В городском дворе росла большая береза. Может, она кому–то из жильцов закрывала свет, а может, старая была. Осенью прошлого года дерево спилили, погрузили на трактор и увезли. Остался пень. Я всегда прохожу через этот двор, когда иду в редакцию. Апрель. Светит солнце. Я остановился. Черный пень, оставшийся от большой березы, блестел от сока...
Я вспомнил одного своего знакомого, мужчину лет на двадцать меня старше, и наш долгий вечерний разговор у него дома. Вспомнил, глядя на тот самый пень. Почему именно там и тогда меня догнало воспоминание десятилетней давности?
У моего знакомого была привычка, которая меня раздражала. Когда он волновался или нервничал, то странно шевелил пальцами, словно к ним пристали невидимые крошки, от которых невозможно избавиться. И тогда он делал так же. Спохватывался, зная, что меня это раздражает, сжимал пальцы в кулаки.
Он мне рассказывал, как заподозрил первую жену в измене. Как познакомился в компании молодых ученых с самой красивой девушкой, как влюбился, женился и как они, счастливые, путешествовали по бывшему Союзу, жили в свое удовольствие. Как покупали перчатки в Вильнюсе, шарф в Риге, как ели торт в Киеве, гранаты в Баку, а красное вино пили в Тбилиси у его приятелей–журналистов... Потом родилась дочка...
Когда его жена вернулась на работу в институт и снова взялась за кандидатскую диссертацию, то часто начала ездить в командировки. Однажды ему кто–то позвонил (всегда найдется доброжелатель) и сообщил, что его Лариса встречается с мужчиной. Счастливая семейная жизнь кончилась. Дочке на тот момент исполнилось три года. Он рассказывал, как рылся в вещах жены, как рассматривал покупки, которые она привозила из командировок, подозревая, что это подарки от обожателя. Все болезни от нервов. У него начал болеть желудок. Она готовила ему каши, какие–то отвары, диетическую пищу. Перестала ездить в командировки. Потом ему опять позвонил доброжелатель, а через пару дней жена отправилась в Киев, чтобы срочно встретиться с каким–то рецензентом... Она уехала, и он следом. В сумке лежал фотоаппарат и мощный объектив. Он рассказывал, как выслеживал жену в Киеве, как шпионил за ней и фотографировал. Они вернулись в один день. Ночью на работе он напечатал фотографии, а утром показал жене.
Она не стала спорить, закатывать истерики, отрицать... Молча собрала вещи и с дочкой ушла к своим родителям. Через два года, устав от холостой и беспечной жизни, он женился. Потом родился сын. Интересная работа, машины, фотоаппараты, книги, путешествия по Советскому Союзу и странам соцлагеря... Так продолжалось лет тридцать. Жизнь «катила», и у него было все, чтобы встретить старость. Но сын трагически погиб, не оставив внука, а через два с половиной года умерла жена. Мой знакомый остался один в большой квартире, набитой книгами и вещами. Правда, радости они ему уже не приносили. Помаявшись пару месяцев, он вспомнил о первой жене и дочке. Жили они не в Минске. Через знакомых и друзей нашел телефон и адрес. Купил билет и поехал в Москву. Его первая жена написала несколько книг, защитила докторскую и еще преподавала. Дочка вышла замуж и довольно успешно занималась фотожурналистикой. Они попросили его больше никогда их не беспокоить...
Рассказав о своей поездке, он поднялся из–за стола, достал из книжного шкафа плотный конверт формата А4 и подал мне:
— Смотри, видишь, целуются?.. Это хороший объектив, мне его по блату достали. Ну чего ей надо, я же ее простил? Могли бы жить, — сказал он и нервно потер пальцами, словно пытался отделаться от невидимых крошек.
Я смотрел на размытые изображения. Видел две смутные фигуры у скамейки под деревьями. Женщина в светлом платье и мужчина в светлой рубашке. Сколько ни вглядывался, но так и не увидел, где на этих снимках мужчина и женщина целуются.
