Надо ли смеяться, плакать, любить, работать, наслаждаться и страдать — словом, быть в постоянном возбуждении?..
Помню, как давным-давно, лет эдак 25—28 тому назад, мы, 22-летние, на сорокалетних своих коллег смотрели, как на стариков. И соответственно выражались: дескать, где его, без пяти минут пенсионера, носит?! Никто тогда, пожалуй, не смог бы объяснить нам, что четыре десятка лет за спиной – самый безобидный возраст. В смысле том, что все еще, или почти все, впереди. Теперь-то я это очень хорошо понимаю. Но только теперь. А не раньше. Потому что возрастные критерии, как никакие, пожалуй, другие понятия, достаточно относительные. И лучше всего понимаются с высоты прожитых лет. Вы еще совсем молоды и сомневаетесь в этом? А мне уже почти пятьдесят...
Вот и ему теперь было бы столько. И время летело для него, словно птица. Самый главный философский вопрос жизни звучал именно так: как придержать безудержный водоворот суток, месяцев, лет? Но ответа на него он не находил. Ясное дело, не находил, потому что ответа — и тогда, и сейчас — не знает никто. Но он так хотел замедлить скорость, с какой меняются листки календаря. И, похоже, ему это удалось. Только скорее не благодаря, а вопреки.
Человек, о котором пишу, жив. Не скажу, что он мой друг, нет. Товарищ, да и то – когда-то, в той неблизкой теперь, более молодой жизни. Мой знакомый жив, несмотря на то, что говорю о нем в прошлом времени. И дай, как говорится, ему Бог. Просто ему, на мой взгляд, каким-то трудно объяснимым образом удалось зацепиться за мифическую машину времени, за тот оставшийся для меня позади и удобный по жизни возраст. Мы оба с ним – родом из 1957 года, как я говорю, образца 57-го. Но он, понимаете, по меньшей мере, лет на десять меня моложе. А то и на пятнадцать. Если бы не знал лично, не поверил бы. Причем для того, чтобы «опровергнуть» данные его паспорта, вовсе не надо было делать косметическую операцию или еще какое-нибудь «надругательство» над человеческим естеством. У него и так на лице, что называется, написано: все врут календари, а заодно – чуть ли не мамка с папкой. А лицо это почти ничуть не изменилось, вот бери наши фотографии конца 70-х прошлого века, монтируй в них его сегодняшнего, и никто не отличит от подлинника!
Подобных примеров вроде как хватает. Сколько их не по годам молодых и уверенных в себе мужчин опровергают устоявшиеся представления, в том числе и у женщин, о своих биологических возможностях. Говорят же ведь: неважно, сколько тебе лет, важно, на сколько сам себя чувствуешь. Но вот чем выбивается мой «юный» сверстник из привычного ряда непривычных явлений, так это не только своим внешним видом и, надо думать, чисто биологическими возможностями. Прежде всего самим поведением, жизненным укладом, привычками. Даже характером, что ли. Словно ему и на самом деле тридцать пять.
Я задумался: откуда это у него? И понял: он меньше хмурит лоб по каждому поводу, не плодит морщины. Не грузит себя по полной программе, помогая многочисленной родне, знакомым, коллегам и друзьям коллег. Он умеет отказывать, сосредотачивая свою персону на главном, распределяя силы таким образом, чтобы всегда можно было отдохнуть, расслабиться. Он в большей степени и всегда занят самим собой… Мне очень симпатичны в этой связи слова Жорж Санд, которые уместно привести полностью: «Есть люди, которые рождаются с прямым, здравым умом; им не приходится бороться с подводными рифами, на которые наталкиваются и с которыми борются другие; а те проходят мимо, даже не подозревая, что эти рифы существуют, и еще удивляются иногда, почему вокруг плавает так много обломков. Я немного боюсь таких добродетельных от рождения людей».
Когда я так задумался, то понял главное: человек старит себя (или, во всяком случае, не молодит) тогда, когда за определенный отрезок времени проживает несколько жизней. Свою, а попутно, по доброте душевной и своему главному предназначению, еще пару-тройку других.
Ну почему так несправедлива природа! Казалось бы, честнее, когда наоборот. Чем больше исходит от человека добра, тем благосклоннее к нему должны быть и небо, и звезды. Ан нет… Но лично я, например, ни о чем в этом плане не жалею. Да и другим не советую. В кого кто, как говорится, уродился. И еще говорят, что к пятидесяти годам уже поздно менять себя.
«Надо смеяться, плакать, любить, работать, наслаждаться и страдать – словом, быть в постоянном возбуждении. Вот, мне кажется, в чем заключается истина человеческая». Это уже другой классик. Флобер. Даже не собираюсь с ним спорить…
На днях разговаривал по телефону с коллегой. Он на пенсии, живет недалеко, иногда заходит. Я позвонил ему в канун 23 февраля, чтобы узнать, каков боевой дух ветерана, как здоровье.
— Здравствуйте, — говорю я ему, — молодой человек. Что новенького?
— Привет, сэр, — такая у него доверительная форма обращения. – Как вам сказать: не очень хорошо, но и не очень плохо (это он мне о здоровье отчитывается. – М.С.). Чем могу быть полезен родной фирме? Скучновато, я вам скажу, без дела.
— Надо бы что-нибудь придумать для вас, — рассуждаю я вслух. – По индивидуальной программе.
— Отлично. Только никаких скидок на возраст.
— Принято, сэр!..
Для сведения вам, читатель, скажу: моему коллеге, дай ему Бог здоровья, через месяц исполнится 95 лет. Такая длинная жизнь. А, по сути, в ней — несколько!
