Немецкий след

Что было вывезено во время оккупации и что возвращено?

Что было вывезено во время оккупации и что возвращено?


Дошел черед до самой сложной статьи в моем цикле — до наших музейных, библиотечных и архивных сокровищ, ставших во время Великой Отечественной войны добычей оккупантов и поэтому подлежащих законам реституции. Потери эти огромны, не все звенья судеб отдельных белорусских собраний здесь ясны, подтверждены документально. Многое сегодня приходится додумывать, а в будущем потребуются усилия целого коллектива историков и искусствоведов, которым раньше или позже придется составлять каталог (или каталоги) потерь.


«Хапуны»


Вывоз с оккупированных территорий материальных и духовных ценностей был органической частью политики германского нацизма. На восточнославянских землях эту политику осуществляло рейхсминистерство оккупированных территорий. Руководил им один из идеологов нацистской партии Альфред Розенберг. Это был деятель, знающий восточных славян и их культуру: родился на территории Российской империи, в Таллине, учился в Риге и Москве и только в 1918 году переехал в Мюнхен. Быстро сделал при Гитлере карьеру. Именно ему в октябре 1940 года поручили «изъятие» всех значительных культурных ценностей на захваченных землях.


...Из моих детских лет осталось воспоминание: приходят как–то к нам двое немцев из охраны железнодорожного моста и требуют у мамы яиц и самогонки. Но ни того, ни другого у нас не было. Тогда незваные гости, пошарив по кладовой, сорвали с кровати узорчатое покрывало, сотканное сестрой, и удалились, бросив уже понятное для нас «ферфлюхте». Мать в ответ громко прошептала: «Хапуны...» Думаю, что это емкое белорусское слово очень подходит и к «специалистам» Розенберга. У них была очень продуманная и четкая программа. В Беларуси действовал один из их центров. Они рыскали повсюду, «хапали» все подряд в музеях, библиотеках, частных собраниях и планомерно вывозили в Германию. Их боялись солдаты вермахта и даже эсэсовцы: не угодишь «хапунам» — хозяин напишет соответствующий рапорт самому фюреру. Мне кажется, что так было и после посещения Розенбергом Минска в мае 1942 года.


...Итак, Минск, начало оккупации. Кроме могилевских и гомельских собраний, о которых уже шла речь, основные белорусские сокровища были сосредоточены в Минске, Витебске и Барановичах. В столице — это два основных хранилища: Государственная картинная галерея, созданная в 1939 году (она размещалась тогда в здании Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы на улице Университетской, а нынче Кирова), и Белорусский государственный музей, размещавшийся на главной улице города, в так называемом Архирейском доме (позже — Дом искусств, нынче — проспект Независимости, 26).


Что оставалось?


Сначала этот вопрос мне хотелось сформулировать несколько иначе: что было вывезено? Организованно, ведомством Розенберга. Но тут же вспомнилась переписка, по существу — вежливая перебранка между Розенбергом и Кубе, вспомнились довольно многочисленные и грубые факты мародерства... Значит, более правильно будет разделить вопрос на два: что осталось в Минске не эвакуированным, а потом исчезло, и что действительно было вывезено в 1944 году?


Отвечая на поставленные вопросы, я преимущественно буду опираться на материалы восьми сборников «Вяртанне» (выпуск будет указываться в скобках), дополняя их сведениями из других источников (прежде всего из ежемесячного бюллетеня «Кантакты i дыялогi»). Сделать это меня заставляют два обстоятельства: сборники уже давно стали библиографической редкостью, а осмысление, обобщение сказанного в них, надеюсь, поможет при дальнейших поисках, составлении тех же каталогов.


Наиболее полным и достоверным источником для определения белорусских военных потерь являются «Сведения о памятниках культуры, исчезнувших из Государственной картинной галереи БССР во время фашистской оккупации в 1941 — 1944 гг.» («Вяртанне»–1). Составлены они директором этой галереи с 1944 года Еленой Аладовой, человеком компетентным, опиравшимся, как она сама пишет, не только на письменные источники (в их числе несомненно были довоенные каталоги, о чем свидетельствуют указания на размеры картин), но и на воспоминания современников.


Понимая исключительную важность информации, позволю себе целиком привести обобщенный список военных потерь Государственной картинной галереи БССР:


«1. Около 1.700 экспонатов живописи русской и западноевропейских икон.


