– Никита, поздравляю вас с премьерой «Грозного». Есть у вас самое яркое воспоминание из этого фильма?
– Самое яркое воспоминание – это, конечно, пластический грим! Вроде бы знаешь всех коллег, с которыми работаешь на площадке, но, когда нужно было общаться, приходилось вглядываться и сквозь грим рассматривать, кто же это. Половину народа я не узнавал. Единственный, кого мог узнать в любом гриме, – это Сергей Маковецкий, а вот с остальными было сложно.
– А вас самого насколько сильно загримировали для роли боярина Ивана Петровича Челяднина?
– Самый большой подарок для артиста – когда случается не просто возрастная роль, а есть возможность пройти путь героя от молодого к старому. Когда есть изменения и по сценарию, и по гриму, и по характеру персонажа. Тут у меня как раз такой случай. Я играю боярина Челяднина – это собирательный образ оппозиции Ивана Грозного, в реальности такого человека не существовало. У моего молодого боярина возрастные изменения происходят постепенно, от серии к серии. И к концу фильма он уже превращается чуть ли не в чудовище с седыми волосами и выбитым глазом, практически неузнаваемый человек. Первый грим с бородой был несложным и занимал полчаса. А вот возрастной грим наносился не менее полутора часов, а порой и до двух с половиной. Гримеры у нас были просто от бога, творили настоящие чудеса своими золотыми руками. Кожа же дышит, и за 12 часов на площадке они много раз подходили со своими кисточками, «выгоняли воздух» из‑под силикона.
– Кстати, съемки картины были в разгаре, когда объявили карантин...
– Да, 29 марта у нас был запланирован съемочный день, на площадке всем померили температуру, все были в масках. Мне уже сделали грим, сижу с силиконом на лице, подходит девушка померить температуру и показывает, что у меня 32 0С. Мы еще пошутили, что я почти умер, и тут нам объявили, что съемок больше не будет, уходим на карантин.
Кадр из фильма «Грозный»: Никита Панфилов в роли боярина Челяднина – Вы рады были вынужденной передышке или страдали, не зная, чем себя занять дома?
– Всю свою жизнь я поделил на две части, без которых не могу жить, – семья и работа. И хоть радоваться повода не было, передышка тем не менее пошла на пользу – я бросился в садоводство, купил парник и занялся земледелием. Теща до сих пор закатывает в банки наши «плоды пандемии». Я целыми днями копал, сажал, строгал, коптил, красил, чего только не делал! Все, что было отложено в долгий ящик, сделал за два месяца карантина. Мне всегда нравилось что‑то создавать своими руками, а копаться в земле – вообще мой фетиш. Это единственный момент, когда я могу вообще ни о чем не думать, агротерапия во всей красе. Люди делятся на несколько категорий – рыболовы, охотники и земледельцы. Так вот я стопроцентный земледелец, особенно теперь, когда мы переехали жить за город, после рождения дочери Авроры. Люблю наблюдать, как растут посаженные мной растения, весной взял один обычный болгарский перец, вынул семечки и рассадил в землю. Так у меня взошло 200 перцев, я не знал, куда их высаживать. Теперь у меня в саду растет все – подсолнухи, картошка, огурцы, помидоры, кабачки. Мне, конечно, помогала семья – тесть, теща, мама, один бы я не справился.
– Одни признавались, что были рады возможности проводить столько времени с семьей, другие, наоборот, говорили, что пережили очень непростые времена, а некоторые семьи не выдержали карантина. Как для вас этот период прошел?
– Да, у меня тоже есть знакомые, которые переругались за время пандемии. Но мы с Ксенией сразу договорились, что можем либо ад устроить друг другу, либо рай. Я считаю, что если ты живешь с человеком, но при этом оказался не готов проводить с ним 24 часа в сутки, то что же это за семья? Грош цена такой семье, и если она развалилась, то туда ей и дорога. Люди должны жить душа в душу 24 часа семь дней в неделю. Тьфу-тьфу, у нас это вроде бы получилось.
– Пару лет назад вы говорили, что хотели бы снять свое кино и самому в нем сыграть. И даже сценарий написали. Что с этой мечтой?
– Опять же – пандемия. Мы должны были уже запускаться, набрали команду, выбрали город, где должны снимать, но из‑за пандемии пришлось отложить все в долгий ящик. В сегодняшней нестабильной ситуации невозможно начать съемки. Для меня это первый проект, где я выступаю в качестве режиссера, поэтому слишком велика ответственность и слишком много рисков.
– О чем эта история?
– Я сам по жизни актер, поэтому историю написал, конечно, про актера. Собирал этот сценарий лет пять и писал еще года три. Это все истории про моих друзей, знакомых, близких, ну и про меня что‑то. Во многом автобиографичное – и эпичные истории, и любовные, удалось все их собрать в один сценарий.
– Вы тот редкий артист, который отслужил в армии. Неужели сами в 18 лет решили отдать долг Родине?
– В 18 лет у меня случилась трагичная любовь, я забил на Институт современного искусства, где тогда учился, и меня из него быстро отчислили. Я понял, что тону в своем чувстве, как в трясине, ничего не вижу, не слышу, не думаю. Подошел к отцу и сказал: «Пойду в армию», – он ответил: «Подожди, что‑нибудь придумаем. Ты же хотел работать в милиции?» И как‑то через свои связи отправил меня служить в войска МВД. Но это ничем не отличалось от обычной армии, москвичей в части было двое – я и еще один парень. Про любовь я забыл сразу, в первую же неделю, и больше не вспоминал. В этом был главный плюс.
– Армия воспитывает в молодых людях ответственность, дисциплину и прочие полезные навыки. А вы умудрились быть отчисленным из нескольких вузов до того, как попали в Школу-студию МХАТ. Неужели настолько безответственно относились к учебе?
– Я по жизни раздолбай, но к учебе всегда относился серьезно. Отчисляли меня не за успеваемость и профнепригодность, а по побочным мотивам, дисциплинарным. За драку, из‑за несчастной любви, а однажды из‑за того, что курс был платным, а отец (он работал директором Дворца культуры) поругался с районным управлением культуры, которое платило за нас. И они сказали: «Ну, раз так, значит, мы не будем платить за Никиту». В институте мне сообщили: «Очень жаль, но придется тебя отчислить. Поступай на следующий год, мы тебя возьмем».
– Для артистов самое сложное – создать баланс между работой и семьей. Как у вас это получается?
С женой Ксенией
– Говорят, с появлением детей жизнь меняется кардинально. Для вас она сильно изменилась с того момента, как вы стали отцом?
– Семь лет назад родился сын Добрыня, и в тот момент тумблер у меня переключился моментально на слово «папа». И это совсем другой я. Раньше меня раздражали детские крики и вообще в принципе чужие дети, а сейчас иначе на них реагирую. Однажды ночью проснулся от детского плача и на автомате пошел на него, думал, мой ребенок плачет. Только в коридоре поймал себя на мысли, что я вообще один сейчас и в другом городе нахожусь, а плачет ребенок в соседней квартире. Сейчас умиляюсь чужим детям, когда смотрю, как они играют, это такое ми-ми-ми. Сам я плюшевый папа, потому что редко вижу своих детей и не могу быть с ними строгим, поучать чему‑то или наказывать. Наоборот, они из меня веревки вьют, а мне это по кайфу.
– А еще многие говорят, что после рождения детей романтика в отношениях уходит на второй план.
– Это такой же пример, как в пандемию невозможно жить вдвоем. Зачем выбирать человека, с которым ты не можешь быть на сто процентов? По мне, так рождение ребенка, наоборот, должно погрузить в романтику, просто несколько другого плана. Когда не вдвоем по Таиландам, Мальдивам и Доминиканам кататься, а уже с малышом. То есть все рассчитывать уже на троих. Это же как в отношениях – страсть бывает только вначале, а если потом ты понимаешь, что нашел действительно своего человека, наступает тотальное спокойствие. Ты приходишь домой, и ты спокоен за свой тыл, можешь отдохнуть, расслабиться, окунуться в родную душу. И с ребеночком то же самое, а если он напрягает, то вопрос один – стоило ли рожать? Ребенок должен, наоборот, укреплять семью. А если этого не случилось, значит, и не было любви, было физиологическое влечение, но не было химии между людьми, они не были одним целым. Есть очень хорошее изречение на этот счет: «Спасти ребенком брак нельзя, а укрепить можно».
– Вы родились в творческой семье и впервые вышли на театральную сцену в пять лет. Своим детям позволите повторить подобный опыт?
