И дело даже не в картине, а в самих событиях 1940–го, которые можно видеть по–разному и по–разному объяснять. Чья позиция вам, уважаемые читатели, ближе? Поделитесь своим мнением на www.sb.by.
Уцелеть — не значит победить
Роман РУДЬ
Людмила, я не из тех, кто «не читал, но осуждаю». Поэтому о достоинствах фильма говорить не буду — увы, пока не смотрел. Зато видел рекламный трейлер, вызвавший раздражение и отбивший желание идти в кино. А потом наткнулся на несколько лестных и даже льстивых рецензий, донельзя возмутивших. Но речь в них шла не столько о кинематографических доблестях «Дюнкерка», сколько о трактовке реальных событий, произошедших в мае 1940 года на берегу Ла–Манша. Хотя эти отзывы маскируются под невинную кинокритику, а трейлеры — под безобидную рекламу, на самом деле это попытки пересмотреть историю, точнее — подать ее в новом соусе. Это давняя европейская традиция — переворачивать действительность с ног на голову. Там нередко выдают черное за белое. Вот и в случае с Дюнкерком страшное военное поражение теперь выдается за величайший успех.
Так было не всегда. В 1959 году историк Дэвид Дивайн написал исследование под говорящим названием «Величайший позор Британии». Там подробно анализировались события 1940 года. Вкратце они выглядели так: английский экспедиционный корпус прибыл на континент, чтобы совместно с французами отразить вторжение вермахта. Однако под ударами немцев союзники быстро отступили и были окружены в районе порта Дюнкерк, где им грозило полное уничтожение. По непонятным до сих пор причинам нацистские войска не завершили столь успешную операцию и позволили 338 тысячам солдат (в том числе 123 тысячам французов) эвакуироваться в Англию. Говоря еще короче, несостоявшиеся защитники попросту бежали. Они бросили на берегу все свое тяжелое вооружение, машины и снаряжение. Всё. О чем с горькой откровенностью написал британский историк. Но честность была в моде больше полувека назад. Теперь в передовицы многих изданий и сайтов попал другой взгляд — журналиста Би–би–си Уилла Далгрина. Оказывается, паническая эвакуация из–под Дюнкерка была «одним из ключевых моментов войны» и вообще величайшим успехом британско–французских войск. То есть они так ловко сбежали перед лицом наступающего противника, что тот остался в полной растерянности. Продинамили, как говорится, врага. Недаром, я думаю, операция по спасению экспедиционного корпуса так и называлась — «Динамо».
Англичанам лучше бы вообще стереть название французского порта из своей исторической памяти, а не снимать о нем пафосные фильмы. Хотя бы по трем малоизвестным причинам. Например, немногие знают (а Д.Дивайн рубит правду–матку так, что только держись!) о том факте, что всего на четвертый день наступления гитлеровцев из Лондона поступил приказ адмиралтейства о регистрации и реквизиции частных самоходных судов для эвакуации. То есть битва во Франции еще не успела разгореться, а «спасители» из–за Ла–Манша уже смотрели в сторону дома. Французы, видя настроения британцев, называли эту ситуацию «плохим товариществом по оружию».
Второй малоизвестный факт, связанный с Дюнкерком, касается конца войны. Союзники давно высадились в Нормандии, заняли большую часть Франции, освободили Бельгию и вступили в Германию. Но... так и не сумели взять Дюнкерк, превращенный в крепость. Ее немецкий гарнизон сдался только 9 мая 1945 года! Причем чехословацким войскам.
Наконец, третье постыдное обстоятельство — то, что эвакуация войск из Дюнкерка стала успешной благодаря не военному гению британских полководцев, а... лично Гитлеру. Именно он отдал своим войскам приказ остановиться, когда до обреченных британцев оставалось всего 20 км. О причинах гадают до сих пор, но факт остается фактом... О каких заслугах «Томми» может идти речь?
Подведу итог словами английского историка: «В военном отношении Дюнкерк был катастрофой — одной из крупнейших катастроф в истории войн, ибо в результате ее пала империя, а великие военные традиции Франции были втоптаны глубоко в грязь». А теперь включаем рекламу фильма и видим один из его восторженных девизов: «Выжить — значит победить!» Вот оно как, оказывается. Продолжая эту логику, можно придумать еще немало столь же сомнительных лозунгов. Скажем: «Сжечь свой дом — значит согреться!»
Люда, если бы Красная Армия руководствовалась лишь стремлением выжить, мы бы тоже могли отсидеться за Уралом, как англичане за своим проливом. У нас тоже были жуткие поражения. Правда, мы не лепим примеры величайшей доблести из гигантского окружения под Минском и под Киевом в сентябре 1941 года и не выдаем за пример высокого военного искусства провальное наступление в мае 1942–го. У наших дедов не было жизнерадостного клича «Попасть в плен — значит уцелеть!» Совсем другой был: «Ни шагу назад». Потому мы и победили.
А за продюсеров «Дюнкерка» немного неловко. Нет, снимать кино о любом, самом неприятном событии — не стыдно. Стыдно выдавать снятое за экранизацию подвига или «ключевого момента войны». Победа ковалась совсем в других местах континента.
rud@sb.by
Да не судимы будем
Людмила ГАБАСОВА
Диву даюсь, Рома! Кто, в каком горячечном бреду и ура–патриотическом угаре разглядит в фильме Кристофера Нолана гимн «удаче» и «величайшему успеху войны»? Какие галлюциногены надо для этого потреблять? Чего–то подобного уже наелись диванные критики в мае, когда объявили «Нелюбовь» Андрея Звягинцева «приговором путинской России», на том простом основании, что в финале героиня в мастерке с надписью Russia с окаменевшим лицом бежит по беговой дорожке. Думаю, и Нолан, и Звягинцев — слишком умные люди, чтобы вот так, в лоб, для младшей группы детского сада, трактовать свои фильмы. Лента Звягинцева — о тотальной нелюбви, агонии семьи как столпа общества, социальном вирусе, поразившем не только Россию — весь земной шар еще в конце XX века, поэтому такой сюжет можно было экранизировать где угодно. Точно так же и «Дюнкерк», по моему, конечно, с исторической точки зрения глубоко дилетантскому, но искреннему ощущению, — далеко не про блестяще проведенную операцию, не про славу великой Британии, а про ее боль. Но, безусловно, во славу маленького человека, которого сильные мира сего загнали в настоящий ад, но он, молодец, выкарабкался.
Плюнь на Би–би–си, друг мой, иди в кинотеатр. И ты увидишь страх на грани кататонии, зло, разлитое в воздухе, солдат, стремящихся, как метко заметил один вменяемый критик, только побыстрее отвести от войны взгляд. Какое геройство? Какой патриотизм? Какая сила человеческого духа? Нолан показывает полуживотное существование огромной армии — что, собственно, мы наблюдаем и на снимках из эпицентра тех событий. Сотни людей проходят перед тобой на экране за без малого два часа, а тех, кого можно причислить к героям, можно пересчитать на пальцах одной руки. И лишь раз, наверное, у тебя подступит комок к горлу, как в старых добрых советских военных фильмах, — когда на водном горизонте появятся маломерные частные суда, владельцев которых, мирных британцев, призвали гибнущую на побережье Ла–Манша армию спасать. И в результате было спасено 338 тысяч жизней, каждая из которых дается только раз. 338 тысяч чьих–то детей и мужей («Есть вещи важнее победоносных операций», — скажет тебе любая мать). 338 тысяч солдат, в конце концов. Вот это да, народный подвиг. Вот этим действительно Великобритания может по праву гордиться. А чем еще, спрашивается? Воздушной войной с Германией? Да! Англия ее выиграла. Остановила асов Геринга и спасла острова. Да и вообще, нельзя забывать, что Англия воевала с Гитлером один на один. Европа была разбита. СССР заключил пакт, а США еще не определились. Англичане показали изумительную волю и стойкость! Но вот такую эпохальную, полную трагизма, но закончившуюся по законам высшей справедливости историю, как Дюнкерк, кто из нас припомнит, кроме какого–нибудь сильно ангажированного эксперта?
И, потом, историки говорят: выбирать англичанам было особо не из чего. Из войны были выбиты Норвегия, Голландия и Бельгия, Франция падала в ту же бездну, Германия теснила по всем фронтам, вот–вот должно было начаться авианаступление на Британию, а следом — вторжение. И в таких условиях нужно было стоять до последнего солдата и патрона? Пасть всем смертью храбрых на чужом берегу в дюнах Дюнкерка? Стать пушечным мясом, полностью оголив подступы к родине? Может быть, советское командование в подобных обстоятельствах и сказало бы: «Ни шагу назад!» И сыграл бы свою роль уникальный бойцовский национальный характер. Но у англичан, видимо, другой менталитет, где рационализм выше самопожертвования и трудности непривычно супергероическими усилиями преодолевать. Нам ли, впрочем, их судить? С другой стороны, нам ли рассуждать, нужно было оборонять в 1941–м Киев, потеряв в результате 600 тысяч человек, или нет? Или защищать Керчь? Или ввязываться в «ржевскую мясорубку»? Или брать Берлин такой ценой? Это сейчас находятся умники, которые уже целесообразность обороны Ленинграда ставят под сомнение. Всем таким «стратегам», не державшим в руках ничего тяжелее смартфона, дал прекрасный ответ Леонид Агутин своим стихом «Я не был там, не знаю, как там было». Добавить нечего.
Я, Роман, вообще не хочу судить то время с позиции сегодняшнего, сытого. Ни то ни другое. В истории Российской империи, сам знаешь, было много тоже довольно двусмысленных страниц — монголо–татарское иго, смута, сдача Москвы французам после вроде бы победы под Бородино, японская война, гражданская война... Историки по–прежнему спорят, как там все случилось на самом деле, почему, кто прав, кто ошибся... Да ни одна страна в мире не имеет гладкой хроники событий, которой хотелось бы только восхищаться! Оттого и возникает это мифотворчество а–ля Би–би–си. Мол, дерево не растет без корней, новым поколениям нужны духоподъемные примеры для взращивания национальной гордости, пусть и придется что–то замазать, а что–то и расцветить. Напрасный, думаю, труд. Ведь еще Сенека заметил: «Родину любят не потому, что она велика, а потому, что своя».
gabasova@sb.by
