Нищета революционной идеологии

С доктором философских наук, профессором Вячеславом Оргишем беседует корреспондент «СБ»

Продолжение. Начало в № 72.


Мирная ипостась конфликта


— Вячеслав Петрович, по- вашему, излюбленная политической оппозицией постановка вопроса о разрешении общественного конфликта в духе марксистской социологии не актуальна. Тогда что актуально?


— Актуально понятие регулируемого конфликта. Не стану излагать многочисленных западных авторов, писавших на эту тему. Сошлюсь на крупнейшего социального философа современности Ральфа Дарендорфа, главный аналитический труд которого красноречиво называется «Класс и классовый конфликт в индустриальном обществе». По убеждению социолога, конфликты являются неизменными спутниками любого общества. Более того, они — генераторы социальной энергии, которую необходимо направлять в правильное (мирное) русло, а не на радикальные политические цели, как предлагает поступать марксизм. Анализируя значение классового конфликта XIX века, Р.Дарендорф пришел к выводу, что этот конфликт принадлежит прошлому, поскольку промышленное предприятие перестало быть основным институтом постиндустриального общества. В результате этого изменения спор между предпринимателем и рабочим утратил значение основного противоречия и главного конфликта, воздействующего на все стороны общественной жизни. Его проявления ограничены рамками предприятий или промышленных отраслей.


Разумеется, постиндустриальное развитие не вывело конфликт полностью за скобки общественной жизни. Тем не менее оно сделало его более многообразным, структурированным по направлениям интересов. Поляризацию общественной жизни вытесняет общественный плюрализм, который отражает множественность пересекающихся групповых потребностей.


— Но как могут протекать структурные преобразования в обществе? Какие варианты тут возможны?


— Будем плясать от того же марксизма. Его проект общественных преобразований предусматривает полное изменение круга лиц, господствующих в той или иной системе общества. В данном случае речь идет о революционных преобразованиях, в ходе которых политическое поле зачищается от деятелей «старой» формации. Так было, например, в ходе большевистской революции 1917 года в России...


— Так хотят наши «борцы» с политической системой...


— Как говорится, хотеть не вредно. Большинство аналитиков считает, что актуальность и целесообразность подобных радикальных проектов весьма спорна. С точки зрения современной практики куда более привлекателен вариант преобразований, связанный с частичной заменой тех, кто правит. Упор делается не на революционный слом, а на эволюционную реконструкцию сложившегося порядка вещей, что, в общем, отвечает опыту структурных преобразований европейцев. Например, англичане, выбрав новую правящую партию, меняют кабинет министров, но оставляют старый состав администрации, чем обеспечивают преемственность и устойчивость государственного поведения...


Геополитические корни


— К чему можно свести консервативный опыт общественных преобразований, подобный английскому?


— Не спешить, чтобы не наломать дров! Европейская политическая культура знает еще более мягкий вариант изменений, который не касается правящего слоя. Претерпевает изменения лишь политика действующей власти. Правящая группа (партия) вносит поправки в проводимый курс, которые отражают требования оппозиции. В данном варианте изменения происходят наиболее медленно, однако они во многих случаях не вызывают болезненных реакций, создают предпосылки для того, чтобы общественный конфликт протекал в хорошо регулируемых формах.


— Всем известно, что оппозиция сама себя загнала в угол, настаивая на радикальном проекте общественных преобразований. Это очевидно. Тем не менее оппозиционные деятели продолжают упорствовать. Почему их не устраивают умеренные варианты социально–политической трансформации, о которых вы только что упомянули?


— Точности ради надо сказать, что в марксистском проекте оппозиционных идеологов притягивает главным образом пафос революционного демонтажа политической системы (образно говоря, интересует оружие, которым можно сокрушить власть). Что касается марксистской доктрины в целом, то большинство оппозиционеров отвергают ее. Другими словами, их интересует диктатура, но не пролетарская, а «демократическая»...


Относительно того, почему оппозиция не спешит ставить на умеренные варианты?.. Возможно, потому, что ощущает свою социальную чужеродность правящей элите. Однако в данном случае прежде всего надо исследовать геополитические причины. Распад мировой социалистической системы вызвал основательные социально–политические сдвиги в государствах социалистического блока. Мировые геополитические игроки, пользуясь ситуацией, предприняли усилия к тому, чтобы, так сказать, застолбить новые государства (включить их в зону своего влияния). Проекты радикальной демократизации были для этой цели наиболее подходящими. Демократическая оппозиция, сформировавшаяся и действующая при заинтересованной опеке и спонсорской поддержке продюсеров от геополитики, естественно, не могла не усвоить радикальную идеологию политической борьбы, которую изначально внушали эти опекуны. В Беларуси революционный проект явно не удался, а белорусские оппозиционеры ничему другому, кроме как бодаться с властью, увы, не обучены. При том, что сегодня они почти никому не нужны (в том числе спонсорам), им ничего не остается, как агонизировать и упорно держаться старых лозунгов...


