— Почему ты оказался в музее, а не на дипломатической службе?
— Две причины: первая — это мое несовершенное знание китайского языка. Вторая — личность Елены Владимировны Сенкевич, ведущего научного сотрудника Национального художественного музея, с ней я познакомился еще на втором курсе университета. Мы периодически встречались, говорили, она меня снабжала книгами, и я понял, что если пройду мимо нее, то это будет жизненная ошибка. Так появился в моей судьбе учитель, мастер, гуру. Я пробовал работать в других местах, но комфортно мне только здесь. Как говорится, китайский фарфор ждал меня триста лет, подождет и еще. Коллекция в музее разнообразная, а специалистов двое, понятно, что нам приходится заниматься всем восточным искусством. Постоянно, чтобы двигаться вперед, приходится учиться.
— То есть ты неофит, самоучка?
— Да! Но в этом и своя прелесть. Я радуюсь и делюсь со зрителями на экскурсиях своими открытиями. А это настоящий драйв! Зрители это чувствуют и слушают внимательно. У меня слабые аналитические способности, но мне иногда удается собрать разрозненные факты в некую новую сказку, создать нарратив. Это основной прием во всех моих экскурсиях.
— Никита, почему ты работаешь преимущественно с детьми? Это же тяжело и энергозатратно?
— Дети однозначно честнее. Как только им неинтересно, они сразу дают это понять. Они безжалостны, в хорошем смысле этого слова. Но самое главное — перспективнее! На сегодняшний день в Минске культурное предложение превышает спрос.
— С этого места поподробнее.
— Например, для двухмиллионного города полтора десятка театров — ничто, аншлаги бывают, но не так часто, как хотелось бы. Та же ситуация и с музеями. Мне кажется, что это связано с историей ХХ века. В 1944 году Минск имел 60 тысяч населения, а в 1972 году более 700 тысяч. Произошла первичная урбанизация. Город отличается от негорода наличием институций. Если у тебя нет театра, то ты и не привыкнешь в него ходить. То же и с музеями, выставками и прочим. Но даже когда все это появится, ты должен привыкнуть всем этим пользоваться. Обрести навык посещать театры и музеи. Для этого должно пройти продолжительное время, чтобы возникла потребность. Обычно она формируется лишь во втором–третьем поколении горожан.
— Ты хочешь сказать, что занимаешься третьим поколением — внуками тех, кто приехал в Минск пятьдесят лет назад?
— Совершенно верно. А еще понимаю и чувствую, что своими экскурсиями я воспитываю, выращиваю себе конкурентов. Кто–то обязательно пойдет по моим следам. Ведь сегодня публичными лекциями занимаются единицы, можно по пальцам перечесть. На большой город это совсем мало.
— Парадоксально, Минску 950 лет, а он такой молодой, без «культурных привычек». Ты видишь, что сейчас меняется ситуация?
— Я только семь лет занимаюсь публичными лекциями... Это маленький срок. С другой стороны, семь лет назад в музей не приходило на экскурсии больше ста пятидесяти человек одновременно. А вот недавно было такое. Все они купили билеты и слушали мою лекцию в историческом музее о творчестве Сальвадора Дали. Это удивительно и приятно.
— Дети изменились за последние годы?
— Изменились. Они стали свободнее в своем поведении. Меньше боятся, но и читают меньше. Мне кажется, что больше зависят от гаджетов, живут внутри их и на этом фоне хорошо видно их культурное развитие — значительный разрыв во владении абстрактным и образным мышлением. Дети теперь свободнее в общении, но хуже формулируют свои мысли. Это связано с тем, что мало читают. Но при этом — более конкретны. Они четче знают и понимают, чего хотят. Меньше сомневаются и более деятельны. Если мне удается им доказать, что ходить в музей полезно, круто, то дальше они начинают интересоваться и копать самостоятельно.
— А какова общая эрудиция современной молодежи?
Так же или еще хуже с их детьми и внуками. Есть и такие ситуации, когда у студентов, будущих архитекторов (!), спрашивают на экзаменах, какая картина лучше — «Джоконда» или «Мона Лиза», и они на полном серьезе начинают об этом рассуждать, не подозревая, что это одна и та же картина. Это говорит о том, что настоящее высокое образование всегда было и бывает лишь элитарным, доступным не всем.
— Но есть интернет, где можно быстро найти ответы.
— С развитием социальных сетей право на высказывание по любым вопросам получили все. Самое удивительное — комментарии тех, кто даже пишет с ошибками, людей малограмотных. Ведь раньше многие стыдились высказывать свое мнение об искусстве, а сегодня они говорят. Иногда, глядя на картину гения, утверждают, что их пятилетний внук или сын сможет так нарисовать, и даже лучше. Но возникла дискуссия — и это уже хорошо. Те, кто раньше не ходил в музеи, на выставки и в театр, теперь ко всему этому смогли приобщиться в сети. Это следует воспринимать как мобилизующий фактор, подталкивающий к работе с потенциальными потребителями прекрасного.
— Ты предлагаешь не останавливаться на достигнутом?
— Именно. Нельзя доить одну и ту же корову все время. Вот у нас есть две тысячи постоянных посетителей музея и не надо их заставлять ходить и ходить к нам. Следует привлекать новых.
— Где же их найти, куда идти, где вербовать?
— В новые храмы. Там, где есть люди, у которых нет соприкосновения с культурой. Следует идти в большие торговые центры и работать там. Читать лекции, устраивать выставки и концерты, показывать спектакли. Мне вся эта ситуация напоминает то, как приходило в Европу христианство. Проповедники шли на базары, на стройки и рассказывали людям про Христа. И то, что во многих торговых центрах стали выступать артисты, говорит о правильном движении. Кто бы и что ни говорил, но у нас уже появился средний класс. Его представители хотят дать детям хорошее образование, пытаются приобщить к культуре. Вот здесь — непочатое море работы, огромное поле, на котором я и другие энтузиасты пытаются работать.
ladzimir@tut.by