2. 30 икон XVI — XVII вв., письма белорусских мастеров.


3. Около 50 скульптурных работ русских и иностранных художников.


4. Коллекция слуцких поясов в количестве 43 штук.


5. Огромные коллекции художественного фарфора русских, китайских и западноевропейских заводов: вазы, статуэтки, посуда; художественные изделия и посуда из уречского стекла (из мануфактуры XVIII в. в Слуцком уезде. — А.М.).


6. Большая коллекция бронзовых и фарфоровых часов различных эпох.


7. Коллекция художественных произведений резьбы по кости русских и иностранных мастеров.


8. Восемь гарнитуров стильной мебели различных эпох; резные шкафы данцигской работы.


9. Десять секретеров из дорогих пород дерева художественной работы.


10. Около ста различных ковров и гобеленов.


11. Бронзовые и фарфоровые канделябры худ(ожественной) работы различного времени.


12. Огромная библиотека на русском и всех европейских языках по вопросам искусства.


13. Около тысячи лепных и тысячи багетных рам для картин.


14. Оборудование запасника и 25 зрительных залов, библиотеки и служебных помещений: стеллажи, стенды, различные витрины, постаменты для скульптур, библиотечные шкафы, письменные столы, диваны, кресла, письменные приборы, настольные лампы, несгораемый шкаф, пишущая машинка.


15. Пианино красного дерева французской фирмы.


16. Грузовая машина».


Далее потери конкретизируются. Идут списки по следующим разделам: «Русская живопись» (223 произведения), «Западноевропейская живопись» (32), «Скульптура» (20), «Слуцкие пояса» (32), «Мебель, переданная в галерею из Эрмитажа» (51 предмет, происходивший из «синей спальни» Александра II), «Мебель, фарфор, стекло, бронза, ковры, ткани, кость» (26 наименований; некоторые из них суммарные, например: «Двести шерстяных и хлопчатобумажных постилок художественной работы белорусских ткачей»)».


Существенные уточнения


Некоторые списки по разделам требуют комментариев. Так, к русской живописи (называются произведения Брюллова, Боровиковского, Айвазовского, Савицкого, Поленова, Левитана, Репина, Врубеля, Коровина и других) причислены полотна белорусских художников («Женский портрет» Богданова–Бельского, «Ранняя весна», «Весна» и «Ай–Петри» Бялыницкого–Бирули, «Девушка с книгой» Зарянко) либо уроженцев Беларуси, принадлежащих к польской живописной традиции («Охотники» Вейсенгофа, «Дожинки» Рущица). Список «Западноевропейская живопись» (здесь доминируют приблизительные определения «неизвестный художник» итальянской, французской, фламандской, голландской школы) завершается весьма существенным дополнением: «Кроме перечисленных 223 произведений русской живописи и 32 западноевропейских в запасе (запасниках. — А.М.) находилось 957 картин, преимущественно портреты местных деятелей, безымянные и неопределенные работы белорусских, польских и западноевропейских художников (...) и 30 икон белорусских художников XVI — XVIII вв.». В запасниках хранилось также 69 скульптур преимущественно белорусских авторов.


В некоторых разделах произведения не перечисляются, а приводятся лишь общие сведения о них типа «794 гравюры, офорты, литографии русских и западноевропейских мастеров, переданные в Картинную галерею БССР, главным образом из бюджетных фондов Гос(ударственного) Эрмитажа и Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина».


Отдельно от описаний потерь из основных фондов Государственной картинной галереи БССР от имени Комиссии по определению ущерба, причиненного фашистскими захватчиками коллекциям художественных музеев при Комитете по делам искусств СНК СССР, были составлены две «Описи работ белорусских художников ХIХ — ХХ вв., хранившихся в Государственной картинной галерее БССР (выставка «Ленин — Сталин») и вывезенных гитлеровцами в Германию и в страны их сообщников или уничтоженных в результате их разбойничьих действий». В первой фигурирует (с указанием размеров) 221 живописное произведение, во второй — 47 гравюр и литографий, 120 рисунков и 41 скульптурное произведение. В описях названы (за исключением репрессированных) все ведущие мастера белорусского советского изобразительного искусства довоенной поры.


