Несмываемое пятно на мундире

Жизнь после приговораСовместный проект «СБ» и департамента исполнения наказаний МВД

Наш проект продолжается. В материалах цикла — то, что скрыто за судебными решениями. В каждой истории — неиспользованные варианты и цена, которую приходится платить за ошибку. Исповедь героев — это урок и предостережение. Сегодня глава девятая. О тех, чьи мундиры когда–то сверкали золотом, а теперь покрыты позором. О чувстве всевластия, форме и содержании.


Часть первая. Аббревиатура


— Осужденный Грановский, отряд № 3, прибыл по вашему распоряжению.


Я сижу в кабинете начальника отдела исправительного процесса ИК № 3 и чувствую себя новобранцем на курсе молодого бойца. Какое тут распоряжение? Ведь передо мной майор, хоть он и вытянулся по струнке, а руки держит за спиной. С майорами я привык общаться по–другому, замирая истуканом перед их рабочими апартаментами.


— Да вы садитесь, я не следователь, — говорю ему робко, хотя в игре статусов выиграл бы сейчас в два счета.


За окном пролетает голубь. На стадионе шуршат лопатами осужденные. Передо мной преступник, но на каждом его плече, будто тень из прошлого, отчетливо маячит по звезде.


— Я и так сижу, — натянуто шутит он.


Виктор Грановский недавно был майором. Теперь он — БС, что на тюремном сленге значит «бывший сотрудник». Вместе с другими «бывшими», несшими службу на таможне, границе, в органах милиции и прокуратуры, вместе с судьями и спасателями, сотрудниками госбезопасности и военнослужащими внутренних войск, совершившими преступления, Виктор отбывает наказание в ИК № 3. Когда–то Грановский ходил в мундире. А сейчас на нем черная спецодежда, в простонародье — роба.


Колония расположена в поселке Витьба под Витебском. Сюда мы приехали для того, чтобы узнать, почему люди, когда–то присягнувшие на верность Родине, с пафосом говорившие про долг и честь, сами надругались над своими святынями. Не очернять и не обелять — а просто попытаться их понять. Такая у нас была задача.


— Родился в Пинске. Окончил школу, поступил в техникум, получил специальность «Банковский служащий», — чеканит Грановский автобиографию. — Вырос я в семье работника милиции, поэтому решил связать свою судьбу с органами внутренних дел. Окончил Академию МВД. Проходил службу в подразделениях БЭП на различных должностях. Потом получил предложение возглавить Пинский межрайонный отдел управления департамента финансовых расследований КГК...


В системе, говорит Грановский, он был человеком неслучайным. Служба ему нравилась. Не считался с личным временем, оставался на работе по выходным. Отдел, который он возглавлял, давал результат. Были значимые задержания. Как–то перекрыли канал нелегального ввоза драгоценных металлов. Накрыли крупную партию контрабандного пива. Боролись с лжепредпринимательскими структурами. Вопросы коррупции не обходили стороной... А вот теперь он здесь. И борется с самим собой.


ИК–3 — учреждение относительно молодое. Когда–то на этом месте располагался ЛТП. Потом из профилактория сделали «малолетку». Еще позже — исправительную колонию. Случайно, как и в правоохранительные органы, сюда не попадают.


Часть вторая. Цвет «зоны»


Те, кто знаком с блатной терминологией, но не видит дальше своего носа, часто именуют колонию в Витьбе «красной зоной» — с особыми условиями для «своих». У этого, с позволения сказать, «термина» несколько толкований. Во–первых, «красная» — это территория, где главенствуют не воровские законы, а администрация. Во–вторых, так называют колонии специальные, предназначенные исключительно для бывших силовиков. Спецзона, «профилакторий МВД» — в России, да и в Украине обыватели любят подшучивать над «красными» ИК. Воображение зевак рисует фешенебельные гостиничные корпуса, сидящих за столиками бывших сержантов и капитанов, попивающих квас...


— Специальных «милицейских колоний» в Беларуси нет. Отсутствует такая надобность, — замечает замначальника ИК–3 Владимир Купченко. — Уровень преступности в правоохранительных органах чрезвычайно низкий. А криминальные устои, сильные в советские времена, из–за которых и требовалось отделять бывших сотрудников от обычного спецконтингента, мы выжгли на корню.


В свое время, правда, на базе первой колонии существовал специальный отряд, но потом его расформировали. Бывших сотрудников силовых структур перевели в разные колонии по всей стране. В Витьбе обосновалось чуть больше милиционеров и военнослужащих, чем в остальных. Отсюда и миф о ее красном «цвете».


В «тройке» поначалу тоже думали организовать специальный отряд для БС, но после решили, что это неразумно. Бывшие сотрудники содержатся вместе с другими осужденными.


Из окна я смотрю на шеренгу, которая выстроилась перед столовой, и понимаю, что неволя уравняла тех, кто когда–то охранял право, и тех, кто его периодически нарушал. Здесь не играют роли погоны и былые отличия — только бирка с номером отряда на груди. Вот как у Грановского.


— 5 лет лишения свободы я получил в декабре 2009–го. Мне дали пять лет, но забрали гораздо больше — всю жизнь, — продолжает он. — А произошло это так. Налоговая инспекция проводила проверку. Проверяли субъект хозяйствования. Выявили нарушения. Я вмешался. Нарушения не «всплыли»... Через год проверку провели снова и обстоятельства вскрылись. Налицо превышение служебных полномочий. А это — тяжкая статья.


Администрация колонии заранее предупредила — про свои прегрешения бывшие сотрудники не любят рассказывать долго. Большинство из них не признают вины. Они считают, что их подставили, «разработали», кинули на закланье, сделали крайними. У многих есть сильная обида на государство. Что ж, государство на них обижено не меньше.


Часть третья. Голова на балконе


В наших силовых структурах порядок наведен давно и прочно. Коррупция и воровство не стали системой, факты такие единичны. Поэтому когда преступление совершает человек в форме, это всегда ядерный взрыв. Независимо от того, что он натворил: снял колеса с автомобиля и сбыл их на ближайшем рынке или получил взятку в сто тысяч долларов. В Витьбе бывшие сотрудники отбывают наказание за самые различные прегрешения — от банального мошенничества до убийства. Тут мне рассказали парочку историй...


Про участкового, которого друг попросил помочь выбить долг. Вместе с товарищем лейтенант поднялся в квартиру должника, а тот вовремя позвонил в милицию. Суд приговорил горе–рэкетира к восьми годам колонии.


Другой участковый накрывал на своем участке оптовых торговцев алкоголем, конфисковывал бидоны со спиртом и пытался их реализовать. Этот деятель тоже получил по заслугам.


Судьба бывшего курсанта Академии МВД и вовсе трагична. Учебное заведение он окончил с отличием. Родители пристроили выпускника в транспортную милицию — следователем по особо важным делам. Но следователь надежд не оправдал. Еще когда учился, начал играть в рулетку. Приобрел синдром игрока. Влез в долги. Почувствовав на себе форму, возгордившись, этот маленький милицейский «царек» начал беспредельничать. Чтобы вернуть долги, придумал схему. Нашел человека, которому требовалось выгодно и быстро продать квартиру. Продал. А деньги забрал себе. Когда кредитор явился за валютой, следователь его убил — молотком и ножом.


Избавиться от трупа офицер решил оригинально. В то время он расследовал серию убийств в Минском районе: в прилегающей к железной дороге лесополосе находили изуродованные тела. Вот и своего кредитора милиционер тоже решил подкинуть в кусты. Может, и выпутался бы лейтенант, вот только забыл на собственном балконе голову жертвы...


Были здесь пограничники и таможенники, судьи и адвокаты, порой попадаются сотрудники уголовно–исполнительной системы. В конце прошлого года, например, освободили старшего инструктора по работе со спецконтингентом одной из ИК. В находящейся за пределами периметра больнице этот тип охранял осужденного. Во время дежурства напился и открыл огонь из табельного оружия, ранил медсестру...


Перечислять «подвиги» отдельных личностей, которые запятнали свою форму криминалом, можно долго. А вот найти объяснение, почему люди, которым выплачивают немалое жалованье, дают жилье и соцпакет, вдруг теряют голову и пускаются во все тяжкие, нереально. Его просто нет! Дело тут даже не в проблеме «отбора», из–за которой в органы порой попадают случайные люди. Ведь порой преступления совершают люди, которые прослужили по 10 — 15 лет.


