Некриминальный авторитет

Собкор «СБ» испытала себя в роли общественного воспитателя трудных подростков
Собкор «СБ» испытала себя в роли общественного воспитателя трудных подростков

Когда в Гомеле решили возродить институт общественных воспитателей для трудных подростков, мне ничего не оставалось, как затаиться на полгода и терпеливо ждать появления окрепших героев народной педагогики. А едва их число перевалило за 50, двинула на поиски этих отважных бессребреников. Но знала ли я, что окажусь первым добровольцем, самостоятельно пожелавшим стать общественным воспитателем?! Если бы знала...

Какой проступок — такой и воспитатель

В советское время этих странных людей, бесплатно пекущихся о чужих недорослях, было не меньше, чем славных дружинников. О них даже снимали кино приблизительно такого содержания: юного оболтуса берет на поруки молодой заводчанин и делает из него настоящего человека. Но со временем эти уникумы исчезли, а институт народной педагогики развалился. В Гомеле его рискнули реанимировать по одной простой причине: подростки–то никуда не делись. Даже наоборот — стали еще труднее, чем раньше.

— Увы, трудных становится все больше, — рассказывает заместитель председателя городской комиссии по делам несовершеннолетних Виктория Лапшина. — Поэтому продумываем разные схемы. Вспомнили общественных воспитателей. И хотя в наше время на энтузиазм сложно рассчитывать — волонтерам же не платят, есть надежда, что сработает. В идеале хочется, чтобы у подростка появился авторитетный старший товарищ, к которому он прислушивается и может доверить то, что никогда не расскажет участковому инспектору или родителям. А главное — отвлечет от уличного криминала.

В Гомеле решили отойти от трафарета советских времен и сформулировали собственное понимание педагога–общественника. Для начала ему определили «стартовый» возраст — от 21 года. «Это чтобы подросток не сбил с пути воспитателя», — уточняет Виктория Лапшина. А раньше возрастного порога не было. Четко обозначили круг тинейджеров, которые должны попасть под опеку: судимые, начинающие наркоманы и алкоголики, а также те, кто нигде не учится и не работает. Таких по Гомелю набирается 250. На полсотни воспитателей. Кстати сказать, половина общественников — обычные педагоги, которые днем наставляют проблемных подростков в классах, а после работы навещают их дома. Около 30 процентов — члены БРСМ. Остальные — представители разных профессий. Больше всего милиционеров. Например, если недоросль спивается — его поручают сотруднику медвытрезвителя. Если подросток осужден, его закрепляют за работником изолятора временного содержания. Считается, так им легче понять друг друга.

Прошу записать меня добровольцем

Мне хотелось посмотреть на человека, который будет жертвовать своей основной работой и семьей, наставляя на путь истинный заблудшего подростка. Но мне явно не везло. Совершенно искренне старались помочь в комиссии по делам несовершеннолетних администрации Центрального района Гомеля, которая дальше всех продвинулась в этом начинании. Только одни общественники были на сессии, другие — в отпуске. Наблюдать за общественной работой учителей самой не хотелось. Педагогам и без того многое приходится делать на энтузиазме — какая уж тут новизна?

— Мы только взялись за новое дело, — извинилась заместитель председателя районной комиссии Наталья Сверж. — Еще рано говорить о результатах. Разве что об эпизодических плюсах. Как–то несовершеннолетнему назначили наставника–милиционера. А когда на комиссии ему об этом сообщили, он чуть ли не в слезы: исправлюсь, только не надо воспитателя. С одной стороны, им неловко перед друзьями. А с другой — появляется человек, который и с родителями поговорит, и в школу наведается. Порой для подростка важен сам факт, что им интересуются. Может, вам с кем–нибудь из членов БРСМ пообщаться? Вот у нас первый секретарь районного комитета Татьяна Шураева отвечает за парня, который прошел через суд.

Татьяна о своем подопечном говорила с грустью: Андрею — 17, за плечами — разбой. Полгода работы, а контакт почти нулевой. Приходит, когда вызывает участковый инспектор. Хотя ребята, которые вместе с ним попали в переплет, очень даже прижились в БРСМ. Когда Татьяна назначила день нашего похода к Андрею, случилось «непоправимое»: накануне ее подопечному исполнилось 18 лет, а после совершеннолетия, как известно, подросток лишается опеки общественного воспитателя. От визита пришлось отказаться.

После такого поворота мне ничего другого не оставалось, как... самой написать заявление на имя председателя районной комиссии по делам несовершеннолетних с просьбой зачислить в ряды «некриминальных авторитетов». Хотя собственная авторитетность в глазах подростка, конечно, вызывала сомнения. Работаю, не пью, не курю — это вроде и неплохо, но так ли весомо, чтобы что–то сместить в юной голове, грезящей о лаврах героев сериала «Бригада»? Не скажу, что Наталья Сверж пришла в замешательство, но откровенно призналась: «Вы — первый доброволец. Обычно мы просим стать воспитателем, ведь это нагрузка, а тут вроде как наоборот». И спрятала в папочку листочек, отрезав пути к отступлению. Однако прошла неделя, а вызова «на ковер» не было. Мне ведь казалось, что при таком дефиците воспитателей свежую кандидатуру тут же вовлекут в работу. Но Наталья Сверж на мое нетерпение ответила сурово: «У нас не конвейер».

Незлостный Пашка

Только я не потеряла надежду. Даже наоборот — укрепилась, решив, что пора вооружаться знаниями. Инструктаж у сотрудника городского медвытрезвителя Максима Валюженича, имеющего полугодовой стаж общественного воспитателя, мне показался жизненно необходимым. Правда, сам воспитатель очень удивился, что придется делиться опытом:

— Почему я? — даже растерялся милиционер. — Я не лучший воспитатель. Работа, учеба в университете и еще две маленькие дочки. На подопечного парня времени почти нет. Стараюсь, конечно, с ним встречаться. Но пока на его поведении это никак не отражается.

Как я поняла, Валюженичу достался крепкий орешек. Не судим, однако в 17 уже алкоголик. В медвытрезвитель привозили неоднократно, собственно, там воспитатель и подросток познакомились. Валюженич водил его к докторам — наркологу и психиатру, делал экскурсию по вытрезвителю («хотя он и так тут все знает»), о жизни говорил, с родителями созванивался — «нормальные вроде люди, да он их не слушает». В общем, из этих терний Максим Иванович пока извлек пять твердых истин, которые и передал мне: не давать слабину, не одалживать денег, одной домой к подростку не ходить — родители в это время могут что–нибудь шумно отмечать, не унижать и не напоминать о проступках.

Оставалось надеяться, что мне подберут не самого злостного нарушителя, к тому же близкого к моей профессии. Скажем, компьютерного хакера или граффитчика — марателя стен. В одном совпало — мой воспитанник оказался не злостным, а вполне нормальным парнем (немножко хулиганом) с детским румянцем в обе щеки, учащимся 11–го класса политехнической школы. На комиссии, куда нас вызвали знакомиться, я и 17–летний Паша стояли по струнке — от волнения.

— Ну вот, Паша, теперь у тебя будет общественный воспитатель. Ты хоть и амнистирован, но находишься на контроле. Должен оправдать и не подвести, — строго наставляла Наталья Сверж перед лицом авторитетной комиссии.

— А вы, — взгляды сосредоточились на мне, — должны поддерживать с Пашей контакт, познакомиться с семьей, следить за его досугом, приложить все усилия для искоренения вредных привычек. Все это изложено в памятке. Но ваша главная задача, чтобы он больше не оступился, — тут уж меня прошибло румянцем в обе щеки и тихое понимание — «круто ты попал».

— Журналиста нужно использовать, — раздался голос из «президиума», — чтобы и нашу работу освещала. Но комиссия зашумела: пусть пока парнем занимается, мол, в добрый путь.

Первый вопрос, который поставил передо мной беспокойно куривший Паша, — работа, желательно с зарплатой 300 тысяч: «Я грузчиком получал больше, когда ставил прилавки с мороженым и баллоны с квасом. Но повредил позвоночник. Тяжести поднимать нельзя. Однако не хочу сидеть без дела». Чем сразу внушил уважение — не бездельник. За месяц взаимно воспитательного знакомства серьезных потрясений, конечно, не приключилось. Я побывала у Павла в гостях, встретилась с основательно замотанной мамой, которая воспитывает двоих и работает на рынке до позднего вечера, познакомилась с его девушкой. Мы наведались в Гомельский региональный центр занятости, где нам вызвался помочь директор Александр Ключинский, и в областной комитет БРСМ — с прицелом на стройотряд. Обещали...

Осенью Паше — 18. Нам нужно продержаться до ноября. И дальше тоже нужно.

Фото автора.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter