65 лет назад при молчаливом одобрении высшего партийного руководства была разгромлена самая прогрессивная на то время отрасль науки — генетика
ЕЩЕ почти за год до печально известной сессии ВАСХНИЛ СССР (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина) Сталин уже твердо знал, что запрет генетики станет важной частью курса на изоляцию страны от остального мира. Следовало лишь выбрать форму, в которую он выльется. И назначить время. Вообще, для вождя характерны долгое тайное обдумывание важного шага и внесение личного мотива в принятие государственного решения. Не менее характерно для него было и перекладывание ответственности на коллективную волю и ссылки на требования трудящихся — глас народа. Трофим ЛЫСЕНКО в какой-то момент стал партнером номенклатуры, тогда он пригодился Сталину в его многолетней беспрецедентной войне против ученых — генетиков.
Чудодейственная яровизация от Трофима Лысенко
Крестьянский сын Трофим Лысенко уже с детства обладал неуемной энергией, большой фантазией и приложил немало сил, чтобы выбиться в люди. Учился в Полтавской садоводческой школе, окончил Киевский сельскохозяйственный институт, работал на Белоцерковской селекционной станции, затем — в Азербайджане. Здесь он проводит первые опыты по влиянию температуры на развитие растений. Но на съезде генетиков, прошедшем под руководством Николая Вавилова в январе 1929 года в Ленинграде, его доклад был раскритикован.
Крах ожиданий заставил Лысенко сменить ориентацию с академической карьеры на поиск успеха среди партийных и государственных чиновников. Для быстрого взлета требовалась сенсация. Такую же сенсацию искало партийное руководство Украины: две зимы подряд вымерзали громадные посевы озимой пшеницы. Местному начальству требовалось чудодейственное средство решения всех проблем для победного рапорта Кремлю.
По официальной версии, в феврале 1929 года Лысенко сообщил отцу, чтобы тот зарыл в снег семенную озимую пшеницу и затем высеял наклюнувшиеся семена. В ходу была еще одна, циничная, но правдоподобная версия: Лысенко-отец прятал от продотрядов пшеницу, зерно промокло и проросло, по жадности он засеял им поле и даже получил неплохой урожай. О контрольном посеве и речи не было. Тем не менее наркомзем Украины объявил о решении проблемы зерновых.
Летом сенсация прокатилась по центральным газетам. Большой очерк опубликовала и «Правда». Широкой публике впервые был представлен «босоногий» ученый-селекционер, экспериментирующий со сроками посева различных сельскохозяйственных культур.
Чудодейственная яровизация вместо кропотливой селекционной и агротехнической работы пришлась ко времени: Сталин требовал получать в каждой конкретной области угодные ему результаты, невзирая ни на какие известные науке пределы возможностей.
Ни ученый с мировым именем Николай Вавилов, ни создатель московской школы генетики Николай Кольцов не подходили на роль вождя советской науки. Непролетарское происхождение, полученное при царизме образование, работа за границей — все это делало их социально сомнительными элементами. Напротив, Трофим Лысенко, не случайно названный «народным академиком», был с этих позиций идеальной фигурой.
В начале 1935 года Лысенко выступил на 2-м Съезде колхозников-ударников. Когда он говорил о «вредителях и кулаках» в науке, о «классовой борьбе на фронте яровизации», присутствовавший на заседании Сталин воскликнул: «Браво, товарищ Лысенко, браво!» Это был переломный момент: получив такую поддержку, Лысенко уже не заботился о научной стороне дискуссий, она стала играть второстепенную роль, а иногда вообще использовалась для маскировки расправ с противниками. Лысенковцы противопоставляли научным аргументам идеологические лозунги или прямое наклеивание политических ярлыков.
Белорусский академик Антон Жебрак против лысенковщины
Массовые мероприятия по яровизации, перенесенные на поля страны, закончились провалом. Но Лысенко объяснил неудачи сначала неточностями инструкций, а затем неточностью выполнения исправленных инструкций. Однако предложения Лысенко были разрекламированы в печати и, вопреки очевидности, объявлены «переворотом в зерновом хозяйстве» страны. Под явление яровизации Лысенко подвел «теоретическую» базу, предложив универсальную, как он утверждал, теорию стадийного развития растений.