— В колонии бывшие сотрудники не «пропадают», как иногда принято считать. Они не выходят через черный ход сразу после этапа. «Бывшие» несут наказание наравне со всеми, — развенчивает еще один народный миф Владимир Купченко. — Мало того, как правило, наказывают их гораздо жестче, чем обычных граждан. За аналогичное должностное преступление суд может дать директору фирмы или банковскому служащему и пять, и шесть лет колонии, а бывшему налоговику — все девять. Наверное, это правильно. Чтобы другим неповадно было.


В основном, кстати, бывшие сотрудники сидят не за криминал, а именно за должностные, «форменные» преступления. Это злоупотребление служебным положением, превышение власти, взятки.


Часть четвертая. Центрифуга


Взяточник — звучит гаденько. Коррупционер — зловеще. Про борьбу с коррупцией, особенно в силовых структурах, сказано у нас так много, что ничего нового я не добавлю. Могу разве только заметить: у тех, кто осужден за взятку, есть две ноги и две руки, и голова у них, как и у нас с вами, находится где положено.


Бывший начальник отделения призыва Борисовского районного военкомата Дмитрий Пшенко, следующий мой собеседник, стал «знаменитым» в начале ноября 2010–го. Тогда с интервалом в несколько дней во всех республиканских и областных газетах появились сообщения о том, что в Борисове на взятках попался военком, который брал деньги у призывников, чтобы отмазать их от армии. Тексты сопровождались фото: разложенные на столе долларовые купюры, военный билет и несколько медалей. Этот натюрморт Дмитрий Пшенко безостановочно прокручивает в мыслях последние полтора года.


— Мне сказали еще в СИЗО — на «зоне» голова работает безостановочно, все 24 часа. Это действительно так. Когда ты спишь или в промзоне, мозг все равно не отключается. Я не знаю, как его остановить. Я даже нашел сравнение. Когда в ЗиЛе заводишь двигатель, он начинает шуметь и рычать — включается центрифуга. Так и здесь. Вроде бы после отбоя гасят свет, в секции тихо, а центрифуга — гудит. Если сидеть без дела, то можно запросто сойти с ума от переживаний и воспоминаний из той, прошлой жизни. Физически на «зоне» нормально, мне приходилось служить в местах гораздо худших. Главный ад — внутри.


Дмитрий Пшенко родился в семье, где к службе относились с почтением. Прадед у него служил в царской армии, дед воевал в Великую Отечественную, служил и отец. Мальчик в детстве поколесил по гарнизонам и решил продолжить династию. Пшенко говорит, что в армию шел по призванию. Окончил военное училище. Поменял 14 мест службы. Оставалось пару лет до пенсии, и тут его позвали работать в военкомат.


— Спокойная должность. Мало подчиненных. Короткий рабочий день. Больше времени можно уделить семье. У меня родился маленький ребенок, жена пошла в декретный отпуск. В общем, я согласился... И вот теперь я здесь.


На суде Пшенко вменили взятку и мошенничество. Говорить в подробностях, что было и как, он не хочет.


— Знаете, военкомат — такое место, где всегда можно «накопать». Но с себя я вины не снимаю. Наверное, я был не прав. Причина в моем слабом характере. Другой вопрос — настолько ли я опасен для общества, чтобы изолировать меня на долгий срок? У меня было время подумать об этом. В СИЗО, во время этапов. Я там многое увидел и понял. Когда сидишь на коленках на рельсах, а возле тебя собака с громадной пастью, когда тебе говорят, что если сейчас дернешься, то получишь пулю, то на жизнь начинаешь смотреть по–другому. Когда ты чувствуешь себя травой, железом, землей, к которым прижался, открывается некий новый смысл. Мне кажется, таких испытаний достаточно для нормального человека, чтобы в нем все перегорело внутри, чтобы он родился заново. А худшего наказания для мужчины, чем беспомощность, невозможность помочь своей семье, в природе нет.


Часть пятая. Дружба


Колония под Витебском попала под инвестпрограмму и выглядит прилично. В центре стадион, на нем оборудован спортгородок с тренажерами, прямо как в западных фильмах. На тренажерах занимаются бывшие сотрудники и обычные зэки — все вместе. Виктор Грановский и Дмитрий Пшенко среди них.