– Все будет зависеть от их желания, настаивать тут я не могу. В детстве заниматься актерством – это развитие, а дальше уже выбор профессии, и он будет за ними. Хотя наша профессия, по большому счету, выбор сумасшедшего. Четыре года тебя ломают, а потом выпускают, и ты – дипломированный псих с расшатанной психикой и всеми вытекающими последствиями. Тебя заставляют видеть то, чего не существует, верить в абсолютную ложь, обманывать так, чтобы верили другие люди. Своих детей я в это сумасшествие подталкивать не буду, как всегда говорят мастера: «Если ты можешь не быть актером, не будь им».
– Но вас‑то в пять лет наверняка родители вывели на сцену. И это было не ваше желание?
– Не мое точно, но там особо и делать ничего не требовалось. Я должен был играть Ивана-царевича, пройти через всю сцену с поднятым мечом. Помню свое самое первое впечатление – я стою ровно под роялем, совсем маленький, а отец строго говорит: «Ты что, не можешь просто поднять меч и пройти из одной кулисы в другую?» Первый шок был от того, что отец кричит на меня, а второй – что я должен делать какую‑то глупость, которую совершенно не понимаю, и за это на меня еще и ругаются. Потом я начал ходить в театральную студию, у меня там появились друзья, любовь, и это стало моей жизнью. Но долгое время я не понимал, что это может быть профессией, потому что для меня это было хобби и развлечением.
– У Добрыни пока нет желания стать актером?
– Один раз изъявил желание. Когда ко мне подошли сфотографироваться какие‑то мелкие ребята, он удивился: «Почему они именно к тебе подошли?» Я ответил: «Потому что твой папа – актер». Добрыня подумал-подумал, скатился с горки на санках и выдал: «Я тоже хочу стать актером!» Вижу в нем определенные задатки, тем более что сын – моя копия, я был один в один в его возрасте. Добрыня даже язык так же прикусывает, когда старается, что‑то рисует или лепит.
– Часто ли вы включаете ребенка, находясь со своими детьми? Позволяете себе что‑то, что взрослые обычно не делают?
– Конечно, с детьми я абсолютный ребенок, отпускаю себя по полной. А как иначе? По-другому с ними нельзя общаться, только на равных. Во все игры надо вкладываться на сто процентов, неважно, во что вы играете – в колечко-колечко, прятки или просто готовите на детской игрушечной кухне. С дочерью мы любим устраивать чаепития. Помню, были в Новороссийске, вышли на балкон, и Аврора предложила выпить чаю – воображаемого, конечно. Сели типа за стол и пили чай, и горячо было, и сахар сыпали, и проливали, и конфеты разворачивали, тоже воображаемые. Больше всего дочке нравилось, что я с ней играю без поддавков, абсолютно серьезно. Так мы пережидали время, пока мама с бабушкой переодеваются, чтобы пойти вместе гулять.
– В два года в дочке уже чувствуется личность?
– Не то слово, пока это лидер такой, что просто караул! Неделю назад дочка пошла в детский сад, всех там строит и даже успела подраться с мальчиком, не захотела возвращать игрушку.
– Не побоялись отдавать ребенка в садик в наше неспокойное время, когда все по домам прячутся? Как вы сами себя ощущаете, вы же постоянно находитесь среди большого количества людей?
– А что делать, нельзя же запереться дома на целый год. К тому же столько примеров: вот знакомые моих друзей даже дома ходили в масках, муж с женой жили по разным комнатам, сидели за столом с противоположных сторон и все равно оба заболели. Так что, думаю, рано или поздно переболеют все. Но лучше, конечно, будьте здоровы!
НИКИТА ПАНФИЛОВЛика БРАГИНА, ООО «ТН-Волгоград» (специально для «ЗН»), фото из личного архива Никиты Панфилова.
Родился: 30 апреля 1979 года в Москве
Образование: Школа-студия МХАТ
Семья: женат, от первого брака сын Добрыня (7 лет), дочь Аврора (2,5 года)
Карьера: 10 лет – до 2015 года – служил в МХТ имени Чехова, в 2020-м дебютировал в Малом театре. Снялся более чем в 60 фильмах и сериалах, среди них: «Духless», «Мажор», «Сладкая жизнь», «Клим», «Тренер», «Салют-7», «Учитель в законе. Возвращение», «Пес», «Лихач» и другие