Таким непроверенным выводам Николай Вавилов противопоставил программу прикладных научных исследований, гарантировавшую практическую эффективность новых сортов сельскохозяйственных культур. Вместе с тем, что весьма интересно, Вавилов доброжелательно относился к Лысенко, отдавая должное его энергии. Он даже рекомендовал его в Академию наук УССР, а затем — в члены-корреспонденты АН СССР. Нападки на генетику и на позиции Николая Вавилова в отношении сельскохозяйственной науки вызвали размежевание среди биологов и агрономов. Переломным стал 1935 год, когда Вавилов ушел с поста президента организованной им же сельхозакадемии, а Лысенко стал ее членом.
К этому времени лысенковцы стали упорно говорить о генетике как о метафизическо-идеалистической буржуазной науке. В августе 1940 года ученый с мировым именем Николай Вавилов был арестован во время экспедиции в Западную Украину. Эта же участь выпала на долю его ближайших соратников. Вавилова приговорили к расстрелу, который заменили на 20-летний срок заключения. Дело в том, что в конце апреля 1942-го его избрали иностранным членом Лондонского королевского общества, и это было актом признания вклада ученого в мировую науку. Его просто побоялись расстрелять. Николай Вавилов умер от истощения в Саратовской тюрьме в январе 1943 года в возрасте 55 лет.
Одним из самых принципиальных противников лысенковщины был академик Академии наук Беларуси Антон Жебрак. После смерти Вавилова он стал главным продолжателем его дела. Родом Антон Романович Жебрак из деревни Збляны Зельвенского района. Еще в молодые годы он вступил в партию большевиков, участвовал в гражданской войне. Затем окончил Тимирязевскую сельскохозяйственную академию и поступил в аспирантуру при ней.
В 1930 году его, молодого и энергичного исследователя, отправляют в США на стажировку в ведущие исследовательские центры генетики. Он посещает Колумбийский университет, где знакомится с работами, проводимыми в лаборатории, возглавляемой Лесли Дэном, однако основную часть своей научной стажировки проводит в Калифорнийском технологическом институте в лаборатории лауреата Нобелевской премии Томаса Гекта Моргана — автора хромосомной теории наследственности. По окончании стажировки в США Жебрак возвращается в Москву и становится профессором генетики и селекции в Академии социалистического земледелия и одновременно руководителем кафедры генетики и цитологии в Московской сельскохозяйственной академии имени Тимирязева.
В январе 1936 года в Тимирязевке Антон Романович при научном содействии Томаса Моргана защитил докторскую диссертацию, научные положения которой актуальны и сегодня. Одним из оппонентов диссертационной работы был Герман Меллер, в будущем лауреат Нобелевской премии. В мировой истории науки неизвестно еще такого случая, чтобы диссертационная работа проводилась под руководством одного нобелевского лауреата и оценивалась другим.
Как «народный академик» накормил в войну страну…
Последствия дискуссии между «генетиками» и «лысенковцами» нельзя рассматривать в отрыве от тех процессов, которые происходили в советском обществе, — коллективизация и реальная борьба за урожайность, выведение высокопродуктивных сортов и гибридов, война и восстановление народного хозяйства.
Прежде всего стояла задача накормить людей. Исходя из этого и оценивались реальные достижения научных школ. Нужно учитывать и субъективные факторы, играющие огромную роль в научных дискуссиях. Ведь и сегодня, не секрет, своеобразное отношение научных работников фундаментальных направлений к «прикладникам». Фраза — «под ногтями чернозем, сразу видно — агроном»,— увы, печальный факт. Есть еще и социальный контекст — тогда схлестнулись представители «старой» академической науки и молодые ученые — выдвиженцы первых годов Советской власти.
С началом войны теоретические споры сами собой отступили на задний план. Захват фашистами уже в 1941 году огромных земледельческих территорий обострил и без того тяжелое положение сельского хозяйства. Теперь от ученых требовалось использовать все средства для решения практических задач.
Академия наук была эвакуирована в Куйбышев, а президиум ВАСХНИЛ — в Омск. Трофим Лысенко работал также в Красноярском крае и Казахстане, ставшими основными житницами СССР. Для оперативного руководства сельским хозяйством он был назначен главным агрономом наркомата земледелия. Предложения Лысенко в эти дни были далеки от его прежних увлечений «антигенетикой».
Первый год войны принес голод и нехватку сырья для промышленности. Поэтому как один из выходов из создавшегося положения с весны 1942 года во всех городах была отведена земля под частные огороды, так называемые «участки». Главной культурой, которой их засевали, стал картофель.
И вот тут Лысенко с его буйной энергией сделал доброе дело. Он возродил дедовский способ посадки картофеля срезанными верхушками клубней, содержащими, как известно, зачаточные ростки, и даже отдельными глазками. Советы Лысенко о том, как срезать верхушки, как их хранить зиму и весну, а остальное использовать в пищу, были опубликованы во многих газетах. Частично этот прием помог преодолеть голод и сохранить посадочный материал, а будучи разрекламированным «самим Лысенко», прибавил ему популярности среди народа.
Осень 1941 года оказалась в Сибири и на Дальнем Востоке холодной. Лысенко сам объехал и облетел огромные территории Сибири и Северного Казахстана, понял, что поля могут угодить под ранние заморозки и снег... и распорядился скашивать недозревшую пшеницу. Конечно, в свойственной ему манере он уверял, что при этом даже сохранилась обычная урожайность. Но предложение его было ценным, так как в противном случае собрать урожай не удалось бы вовсе.
В условиях нехватки трактористов и горючего Лысенко предложил сеять озимые «по стерне», то есть по непаханой земле — смелый и парадоксальный ход. В условиях отсутствия в деревне бензина, тракторов, лошадей, работоспособного населения это давало стране несколько дополнительных миллионов тонн зерна.
Несомненен вклад Лысенко в изменение агротехники выращивания проса, которое позволило значительно увеличить его урожайность и создать стратегический запас. Пшенной кашей из этого проса всю войну кормили воюющую армию. Лысенко также способствовал пересаживанию среднеазиатского кок-сагыза в среднюю полосу. Из него получали необходимый для оборонной промышленности каучук.
Он занялся и другими практическими делами — определением всхожести пшеницы, хранившейся в буртах на морозе, выяснением возможности перевозки в южные районы картофеля, собранного севернее, для немедленного высева. Все эти вопросы, не требовавшие научного анализа, но достаточно существенные в то трудное время, приносили пользу, и Лысенко не смог удержаться от того, чтобы в очередной раз не раздуть свои успехи и не принизить значение теории. Он продолжал философствовать, забывая упоминать, что основу давших эффект предложений составляли давно известные практикам приемы.
С завидным упорством «народный академик» продвигал и непроверенные рекомендации, например, летние посадки сахарной свеклы в Узбекистане, что дало одни убытки. Расхваливал он и свою довоенную идею борьбы с вредителями посевов: выпускать на поля кур, чтобы они склевывали всех насекомых, их яйца и гусеницы. Тогда и мясо будет диетическое, и вредители исчезнут.
Продолжая давнишнюю игру в сверхскоростное выведение сортов, обещал в срочном порядке за 2—3 года вывести зимостойкие сорта зерновых культур для Сибири. В военные годы это не удалось, но была выработана технология яровизации — воздействия на зерно холодом и влажностью, не допуская его прорастания.
За внедрение посадки картофеля верхушками Лысенко в марте 1943 года была присуждена Сталинская премия, а в июне 1945-го за заслуги в деле развития сельскохозяйственной науки и поднятия урожайности сельскохозяйственных культур присвоено звание Героя Социалистического Труда. Уже в сентябре этого же года его награждают орденом Ленина за успешное выполнение задания правительства по обеспечению фронта и населения страны продовольствием, а промышленности — сырьем.
Вообще, Трофим Лысенко, по мнению многих исследователей, весьма противоречивая личность. В своей книге «Вечное движение» Герой Социалистического Труда академик Николай Дубинин отмечает, что некоторые практические результаты его работ значительны, но он занял в корне неверную и пагубную для советской биологии теоретическую позицию по отношению к только что нарождавшейся мощной науке — молекулярной генетике. Ее скромные результаты на начальном этапе с избытком перевешиваются последующим бурным развитием. И вина Лысенко как руководителя советской биологии в том, что он не понял значения новых научных методов и, пользуясь своим положением и авторитетом, попросту затоптал первые их ростки в СССР. Он был естествоиспытатель от природы, крепкий администратор от науки, но продукт своего времени, что еще раз доказал в послевоенный период.
Вереница «вавиловцев» потянулась в… ГУЛАГ
При личной поддержке Сталина сессия ВАСХНИЛ «О положении в биологической науке» в августе 1948 года планировалась не как дискуссия, а как «парад победителей». Об этике можно было не думать, и за словом лысенковцы в карман не лезли. Теперь известно, что текст доклада Лысенко был предварительно просмотрен, отредактирован и одобрен лично Сталиным. Тем не менее голоса несогласных прозвучали, в том числе и академика Жебрака. После сессии немедленно заработал репрессивный аппарат. Закрывались кафедры, генетики изгонялись с занимаемых постов и лишались званий.
По приказу министра высшего образования около 3000 ученых, имеющих отношение к генетике, были уволены с работы. Когда Совмин СССР постановил ввести в состав ВАСХНИЛ 35 новых действительных членов-академиков, среди них не было ни одного генетика — все были ставленниками Трофима Лысенко.
Естественно, что преподавание генетики прекратилось, книги из библиотек были изъяты и уничтожены.
В лагеря ГУЛАГа потянулась вереница «вавиловцев». Их судили в основном по обвинению в «преклонении перед Западом» и «восхвалении американской демократии». Многие из них так и сгинули в снегах Сибири. Нередко, не выдержав травли, они добровольно уходили из жизни.
Сессия ВАСХНИЛ перечеркнула и все планы Антона Романовича Жебрака, который находился на вершине своего научного и гражданского пути. Здесь нельзя не упомянуть о еще некоторых значимых фактах его биографии. В мае 1945 года на учредительной сессии Организации Объединенных Наций Антон Жебрак подписывает Устав этой авторитетной международной организации как представитель самостоятельного субъекта Объединенных Наций — Белоруссии.
Его исследовательская, педагогическая и общественная работа чрезвычайно высоко оценивается государством — ему первому присваивается звание заслуженного деятеля науки БССР, он становится президентом Белорусской академии наук.
После печально известной сессии в Политехническом институте в Москве над Антоном Жебраком был устроен так называемый «суд чести», средневековый шабаш, на котором все выступавшие осуждали выдающегося ученого и ни один человек не выступил в его защиту. Но академик так и не отрекся от своих убеждений. Он лишился возможности работать в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, была ликвидирована лаборатория в Институте биологии Академии наук БССР. Устроиться на работу Антону Романовичу удалось в Московский фармацевтический институт, где он и преподавал до конца своей жизни.
Но веское слово Антона Жебрака еще прозвучало на самом высоком уровне. Он стал одним из авторов знаменитого «Письма трехсот» — послания большой группы советских ученых, направленного в октябре 1955 года в Президиум ЦК КПСС. Письмо содержало оценку состояния биологии в СССР, критику научных взглядов и практической деятельности лысенковцев. В числе подписавшихся были также известные на весь мир ученые-академики Петр Капица, Лев Ландау, Игорь Тамм, Андрей Сахаров. Трон под «народным академиком» зашатался.
По воспоминаниям современников, Лысенко не был сознательным фальсификатором. Он принадлежал к типу параноидальных личностей, слепо верящих в свои идеи. Подобные личности нередко обладают способностью воздействовать на окружающих, убеждать их в своей правоте. Кстати, он сумел добиться покровительства не только Сталина, но затем и Хрущева.
Трофим Лысенко обладал огромной изобретательностью и на протяжении 35 лет предлагал все новые и новые способы решения проблем сельского хозяйства: переопыление самоопылителей, гнездовые посадки леса, жирномолочность коров... Новое предложение выдвигалось, широко рекламировалось, но очень редко доводилось до конца.
В октябре 1964 года на Пленуме ЦК КПСС Хрущев был снят со всех постов, и сразу стало ясно, что Лысенко держался на плаву только благодаря его поддержке. Уже через несколько дней после Пленума в центральной печати появились статьи, реабилитирующие генетику, были намечены конкретные мероприятия по восстановлению ее в системе Академии наук СССР.
Сам же трижды лауреат Сталинской премии, Герой Социалистического Труда, награжденный 8 орденами Ленина, академик Трофим Лысенко до своей смерти в 1976 году заведовал экспериментальной базой АН СССР «Горки Ленинские».
Александр ШЕВКО, «БН»
