Когда говоришь о народной артистке СССР Людмиле Чурсиной, хочется избежать банальных восхвалений. Она вошла — высокая, стройная, в элегантном костюме, и я услышала ее глубокий, завораживающий голос, такой узнаваемый... На мгновение показалось, будто я перенеслась в другой век. Именно потому, что весь ее облик дышал столь редким для нашего времени благородством. Утонченность манер, шарм, легкий, как вуаль, покров таинственности... Нет ни нарочитой простоты, ни излишней наигранности. В ней воплощено все очарование зрелой женственности.
— Cейчас и в кино, и на телевидении постоянный «набор» одних и тех же актеров. Их, можно сказать, «склоняют» на все лады. Это один из способов раскрутиться, проложить себе путь к признанию, популярности, верно? Как вы к этому относитесь?
— Я читала статью Марка Захарова, где он метко называет это «мельтешение лицом». Это плохо действует на актера, его лицо «смыливается», особенно когда идут съемки из сериала в сериал. Зритель уже не понимает, кто из какой серии. Хотя я никого не осуждаю. Но однажды я была на каком–то сериальном кастинге: это было длинное помещение, в виде ангара, где слонялись молодые актеры, студенты, еще нигде не снявшиеся, но очень надеющиеся куда–нибудь попасть, где–то мелькнуть, «засветиться», состояться. У всех был такой пресмыкающийся вид... Печальное зрелище. Они и будут сниматься в низкопробных сериалах, фильмах, идти против своих же взглядов, убеждений, только бы заработать, и не важно, в каком проекте. Сейчас, когда интересуешься у своих коллег: а в чем ты снимаешься, интересная роль? Это равносильно тому, чтобы в 1937 году спросить, кого у вас в семье расстреляли или за что посадили. Но есть и исключения. Например, Женечка Миронов. У него, в общем, интересные роли, он очень многоплановый артист. Мне бесконечно импонирует, как он достойно держится.
— Кого еще вы можете выделить среди современных актеров?
— Олега Меньшикова, с ним я работала в театре Российской армии, Александра Балуева, тоже из нашего театра. Забавная закономерность: как только уходят из нашего театра, сразу же становятся очень известными. Саша Домогаров... Ну, к Саше это меньше всего относится, потому что он уже стал злоупотреблять всякими сериалами, хотя они не такого уж низкопробного уровня, но все равно много повторяется.
— Но что–то положительное, на ваш взгляд, в современных реалиях есть?
— Наконец и мужская половина актеров стала понимать, что от их внешней формы, от их спортивной подготовки многое зависит в актерской судьбе. Раньше актер мог себе позволить ходить с животом уже в 35 — 40 лет — оплывший, квелый... Сейчас этого нет. Впрочем, сейчас другая проблема: жизнь идет по горизонтали, в плане потребления. Всегда говорили, что встречают по одежке, провожают по уму, а сейчас и встречают, и провожают только по одежде.
— Обмануть время, отдалить старость, усовершенствовать свою внешность. Современные достижения в этой области медицины открыли путь к искусственной молодости, искусственной красоте. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Мне жалко женщин, которые всю жизнь заботятся только о своей красоте. А время все равно обмануть невозможно. Есть Анни Жирардо, которая не тянет затылок к пяткам, она очень достойно несет свой возраст, для нее он не бремя. Была Анна Маньяни, которая сказала: «Я никогда ни одной своей морщинки не уступлю, потому что это — моя боль, это — моя жизнь, мои переживания».
— Но у вас есть собственный рецепт долголетия?
— Мой девиз: мучная диета и никаких тренажеров! Я многое могу себе позволить. Например, в два часа ночи отрезать большой кусок хлеба с медом, с маслом, чай с молоком — прямо рацион кормящей матери. Это, наверное, конституция — мне не надо бороться с лишним весом. Я не хожу в фитнес–клубы, мне некогда и потом очень дорого. К тому же такого рода нагрузки мне противопоказаны — из–за проблем с позвоночником. Раньше я делала зарядку, танцевала. Я всегда была очень пластична. Когда я только пришла в театр, меня называли «гуттаперчевой женщиной». Я и теперь в свои 67 с ходу могу, не сгибая колен, коснуться руками пола. Я до сих пор очень подвижна.
— Сложно ли быть признанной красавицей, известной личностью? В жизни это вам помогало?
— Слава — приятно, но пусть она в соседней комнате отдыхает. И с красотой то же самое. Как это ни странно звучит, но поначалу меня многое не устраивало в моей внешности. И операторы всегда говорили, что лицо у меня безумно сложное. Красота — это прежде всего выражение глаз. Через эту призму я вижу, что у человека с душой.
— А что вас восстанавливает? Где вы предпочитаете отдыхать?
— Я очень люблю простую деревню. Где нет этих изысканных дворцов. Где есть избы, петухи кричат по утрам. Где можно идти босиком по теплой пыльной дороге, особенно если сначала накрапывал дождик. Тогда земля сверху прохладная, а нога погружается в теплый песок. Я получаю огромное удовольствие, бывая под Ленинградом в Репино. Там у нас с сестрой есть дача. Недалеко музей–усадьба нашего великого художника и дачный городок кинематографистов. Правда, единственный кинематографист, который там живет, — Олег Басилашвили. У него более–менее нормальный дом. У остальных — стометровые мраморные бассейны и огромные заборы.
— В вашей личной жизни все непросто складывалось. И не раз вам приходилось начинать все практически с нуля. Почему так происходило?
— Моим первым мужем был замечательный талантливый режиссер Владимир Фетин. Я ему очень благодарна — он меня снял в «Донской повести». А через год после съемок мы поженились. Это был большой ребенок, совершенно неприспособленный к реальной жизни, хотя он был старше меня на 18 лет. Но даже не в этом дело — ему не удалось преодолеть пагубное пристрастие... Это беда, от которой я устала. И потом наши рельсы разошлись. Я ушла из квартиры, в которой мы жили, которую я выменивала, долго–долго ремонтировала, хотела все туда самое лучшее, думала — вот будет дом. Но потом поняла: не спасает, не поможет, когда исчезает главное. Это как писал Лев Толстой в «Анне Карениной»: «Супруги Каренины жили в одном доме, встречались каждый день, но были совершенно чужды друг другу». Когда наступает такая ситуация, это безысходно. Однако во всем я могу винить только себя. Потому что, влюбляясь, я достраивала, я фантазировала, надевала «розовые очки».
— Как по–вашему, что такое счастье?
— У каждого свое понимание. На этот вопрос сложно ответить с ходу. Хочется выглядеть умнее, оригинальнее и начинаешь выдумывать формулы. Но однажды я услышала, как отвечает на этот вопрос девочка в какой–то телепередаче, ей было лет 8. У нее были невероятные глаза — голубые, распахнутые, не опечаленная еще ничем светлая душа. Ведущая у нее спросила: как по–твоему, что такое счастье? Она сперва эти голубые озера на нее перевела, потом вроде бы куда–то вверх, в космос. И он ей дал ответ. Счастье, сказала она, это когда у тебя есть жизнь.
Елена БАЛАНДИНА.