Исправительный процесс у БС идет непросто. Все по той же причине — большинство свою вину не признают, особенно в первые месяцы после прибытия. Тем не менее с ними ведут воспитательную работу, их задействуют в культурных и спортивных мероприятиях. Недавно проводили соревнования на «Кубок титанов».


Многие здесь учат иностранные языки, некоторые вырезают картины из дерева, посещают церковь. В плане дисциплины к «бывшим» нареканий нет. Они прекрасно знают, чем чреваты нарушения.


Связь с миром эти люди тоже не теряют. Как правило, у них есть семьи, иногда им пишут коллеги. Но главная, порой невыполнимая задача для многих — пережить полное крушение своего былого статуса. Понять, что теперь они не начальники, а обычные преступники. Что старшина–контролер может потребовать у вчерашнего полковника вывернуть карманы, и он должен беспрекословно подчиниться.


У некоторых погоны падают с плеч быстро, другие все еще ощущают их приятное давление. Таким хуже всего.


Рядовые осужденные, которые не имеют отношения к силовому блоку, над «бывшими» подтрунивают. Им, конечно, приятно, что рядом сидят те, кто когда–то судил и повелевал. Но конфликтов в «зоне» нет. Задача администрации — не допустить, чтобы, к примеру, следователь и его подследственный оказались в одном отряде.


Иногда они все же пересекаются. Недавно бывший прокурор повстречал того, кого когда–то обвинял. Они посмотрели другу другу в глаза, пожали руки и даже подружились. Поговорка про суму и тюрьму в ИК–3 в ходу. «Случилось, значит, случилось», — любят говорить здесь.


В том, что в одном помещении спят рядом насильник, вор и следователь, конечно, злая ирония жизни. Но лично мне показалось, что эта философия рока и предопределенности в корне неверная и даже опасная. Она ведет к отрицанию вины, возводит факт раскрытия и изобличения в ранг случая. «Те, кто на воле, отличается от нас лишь тем, что они не попались», — словно в подтверждение этих мыслей сказал мне один из БС.


Часть шестая. Пропасть


В день, когда было возбуждено уголовное дело, в жизни каждого из моих собеседников случилась катастрофа. Это факт, и они его признают, продолжая в уме подсчитывать потери.


— У меня была любимая служба и хорошая зарплата. В 2009–м я получал что–то около 600 — 700 долларов плюс премии, что для небольшого Пинска весьма неплохо, — рассказывает Грановский. — С семьей мы запросто могли поехать в отпуск на море... А еще мне оставалось 4 года до выслуги, через месяц должны были присвоить очередное звание — подполковника. А потом раз — и все пошло коту под хвост.


— На суде меня лишили звания, — говорит о своей катастрофе Дмитрий Пшенко. — Помимо разлуки с семьей, это самое больное. Также я потерял часть пенсии, статус, перспективу. От меня отвернулись многие друзья, ведь когда ты при должности, ты нужен всем. А когда падаешь низко, то руку подать никто не желает.


Бывший сотрудник ДФР сейчас делает обувь в промзоне. Бывший подполковник учится в ПТУ на резчика по дереву. Когда они рассуждают о своем преступлении, то подбирают практически одинаковые слова.


— Слово «стыд» слишком мягкое. Я бы выразился жестче — это позор, — считает Грановский. — И не только для меня и для моей семьи. Позор, что я подвел своих начальников, коллег. Есть такое пафосное выражение — честь мундира. Сейчас, я заметил, многие относятся к нему, как к штампу. Но это не штамп. Это гранитная плита, постамент — была, есть и будет.


— Конечно, я обесчещен. Но все равно продолжаю считать, что бывших офицеров не бывает, — такое мнение у Пшенко.


И тем не менее. Два бывших офицера становятся в строй и маршируют в столовую. Со стадиона продолжают разгружать лопатами снег люди в черных телогрейках. Я думаю о том, что, как ни старался, не смог раскусить своих собеседников, понять, где зарождается коррупция, отчего возникает чувство всевластия и безнаказанности.


Вот я смотрю им в глаза и вижу основательно побитых тюрьмою людей, умных, интеллигентных, которые готовы раскаяться, осознали вину. И в то же время я продолжаю верить Пифагору: к золоту не пристает ржавчина, а к добродетели — позор. Не осознавать последствий своих деяний бывшие офицеры не могли. Свою жизнь они пустили под откос сами. И краснеть, отмывая позор, им еще предстоит.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter