Что это было? — наука до сих пор теряется в догадках
«Губы бескровные, веки упавшие, Язвы на тощих руках, /Вечно в воде по колено стоявшие /Ноги опухли; колтун в волосах...» — над этим некрасовским описанием бедняка–белоруса чувствительные барышни в XIX веке, верно, глотали слезы. Не тогда ли, с легкого пера Николая Алексеевича, и родилось стойкое убеждение, что–де колтун — наша национальная «болячка»? Пусть официально в Беларуси она уже много лет не регистрируется, пусть в Музее истории медицины сегодня зримо напоминает о ней только огромная, во весь рост, старинная фотография Гаврилы Поликорпчука из местечка Любешов Пинского уезда с характерной «паклей» на голове. Земля слухами все равно полнится, память о колтуне живет. Экскурсоводы говорят: не проходит и месяца, чтобы кто–нибудь не подошел с рассказом о горемычной бабушке или тетушке, которых на старости лет одолела эта напасть. «Демоническая» — добавили бы наши предки. И крупица правды в этом есть: для медиков колтун — он же по–народному гостец, он же по–научному трихома — так и остался загадкой.
Дела давно минувших дней
Сколько суеверий связано с колтуном — не перечесть! К примеру, древние славяне считали, что он, как злой дух, дремлет в каждом человеке. Раздразнишь — поселится в волосах и совьет их в ком. Поляки верили, что колтун переносит летучая мышь, украинцы — что он таится в зарослях бузины. Отломишь ветку в недобрый час — быть беде! Тогда уж одно из двух. Либо гостец умасливать, приговаривая: «Мой колтунчик, не мучь меня», окуривать, опаивать отваром омелы. Либо изгонять: пережигать каждый волосок раскаленными щипцами, серпом, куском железа, отбивать камнем на камне по пряди в день. Срезали колтун со всеми суеверными предосторожностями: в четверг на новолуние, в погожий день под вечер, а то и раз в год, в Страстную пятницу, перед ритуальным купанием в реке. Затем запрятывали, закапывали «дьявольское отродье» подальше, в разных таинственных местах. И не дай Бог было нарушить неписаные правила! Знахарки стращали: ослепнешь или оглохнешь, если вообще не потеряешь рассудок. Ужас перед колтуном был так древен и силен, что в 1722 году синод повелел игуменам «затворников и ханжей с колтунами в монастырях не держать». Как еретиков или как рассадников заразы — история умалчивает.
Белорусские историки медицины сетуют: сказаний о трихоме дошло до нас множество, а документов — раз–два и обчелся. Зато каких! Первая и до сих пор единственная в мире монография о колтуне Л.И.Грум–Гржымайло, врача специального полка медицины и хирургии. Нашего с вами, между прочим, соотечественника. На титульном листе — «Могилев, 1828 год». К тому времени, разумеется, ни один доктор в сверхъестественную природу колтуна уже не верил, полагая, что его рождает повальная санитарно–гигиеническая безграмотность. Советы Грум–Гржымайло — содержать волосы в чистоте и опрятности и пользоваться поташом (читай: мылом) — только нам могут показаться смешными. И действительно, а как же иначе? «Иначе» в те времена, увы, было сплошь и рядом. Ну, например, одна дама — кстати, вполне благополучная москвичка, — поранив палец, 4 (!) месяца не расчесывала волосы. А когда взялась за гребешок, было уже поздно: колтун!.. Думаете, доктор Грум–Гржымайло нашел выход из лабиринта? Ошибаетесь: его книга оказалась всего лишь одной из гипотез...
Продолжение следует?
Найти врача, видевшего колтун собственными глазами, оказалось делом не из легких. «Ищите дерматологов старшего поколения! — посоветовали в Минздраве. — Среднее и младшее знают трихому только по фотографиям». Один из патриархов белорусской медицины, заслуженный деятель науки Беларуси, доктор медицинских наук, профессор кафедры дерматовенерологии БГМУ Николай Яговдик, по правде сказать, тоже не упомнит, когда в последний раз наблюдал больного колтуном. Ну, может быть, лет 20, 30 назад... В курс обучения студентов эта тема вообще сегодня не входит — не актуально! Бесследно исчезла во времена поздней перестройки мини–коллекция трихом — колтун–«шар» и колтун–«коса», длиной более метра и весом более 3 кг. Хотя еще после войны трихома появлялась регулярно. Чаще в сельской местности, особенно на Полесье. Некоторым врачам довелось срезать за свою практику по 30 — 40 колтунов. Одни списывали этот феномен на недостаток йода, другие — на хронический стресс (война, беда, разруха), третьи — на привычку местных жителей за неимением мыла мыть голову золой, то есть, опять же, на проблемы с личной гигиеной.
— Однако уже тогда ассистент кафедры кожных и венерических болезней Института усовершенствования врачей Анна Шиманович доказала, что не все так просто, — рассказывает Николай Захарович. — Анна Николаевна наблюдала разных пациентов с трихомой, среди них были и преподаватели, и научные работники, и врачи — люди высококультурные. И часто рассказы больных звучали однотипно: дескать, проснулся однажды утром, а у меня ни с того ни с сего волосы слиплись, как войлок. Только с антисанитарией увязать это было нелогично и невозможно. Более того, из колтунов в Беларуси был выделен особый микроорганизм — бактерия, которую, к сожалению, так и не удалось идентифицировать. Одно установлено точно: эта бактерия образовывает большое количество слизи — полпробирки за 2 — 3 суток! Вот почему волосы так прочно слипались, не расчесать. И еще, все больные колтуном, как оказалось, страдали неврологическими нарушениями: кто депрессией, кто неврозом, кто повышенной тревожностью, кто жаловался на головную боль и головокружения. А вот что является «пусковым механизмом» трихомы — микроб? нарушения нервной системы? неряшливость? — неясно по–прежнему.
Мнение, что колтун — отличительная особенность мужика–белоруса, профессор Яговдик напрочь отметает: «Трихома встречалась и в Литве, и в Польше, и в Чехии, и на берегах Вислы, не говоря уже о России и Украине. Так что болезнь обусловливала не национальная принадлежность, а условия среды — скорее всего, сырой климат. Но и это тоже только из разряда предположений». Единственное, что наука установила точно, — колтун надо удалять! Сам он не пройдет ни под какие заговоры. Во всяком случае, дерматологи и неврологи — а они лечили трихому совместными усилиями — с такими чудесами не сталкивались. Иногда колтун срезали по нескольку раз, и он, зловредный, все равно возвращался. Иногда применяли эпилиновый пластырь, он нарушал естественную связь волос с кожей, и через 2 — 3 недели пациент начинал терять шевелюру — и больные пряди, обезображенные колтуном, и, увы, совершенно здоровые...
...Так что же, отправим колтун на свалку истории? Поставим на нем жирный крест, как на оспе? А заодно и на обидных инсинуациях по поводу «национальной болезни»? Медики считают: давно пора. Но не факт, что тему удастся так легко закрыть. Ничто ведь не интригует сильнее, чем неразгаданная загадка, сдобренная сказками, поверьями и стихами из школьной программы.