Новая страница


— Итак, на что надо обратить внимание еще раз?


— Посткапиталистическое развитие ХХ века серьезно трансформировало сам тип структурных преобразований. В современном мире (во всяком случае, западноевропейском) доминирует принципиально иная в сравнении с XIX веком философия политической борьбы. Она придерживается концепции регулирования конфликтных ситуаций (поиска консенсуса), а не абсолютизации противоречий. Политическим силам в Беларуси, претендующим на выражение европейских политических ценностей, надо внимательнее присмотреться к соответствующему (европейскому) опыту их воплощения, который опирается на возможности индустриальной и политической демократии. После Второй мировой войны именно эти системы институтов, полагают аналитики, помогают европейским государствам формировать социальный мир...


— С политической демократией более или менее ясно, а вот термин «индустриальная демократия» звучит  как–то непривычно...


— Вполне возможно, однако как раз индустриальная демократия открыла, по мнению западных аналитиков,  Р.Дарендорфа, новую страницу во взаимоотношениях между рабочими и предпринимателями в промышленной сфере. Благодаря индустриальной демократии отношения противостоящих сторон поднялись на новую ступень. Блюсти предпринимательские интересы помогает сама организация производства, финансовая сила бизнеса, а также законодательное регулирование. Требованиями трудящихся занимаются профсоюзы, которые также апеллируют к законодательству. И те, и другие имеют представительство как на общенациональном уровне, так и на предприятиях. Одним словом, развитие индустриальной демократии способствовало тому, что призраки социально–политической революции, еще век назад бродившие по Европе, утратили свою притягательность и, в конце концов, перестали смущать общественное мнение.


— В таком случае с точки зрения доминирующей в Европе политической культуры, каким должно быть поведение конфликтующих сторон?


— Она требует, чтобы стороны политического конфликта признавали его реальность, наличие различий, право друг друга на существование, а также определенные правила игры, которые способны поддерживать баланс в их взаимоотношениях. Входя в общественную практику, эти нормы ограничивают возможности насильственного развития классового конфликта. Таким путем если не устраняется, то существенно сужается перспектива революционной (в духе марксистского волюнтаризма) ликвидации классов, приоритет получает эволюционное изменение политической сферы, в ходе которого классовые интересы корректируются, регулируются и в той или иной мере удовлетворяются.


— Уверен, что вам возразят — белорусскому обществу как раз не хватает стандартов европейской политической культуры...


— Правильно. Однако европейцам эти стандарты не с неба свалились. Запад методично трудился над их укоренением не одно десятилетие. Западные политические элиты терпеливо добивались создания институциональных условий, необходимых для эволюционного пути структурных реформ. Например, одно из главных таких условий заключается в том, что общественные группы, прямо не участвующие во власти,


объединены в собственные организации. Благодаря этому стороны конфликта, их интересы получают законный институциональный статус. В Беларуси сотни зарегистрированных общественных организаций. Для оппозиции здесь непочатый край работы. Но ей подавай власть сразу и целиком. Многие оппозиционные вожди зациклились на замусоленном тезисе о том, что белорусский политический режим «нелегитимен» и должен «уйти». Вопрос, куда и с какой стати, если у него в наличии — мандат электорального большинства, у вас — пожелтевшие от времени обещания прекрасного демократического будущего, в которое упомянутое большинство уже давно не верит. О поиске компромисса и примирении с теми, кто реально командует парадом, эти вожди говорить не любят...


За что боролись...


— Суммируя сказанное, на какие принципы, характеризующие политический процесс в современном европейском мире, особо стоило бы ориентироваться нашим оппозиционерам?


— Неотъемлемый принцип поведения субъектов политической жизни европейских обществ — признание ими допустимости конфликта и объективности существования несовпадающих интересов. Понимание того, что в компетенции власти регулировать соответствующие конфликты, предупреждать развитие их насильственных форм.


Иначе говоря, один из главных приоритетов европейской политической культуры — формирование между сторонами политического конфликта консенсуса относительно методов, какими его можно регулировать. Вот над чем белорусской оппозиции следовало ломать голову и терпеливо (!) трудиться прошедшие пятнадцать лет. Вместо этого оппозиционные жрецы отечественной демократии натужно и упрямо пытались вырыть яму для «последней диктатуры Европы».


— Получается, пятнадцать лет оппозиция занималась не тем? Или все же какой–то позитив в ее действиях обнаружить можно?


— Существует мнение, отчасти с ним можно согласиться, о том, что фронтальное неприятие оппозицией правящей элиты, особенно некоторых ее персоналий, попытки вопреки электоральным настроениям принудить общество произвести ротацию высшей власти побудили последнюю реконструировать и модернизировать политическую систему с тем, чтобы придать ей большую устойчивость и защищенность. Пик этой работы — конституционный референдум 2004 года, после него исполнительная ветвь власти окончательно обрела те сильные черты, которые сегодня так раздражают оппозиционных политиков. Как говорится, за что боролись...


В общем и целом оппозиция не справилась со своей исторической миссией — не стала толковой, органично и конструктивно интегрированной в системную жизнь белорусского общества политической величиной. Оппозиционные стратеги и лидеры так и не смогли победить в себе нищету идеологии, зовущей к конфронтации с политической системой, мысли о революционном перевороте по–прежнему не дают им покоя.


— Неужели в головах оппозиционных вождей ничего не меняется?


— Возможно, что–то меняется, но по факту... Вот, например, публичные признания на эту тему одного из них, слывущего либералом Александра Милинкевича. Он высказывается за модернизацию белорусской экономики, выступает против изоляции страны со стороны ЕС, призывает коллег к диалогу с властью. Но базовые установки политика, которые он не скрывает, нацелены не столько на диалог с политической системой, сколько на ее расшатывание и в конечном счете развал. Цитирую: «Сегодня мы имеем значительно больше шансов — режим ослаб, его подточила эрозия... Мы будем сражаться с режимом за каждый клочок свободы...» (Радио «Свобода» 14.11.2009 г.). Что здесь нового?


«Тайна» в свете социологии


— Не знаю, как у вас, у меня впечатление вполне определенное. Этот адепт свободы не так уж далеко ушел от марксистских идеологов, агитирующих «разрушать до основания, а затем...». Однако на что, на какие ресурсы он и его сторонники рассчитывают, заявляя, что у них сегодня «шансов значительно больше»?


— Сие есть «тайна» великая, на которую, впрочем, проливают некоторый свет социологи. Приведу данные декабрьского 2009 года общенационального опроса Независимого института социально–политических и экономических исследований (зарегистрирован в Литве, руководитель профессор О.Манаев). На вопрос, если бы завтра состоялись выборы президента Беларуси, лишь 4,3% опрошенных ответили, что проголосовали бы за А.Милинкевича, 2,4% — за А.Козулина.  Всего-то! Очевидно, что мировой экономический кризис не изменил откровенно равнодушного отношения избирателей к оппозиции и ее лидерам. Их упования на то, что кризисные явления в экономике разбудят в белорусах протестные настроения, также не оправдываются. На вопрос: «Если в вашем городе (районе) состоятся акции против ухудшения экономического положения, готовы ли вы принять в них участие?» — утвердительно ответили 14,2% респондентов, что на 3,7% меньше, чем в марте 2008 г.


В то же время прошлогодние мониторинговые исследования НИИСЭПИ свидетельствуют, что тот, кого оппозиция считает главной помехой ее «революционным планам», является единоличным лидером по уровню доверия граждан. Причем рейтинговые тенденции имеют для А.Лукашенко вполне определенную положительную динамику.


— Положение вещей, которое выявило исследование НИИСЭПИ, понятно, оно не в пользу нигилистов, настроенных на тотальное отрицание политической системы. Но, может быть, другие социологические службы выявляют иную картину?


— Вероятно, кому–то хотелось бы этого, однако, увы. По данным известной в стране и за рубежом Аксиометрической лаборатории «Новак» (руководитель профессор А.Вардомацкий), первую позицию в рейтинге «Человек года: Беларусь», как и годом ранее, занял Президент. Деятели оппозиции и направляемые ими структуры могут лишь мечтать о такой степени политического доверия, поддержки со стороны избирателя. И наивно фантазировать относительно того, что у них «сегодня значительно больше шансов». Однако фантазии, даже самые буйные, еще не выход из тупика, в который загнала сама себя оппозиция.


— В таком случае, как ей существовать дальше?


— Перестать путаться под ногами и не ждать, когда мировой кризис (или что–нибудь еще чрезвычайное), наконец, обрушит политический режим. В таком виде и с такими контрпродуктивными установками, как теперь, ее дальнейшее существование бессмысленно...


(Окончание в следующем номере.)

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter