможно продать лесную продукцию, например, в Великобританию, Голландию, а вскоре круг таких стран станет еще шире. Разумеется, отчасти сертификация стала и средством борьбы за рынок, и выгодным бизнесом, поскольку за ее проведение надо платить большие деньги специальным фирмам, но все же разумные начала в ней есть. — В чем они заключаются? — Например, у нас было принято при санитарных рубках и рубках ухода убирать все мертвые и больные деревья, валежник, чтобы не создавать благоприятных условий для возникновения пожаров и не превращать лес в рассадник вредителей. Теперь же международные нормы требуют, чтобы на каждом гектаре оставалось как минимум10 кубометров такой мертвой древесины, а лучше – 20—30 кубометров, то есть примерно один вагон! Это важно для создания среды обитания и условий размножения очень большого числа насекомых, грибов, лишайников, жизненно необходимых лесу и населяющим его животным. Подсчитано, что в лесах, сохранившихся в первозданном виде, сухостой составляет до 25 процентов деревьев, и такая экосистема богаче жизнью, более устойчива к болезням и вредителям, изменению климата. Что же касается пожарной опасности, то за таким лесом надо, конечно, лучше следить. Хотя и на пожары, не принимающие масштабов катастрофы, взгляд меняется. Огонь часто играет и положительную роль в смене растительности, помогает поддерживать существование некоторых видов насекомых, цикл размножения которых запускается только при воздействии высоких температур. Современный подход к ведению лесного хозяйства отличается и от сложившейся у нас практики организации охраняемых территорий. У нас памятники природы, национальные парки, заповедники – объекты очень масштабные, имеющие соответствующий государственный статус. Но, как показывает мировая практика, очень эффективной может быть и система так называемых ключевых биотопов («био» – живое, «топ» – территория), которые не обязательно должны находиться под охраной государства. Как правило, такие объекты – небольшие участки с характерным для региона ландшафтом, ценной растительностью или животным миром. Их выделение происходит чаще не по указке сверху, а по инициативе владельцев леса, местных жителей. Это предмет их гордости. Они тщательно охраняют свою достопримечательность, хотя в большинстве случаев хозяйственной деятельности там не прекращают. У нас в законе об охраняемых природных территориях такого понятия нет, но на практике выделение ключевых биотопов уже началось, поскольку многие лесхозы начали готовиться к сертификации. — Поскольку наиболее экологически ценными и имеющими право на получение сертификата признаются леса, близкие по структуре к естественным, то не предполагается ли отказаться от практики посадки деревьев принятым у нас плантационным методом? — Одно из условий для получения сертификата действительно состоит в том, чтобы лес не напоминал плантацию. Вернее, это допускается лишь в исключительных случаях. И дело здесь не столько в невысокой эстетике не естественных для природы шеренг деревьев, сколько в низком биологическом разнообразии таких посадок, недостаточной устойчивости их к неблагоприятным факторам среды. Разумеется, то, что посажено, должно расти, но постепенно такие монокультурные плантации должны трансформироваться в леса более естественные за счет выборочной рубки и стимулирования развития на освободившихся участках деревьев хозяйственно ценных видов. В критериях, которым должны отвечать современные приемы выращивания леса, прописаны и требования к технологиям заготовки древесины. — Сколько вообще требований необходимо выполнить лесхозу, чтобы получить сертификат? — Системой FSC (Лесного попечительского совета) определены 10 критериев, каждый из которых включает множество показателей – всего их около сотни. Многие положения не имеют отношения к экологии, поскольку, строго говоря, они стремятся утверждать лесоводство, ориентированное также на социальные и культурные ценности. То есть там, например, содержатся пункты о недопустимости использования труда заключенных при выращивании и заготовке леса, о необходимости выплачивать работникам достойную заработную плату, доводятся правила охраны труда вплоть до описания требований к экипировке лесорубов, их профессиональной подготовке. Не оставлены без внимания и права местного населения. — Во что лесхозу будет обходиться сертификация? — Сертификация по системе FSC, которую приняли 60 стран мира, обходится до одного доллара за гектар. Казалось бы, немного. Но в каждом хозяйстве – десятки тысяч гектаров. Сморгонский лесхоз, например, первым в стране получивший такой документ, заплатил английской компании, проводившей сертификацию, несколько десятков тысяч долларов, а подготовка к сертификации потребовала еще больших затрат. И была большая проблема – собрать эту сумму. Каждые пять лет процедуру нужно повторять в полном объеме, плюс ежегодно оплачивать текущий аудит. В масштабах республики затраты составят несколько миллионов долларов каждые пять лет. Есть еще Общеевропейская система лесной сертификации – PEFC, практика применения которой пока не сложилась. В первом случае мы имеем дело с едиными стандартами, за соблюдением которых следят независимые международные эксперты, не доверяющие доморощенным сертификатам и государственным национальным структурам, выдающим эти документы. Что касается PEFC, то она лояльна к национальным системам сертификации и лишь оценивает их на предмет соответствия европейским критериям устойчивого лесоуправления. У нас приняли решение сделать ставку на обе системы, и о целесообразности такого шага можно дискутировать. На взгляд многих специалистов, следовало бы не тратить деньги на развитие национальной системы сертификации, документы которой все равно не будут признавать в большинстве стран, куда мы поставляем древесину и изделия из нее, а создавать свою независимую аудиторскую компанию, которая была бы аккредитована в системах FSC, PEFC или других. Избавленные от необходимости прибегать к услугам зарубежных фирм, мы бы сэкономили много средств, да еще и зарабатывали бы валюту, выполняя заказы на сертификацию лесов в других странах. Как бы там ни было, поторапливаться с решением этой проблемы надо. Ведь один раз Евросоюз уже пошел нам навстречу и отложил на пять лет введение запрета на поставки продукции, изготовленной из древесины, выращенной в лесных хозяйствах, не имеющих экологических сертификатов. Если поблажку не сделают вторично, то у наших производителей, например мебельщиков, очень скоро возникнут проблемы с экспортом.