Все «Описи» были в послевоенное время прокомментированы в короткой справке начальника управления по делам искусств при СНК БССР известным белорусским прозаиком Пилипом Пестраком. Он перечислил наиболее известных художников, чьи произведения были представлены в Государственной картинной галерее БССР. Среди ценных скульптур выделил «работы худ(ожника) Козловского «Амур», Клодта «Павшая лошадь» (бронза), «Маска Петра» (очевидно, русского царя. — А.М.), два бюста мраморных — Марии Федоровны и


Александра I, а также работы белорусских художников — «Репка» Керзина, «Бюст Михоэлса» Бразера, несколько портретов (исполненных в гипсе) великих людей Советского Союза Азгура и другие работы белорусских художников».


В «Справке», составленной П.Пестраком, нашего внимания заслуживают еще несколько утверждений. Первое: «После освобождения Западной Белоруссии галерея была пополнена экспонатами из Радзивилловского замка и г. Мира, которые также находились в помещении галереи». Второе: «Цифровые данные по памяти приблизительны: скульптуры — 250 экспонатов, графики — около 1.500 экспонатов, живописи — 2.000 экспонатов, прикладного искусства — фарфор, мебель и др. — 2.500 экспонатов».


И, наконец, наиболее важное для нас — о судьбе экспонатов, их конкретных следах: «После захвата немцами г. Минска Картинная галерея БССР полностью сохранилась, за исключением мелких экспонатов, которые были расхищены первыми военными немецкими частями и жителями, как, например, работы палехских мастеров, шкатулки, ковры, белорусские постилки и др.». А о действиях команды Розенберга в 1944 году сказано: «При упаковке немцами экспонатов Картинной галереи БССР на ящиках адрес надписывался — г. Кенигсберг. По слухам также подтверждалось, что Картинную галерею увозят в Кенигсберг». Но, как увидим дальше, здесь явная путаница. Сокровища галереи были вывезены в первые месяцы оккупации, в том числе, очевидно, также в Кенигсберг. В последней, 18–томной, «Беларускай энцыклапедыi» о них сказано, что «судьба их неизвестна», хотя определенные следы все же есть.


Важный источник


Остановимся еще на одном ценном списке военных потерь, касающемся Белорусского государственного музея (БГМ). В 1992 — 1993 годах доктор искусствоведения Надежда Высоцкая и кандидат искусствоведения Майя Яницкая как сотрудницы (по договору) Национального научно–просветительного центра имени Ф.Скорины выполнили работу «Белорусские произведения искусства, исчезнувшие в ветрах Второй мировой войны» («Вяртан-не»–2). Сведения авторы собирали подробные: когда было создано произведение, его название и известные признаки, откуда оно поступило в БГМ или откуда было вывезено в Германию, современное местонахождение и наличие фотографии и, наконец, источники сведений (среди них — исследования М.Щекотихина и немецкого искусствоведа А.Иппеля, довоенные каталоги выставок и журнал «Наш край). Всего Н.Высоцкой и М.Яницкой прослежены судьбы 116 произведений изобразительного и декоративно–прикладного искусства — белорусского, русского, западноевропейского. Среди них — 74 иконы, 8 скульптур, 9 слуцких поясов, плащаница из Черейского монастыря, зеркало с гравированной надписью, сделанное в 1786 году в Уречской стеклянной мануфактуре Радзивиллов. Важная деталь: оказывается, перед отправкой из БГМ в Германию некоторые иконы были сфотографированы, и эти изображения были в руках авторов.


Таким образом, сегодня мы имеем довольно подробные и обширные сведения о том, что имелось до войны в фондах минских Государственной картинной галереи и Белорусском государственном музее (в последнем хранились также поступления из Витебска и Гродно).


Но каким образом и куда все это было вывезено?


Сначала действовали мародеры


Боюсь, что многих произведений искусства, названных в каталогах Е.Аладовой, Н.Высоцкой и М.Яницкой, суммарно упомянутых П.Пестраком, нам уже не увидеть никогда. Основой для такого пессимистического вывода служит письмо гауляйтера Кубе рейхсляйтеру Розенбергу, датированное 29 сентября 1941 года. В мои руки оно попало из немецких источников в 1992 году и показалось весьма интересным. Было решено перевести его для «Вяртання» (вып. 1-й). Одновременно мы поделились текстом с журналом «Нёман» (1993, № 5). Ниже приводятся наиболее существенные отрывки из письма хотя бы потому, что в нем указаны неиспользованные до сих пор ориентиры:


«Сегодня я, наконец, после долгих поисков обнаружил остатки произведений в Минске (в Государственной картинной галерее? — А.М.) и смог обеспечить их сохранность. Минск имел большую, отчасти очень ценную, коллекцию картин и произведений искусства, которые почти все были вывезены из Минска. По приказу рейхсфюрера СС, рейхсляйтера Хайнриха Гиммлера, большинство картин (...) упакованы СС и отправлены в рейх. Речь идет при этом о миллионных ценностях, которых был лишен генеральный округ Белоруссии. Картины якобы направлены в Линц (в Австрии. — А.М.) и Кенигсберг в Восточной Пруссии. И прошу эти ценные коллекции, если таковы не нужны в рейхе, снова возвратить в распоряжение Генерального округа Белоруссии или же, на всякий случай, компенсировать министерству по занятым восточным областям материальную стоимость».


Здесь надо прервать цитату и пояснить, почему вдруг Кубе проявил такую заботу о минских сокровищах. Дело в том, что Кубе хотел доказать и Гитлеру, и Борману, и Лозе, и Розенбергу, что он очень успешный и эффективный колонизатор «восточных земель» для рейха. В том числе в сфере культуры. И тут доказательства его «социал-националистических забот» вдруг оказались увезенными, притом без его ведома. Конечно, Кубе нагло, хоть и учтиво, лгал, когда писал о возвращении ценностей или их компенсации — такое в рейхе не практиковалось. Но чего не сделаешь, чтобы понравиться Гитлеру.


Отсюда и возмущение Кубе по поводу откровенного грабежа. Он так не гармонировал с традиционно хваленым нацистским «новым порядком»: «По данным майора 707–й дивизии, который сегодня передал мне остатки ценностей, остальные картины и произведения искусства, в том числе ценнейшие картины и мебель 18 и 19 веков, вазы, предметы из мрамора, часы и т.д. оставлены на дальнейшее разграбление вермахту. Генерал Штубенраух ценную часть этих вещей из Минска увез с собой в оперативный тыл. Зондерфюреры, о которых мне пока еще не доложили, нагрузили (без квитанции) три грузовые автомашины мебелью, картинами и предметами искусства и увезли. Я прикажу установить номера этих частей, чтобы наказать виновных в совершении ими грабежей. Из оставшихся культурных сокровищ здешние учреждения вермахта и СС без моего согласия взяли еще ряд ценных предметов и картин, однако пока они еще находятся в Минске».


Многие музейные ценности оказались по–варварски поврежденными, изувеченными. «Я прошу направить сюда национал–социалиста, художника Вили Шпрингера, проживающего в Берлине СВ 29, Хазенхайле, 94 для реставрации отчасти бессмысленно проколотых и порезанных штыками картин, чтобы под его надзором было спасено еще то, что можно спасти. К сожалению, многие ценные вазы, фарфор, шкафы и стильная мебель 18 века сильно повреждены или поломаны. В целом речь идет о невосполнимых сокровищах в миллионы марок».


Следы варварства виднелись не только в Государственной картинной галерее. «Исторический музей в Минске в совершенно запущенном состоянии. Отдел геологии разграблен, похищены драгоценнейшие благородные камни, самоцветы. В университете безрассудно поломаны или похищены инструменты стоимостью в сотни тысяч немецких марок».


Прежде чем посылать письмо Розенбергу, осторожный Кубе решил опереться на мнения специалистов, их письменные заключения. В Белорусский государственный музей, который во время оккупации стал называться краеведческим, он направил с проверкой историка С.–Г.Куртца. Благодаря немецкому архивисту Бернхарду Хьяри (Франкфурт–на–Майне) комиссия «Вяртанне» получила в 1996 году копии ряда документов, найденных им в Минске. Среди них был и «Рапорт о проверке 26. 9. (1941) Белорусского краеведческого музея в Минске», подписанный тем же Куртцем. Итоги визита были неутешительны: везде виднелись следы грабежа, запустение. К примеру, была «утеряна» сабля французского генерала Ноя, уничтожены стенды третьего отдела «Советское восстановление». Но отдельные экспонаты, в частности «пушка немецкого литейщика Мерля», свидетельствовали, что музей можно восстановить «под наблюдением и защитой самого генерального комиссара». Проверяющий был готов взять коллекции в свое «подчинение». Но позже власти решили назначить директором краеведческого музея белорусского историка Антона Шукелайця, изучившего немецкий язык в Виленском университете.


(Окончание в следующем номере.)

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter