Однажды в середине сентября я отправился за клюквой на обширное моховище, расположенное в восьми километрах от белорусской деревни Стасенки. Добравшись до нее на своем мотоцикле «Урал», загнал его во двор одного из пустующих домов, замаскировал бурьяном и дальше отправился пешком через густой, заболоченный хвойно-лиственный лес. Компас в этот поход не взял, легкомысленно решив, что на этом очень знакомом мне маршруте он совершенно будет не нужен.
Извилистая дорога была до такой степени измолочена ногами сотен любителей клюквы и брусники, что превратилась в сплошное жидкое липкое месиво, из которого после каждого шага даже ноги с трудом вытаскивались. А лес вокруг хоть и был завален буреломом, но так и просил уйти с отвратительной дороги, заманивая грибами. Ими я всегда занимаюсь на обратном пути, поэтому продолжал месить ногами дорогу.
И только прошагав по ней километров пять, изрядно намучившись, все же свернул в лесную чащу. Не только свернул, но и вообще решил спрямить свой путь к моховищу, ориентируясь на ясное и теплое солнышко на чистейшем небе. Хотя это было настоящим безрассудством с моей стороны. Местные леса настолько коварны, что стоит человеку иногда хоть немного отойти от тропы или дороги, особенно в пасмурную погоду, как его будто леший начинает крутить по лесным дебрям. Даже со старожилами лесных деревень такое случается.
Через несколько минут вдруг подул резкий ветер, усиливающийся с каждой минутой. Небо заволокло черными, мрачными тучами, и начался настоящий кромешный ад с ливневым дождем, слепящими молниями вокруг и раскатами грома над самой головой, от которых хотелось зарыться в землю. Со страшным треском и шумом падали сбитые молниями и поваленные ураганным ветром деревья, их вершины и крупные ветки.
Я продолжал двигаться к заветному моховищу, зная, что там обезумевшая злая стихия будет не так страшна среди низкорослых сосенок и березок. Мой путь постоянно преграждали сплошные завалы бурелома, множество узких, но мрачных и глубоких речушек, после преодоления которых приходилось ложиться на спину и задирать кверху ноги, чтобы вылить из сапог воду, хотя вся одежда и так была промокшей до последней нитки. А когда на моем пути попадались поляны, то трава на них была такая высокая и густая, что почти невозможно было через нее пробиваться. И вода была на этих полянах выше колен.
Буйство стихии продолжалось более часа, а я не только не преодолел остававшиеся до моховища три километра, но и понял, что заблудился, и шел теперь наугад, надеясь уже не на выход к нему, а хоть на какую-нибудь тропинку. Часто выходил к местам, через которые уже проходил. Это меня уже кто-то водил. И так продолжалось часа три. Неожиданно вышел к густо заросшим ельником и дубами буграм площадью около гектара. Многие деревья были изрублены осколками, но до сих пор живые.
Сразу было понятно, что это партизанская база, которую гитлеровцы стерли с лица земли с помощью бомбардировщиков, и это подтверждали уничтоженные бомбами землянки.
На одном из нетронутых бомбами бугров я обнаружил несколько могильных холмиков, возле которых поcтоял без головного убора, чтя память погибших.
Черные тучи по-прежнему закрывали все небо, и было совершенно непонятно, где юг, где север. Поэтому я и решил не искушать судьбу, а заночевать на этом скорбном месте.
Развел большой костер, хорошенько высушил всю одежду и обувь, и только когда надел все сухое и теплое, занялся ужином и чаепитием. Вынул из рюкзака сверток с едой и двумя солдатскими фляжками с чаем, подогрел все, поужинал и стал сооружать шалаш для ночлега, накрыв его большим куском, 2 на 3 метра, полиэтиленовой пленки. Затем нарвал и нарезал травы для постели, уже просохшей после дождя, и наконец блаженно растянулся на ней в своем шалаше. О том, чтобы утром идти к моховищу, не могло быть и речи. Тут уж, как говорят, не до жиру, быть бы живу. Домой нужно добираться. За клюквой можно и в другой раз сходить.
О том, что жена дома волнуется, я не переживал, так как всегда, отправляясь в лесные походы, обязательно говорю ей, что могу и заночевать в лесу или тайге.
Уснул почти мгновенно, но среди ночи был разбужен пронзительным, полным отчаяния и ужаса визгом и через несколько мгновений — хриплым ревом кабанов, уханьем, остервенелым волчьим рычанием и грубым, резким взлаиванием. О том, что эти хищники тоже иногда взлаивают, я знал давно, но сам слышал впервые.
Мне было совершенно ясно, что эти звери набросились на пасущихся кабанов и успели смертельно ранить, наверное, подсвинка-прошлогодка. Но сразу после этого они были атакованы могучими и грозными секачами. Мне было очень хорошо слышно, как кабаны гонялись за коварными и жестокими агрессорами среди кустов и деревьев.
Потерпев фиаско, волки бросились наутек, промчавшись мимо меня метрах в десяти. Я снова развел костер из толстых сучьев, погрелся возле него и опять лег спать. А когда проснулся, уже светало. Костер давно потух, и в своей легкой одежде холодным утром я продрог ужасно. Быстро развел небольшой костерок и, не теряя времени на завтрак, прогрелся только чаем. Затушил хорошенько угли и направился к месту ночного сражения.
Произошло оно в дубняке, и увиденное потрясло меня: на земле среди кабаньих пороев лежал еще шевелящийся подсвинок. Метрах в пяти от него валялись останки растерзанного секачами матерого волка. Оглядевшись вокруг, я побродил еще немного среди пороев. А к этому времени и солнышко всходить начало, так что, вернувшись к подсвинку, я дорезал его, снял шкуру и, разделав тушу на куски, завернул их все в тот же полиэтилен и сложил в рюкзак. Вес получился довольно приличный, так что, если бы не взошедшее солнышко, указавшее мне выход к автотрассе, я, может, еще и подумал бы, стоит ли рыскать по лесным дебрям с большим грузом мяса, не зная правильного курса.
Метрах в двухстах от места кровавого ночного сражения в сторону трассы мой путь пересекло озеро-болото площадью в несколько гектаров, а перед ним многие вековые деревья были скручены и завалены могучим смерчем. На самом берегу ветер так сложил сломанные ели, что под ними образовалась пустота, добраться в которую извне было невозможно из-за густых, толстых и колючих еловых веток по всему периметру этого нагромождения. Как оказалось, это была кабанья «база».
В одном месте заботливый и мудрый вожак выгрыз среди толстых веток небольшой лаз, через который весь табун заходил внутрь, а один из секачей, надо думать, перекрывал этот лаз изнутри. Попробуй сунься волк сердитый.
До трассы от этого места, которое, как оказалось, было на российской территории в пяти километрах от границы, я дошел за полчаса.
Оставив тяжелый рюкзак в кустах возле дороги, пошел за мотоциклом, пройдя через российский таможенный пост, вся бригада которого меня прекрасно знала. И вскоре был уже дома, без клюквы, но с мясом.
До сих пор удивляюсь тому, как я во время своих блужданий по лесным дебрям неоднократно пересекал дороги и тропы от трех деревень к моховищу и не заметил их. Наверное, действительно, лесной господин леший водил меня, полностью руководя моими действиями и рассудком.
