Нережимный человек

В исправительной колонии N 12 учатся ценить свободу с первой встречи с психологом

Комната психологической разгрузки в оршанской колонии для исправления и лечения лиц с активной формой туберкулеза (коротко — ИК N 12) — словно волшебный остров, где можно отрешиться от суровой действительности режимного существования, забыть на время о мастях и негласных законах «зоны» и быть просто самим собой. Хозяин чудесного острова — майор внутренней службы Сергей Сергеев, начальник отделения психологического обеспечения, отдавший своему делу ровно 20 лет, — если угодно, срок, равный наказанию за особо тяжкое преступление. Рабочий день психолога начинается в 7.30 и нередко заканчивается только с отбоем. А последние 4 года Сергей Сергеев работает вовсе без выходных и отпусков, говорит: многое нужно успеть — скоро на пенсию. Особенность «заключения» майора Сергеева, однако, в том, что все бессчетное количество дней за колючей проволокой он провел добровольно и снискал уважение и доверие коллег и осужденных. Секрет успеха Сергея Михайловича и прост, и сложен одновременно: в каждом лице, отбывающем, несомненно, заслуженное наказание, он видит человека.

Вход широкий, выход узкий

17–летний щупленький Миша П. (фамилии и лица осужденных по их просьбе не раскрываю) почти утонул в мягком, дисгармонирующим с общим интерьером «зоны» кресле, куда Сергей Михайлович усадил гостя. Взгляд испуганный, настороженный — настоящий волчонок, но еще ведь не волк. А осужден за тяжкое преступление: групповое изнасилование. Глядя на парня, не верится, что на такое способен. Пьющие мать с отцом элементарные понятия о добре и зле сыну привить не удосужились, зато нашелся старший товарищ с криминальным прошлым, который с готовностью растолковал подростку, «как жить нужно». Психолог называет парня по имени. Ссутулившаяся фигурка вздрагивает от неожиданности: отвык от подобного обращения. Его только что перевели из карантинного отделения, где проходил обследование, в палату на стационарное лечение. Сергей Михайлович заговаривает с собеседником о семье — выражение лица последнего остается безучастным. Тогда психолог переключается на больнично–режимные темы. Миша заметно оживляется. Дальше разговор заходит о недалеком вольном будущем: у несовершеннолетнего осужденного есть все шансы освободиться условно–досрочно.

— Меньше откровенничай с соседями по палате, — советует на прощание психолог. — Они на мир могут по–разному смотреть, а жить–то тебе. Своей головой думай.

Мальчишка вжимает голову в плечи: это–то для него сейчас как раз самое трудное. О совершенном преступлении в начале курса психологической реабилитации майор Сергеев старается говорить как можно меньше. Профессиональный опыт подсказывает (14 лет работы в городской комиссии по делам несовершеннолетних не прошли даром): в данном случае спешить не стоит, иначе подросток замкнется.

Специфичность ИК N 12 в том, что содержатся здесь осужденные, ранее отбывавшие наказание в колониях разных режимов: начиная от общего и заканчивая тюремным. Задача майора Сергеева — убедить и вора, и убийцу сделать разумный выбор в сторону правопослушности:

— Те, кто попадает в «тубзону», наказаны вдвойне. Шутка сказать: осужденные и больные. Это сильно давит. Некоторые психуют, отказываются от лечения. По разным причинам. Кто–то рассчитывает таким образом вырваться отсюда (умирающих освобождают) и потом лечиться. Большое заблуждение. Если болезнь запущена, человек обречен. Чтобы больной принял лечение, ему нужно хотеть жить и понимать, ради чего живешь.

Помыкавшись после освобождения без документов, жилья и работы, многие вновь попадают на скамью подсудимых. Бороться за себя им трудно: в колонии, где из 1.500 осужденных по состоянию здоровья может работать лишь треть, люди привыкают жить на всем готовом. И все же в последнее время наметилась одна важная, я считаю, тенденция: постепенно криминальная романтика растворяется в осознании ценности свободы. За минувший год условно–досрочно освободился примерно каждый пятый. А это немало. Но к жизни без команд и режимных требований надо подготовиться.

На территорию ИК осужденные попадают через ворота: новичков привозят на спецтранспорте. Те, кто освободился, покидают колонию через двери КПП. Отсюда и метафора: вход на «зону» широкий, выход — узкий. И все–таки он есть. Вновь прибывшим предлагается подписать обязательство о стремлении к правопослушному поведению. Три четверти нынешнего спецконтингента взяли на себя такое обязательство. Формальность? Как сказать. В личных беседах психолог постоянно напоминает: дал слово — держи.

Доза вины

Год стажа сотрудникам колонии идет за 1,5. Полагается также доплата «за вредность». Те, кто смотрит на высокий забор внешнего рубежа охраны ИК N 12 с «вольной» стороны, даже завидуют: вот, дескать, какие привилегии. Стыдно признаться, но похожая мысль промелькнула и у меня. Но очень скоро я убедилась, что профессиональный риск каждого из сотрудников несопоставим с компенсацией. По плану у Сергея Михайловича посещение первого отряда. Жизнедеятельность каждого отряда замыкается на границах локального участка, состоящего из помещения с жилыми секциями, и небольшой дворовой территории. К моему великому изумлению, психолог появляется на участке без всякой охраны. Оказавшись вместе с ним в жилой секции, буквально физически ощущаю, как нас насквозь пробуравливают 30 пар глаз. У одних во взгляде любопытство, у других — недоверие, у третьих — откровенная злость. От ужаса замирает сердце. А Сергей Михайлович как ни в чем не бывало ведет диалог с обитателями этого странного общежития. Бритые люди в темных робах охотно обсуждают с психологом быт, порядок получения свиданий и посылок, перспективы условно–досрочного освобождения. Последний вопрос вызывает интерес практически у всех. В голосе каждого претендента на «удон» — надежда.

Покидаем участок, и у меня вырывается вздох облегчения. В свое время в колонии были случаи захвата заложника и нападения на представителя администрации. Мой спутник между тем знакомит меня с тонкостями своей профессии:

— У тех, кто прошел через следственный изолятор и суд, ощущение опасности тоже обострено. Мои подопечные — сами прекрасные психологи. Поверьте, с человеком, далеким от их проблем, они разговаривать не станут. Почувствуют фальшь. Да–да, не удивляйтесь, тут и проницательность важна, и способность к сопереживанию. Иначе будешь лишь числиться психологом, а не быть таковым. Я не занимаюсь режимными вопросами, я не режимный человек, не назначаю дисциплинарные взыскания. Мое дело — корректировать мышление. Но не манипулировать. Это никогда не бывает во благо. Нельзя играть на чувстве вины. Оно должно быть дозированным. Сложность еще и в том, что развитие многих моих подопечных, так сказать, заторможено. 35–летний мужик может рассуждать и вести себя, как 15–летний пацан. Попал он 20 лет назад в колонию и с тех пор ничего, кроме «зоны», исключая месяцы, а то и недели зря потраченной свободы, не видел. Задача психолога — не опускаться до уровня такого вот большого подростка, а помочь ему по мере возможности повзрослеть.

Один из «недорослей» — Александр Р., злостный нарушитель режима, частый гость в штрафном изоляторе (ШИЗО). За последние несколько недель в ШИЗО — третий раз. 26 лет — четвертая судимость. Разбой. Впереди — 9 лет казенных щей. На беседу к майору Сергееву доставлен прямо из изолятора. Обязательство не ссориться с законом не подписывает, от традиций преступного мира не отказывается. Однако при упоминании об «удоне» заметно оживляется. Психолог это замечает и давит на нужную струну:

— Ты, Саша, раскрутил маховик, который продолжает работать по инерции. Так дороги тебе твои «понятия»? Подельники, которых ты выгородил, на свободе, ты — здесь. Что ты к ним чувствуешь?

— Презрение.

— Это хорошо.

География свободы

Сегодняшние завсегдатаи ШИЗО, как это ни удивительно, — осужденные со «стажем» вроде Александра, которым нет и тридцати. Вся их недолгая жизнь — сплошные криминальные гастроли и жилые секции. А ведь все у них еще может быть по–другому. Сергей Михайлович демонстрирует своеобразный художественный музей в комнате психологической разгрузки: рисунки и поделки «сидельцев» — плоды их самовыражения. Сплошная фантасмагория: акварельные сказочные красавицы в обнимку с рогатыми чудовищами, вылепленные из хлеба монстры, вооруженные до зубов. Ничего не поделаешь, таков внутренний мир у авторов этих работ. Изображения чудищ и фей мудрый музейный смотритель майор Сергеев разбавил изречениями, начертанными местными художниками и философами на ватмане в часы досуга. Смысл их сводится к одному: всем обязан сам себе. Чувствуется влияние смотрителя музея.

— Все эти люди талантливы, — доказывает Сергей Михайлович. — Только бы этот талант направить в созидательное русло. Представьте себе, один из наших осужденных, освободившись, снял художественный фильм и сам сыграл в главной роли. Сюжет: бывший зэк обводит вокруг пальца своих блатных дружков и освобождается из кабалы.

Сам Сергей Сергеев, кстати, удивительно разносторонний человек. Муж и отец двоих дочерей, страстный читатель, учитель и ученик. Дома у Сергеева собрана великолепная библиотека, самое почетное место в этом книжном фонде занимает, конечно же, психологическая литература. Сергей Михайлович не пропускает ни одной новинки: все «вредные» доплаты уходят на книги. Майор Сергеев, ко всему прочему, преподает социальную психологию в оршанском техникуме железнодорожного транспорта. Однажды педагог предложил ребятам изобразить картину несуществующего мира, точнее, изобразить мир таким, каким его хотелось бы им видеть. Когда двадцать с лишним «мирозданческих» работ были готовы, Сергеев попросил соединить их в одну. Эклектика какая–то, скажете. А вот у Сергея Михайловича своя точка зрения: умение творить коллективно. Ведь юным художникам жить и работать рядом с другими людьми. И Сергеев хочет им помочь усвоить одну архиважную норму, которую не усвоили те, кто сейчас живет по режиму, от подъема до отбоя: твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Вот такая география.