Неглазированный артист

Геннадий Овсянников способен выкроить роль из телефонного справочника

Его герои никогда не были замешаны в дворцовых интригах, не носили расшитых камзолов, не демонстрировали королевское происхождение. В гламуре не замечен. Шоколадом не покрыт. Гардероб артиста Овсянникова Геннадия Степановича (на снимке) – ватные штаны и ватник, солдатская гимнастерка, домотканая свитка, шапка-облаушка, кирзовые сапоги и лапти. Сам шутит: «Я королей не играл, ну разве что сказочных, а это не считается». Усов не сбривал и бороду мог бы отрастить, потому что, сколько себя помнит и мы его видим, Степаныч — то дед, то старик, то шут гороховый, а чаще солдат или крестьянин.

Могилевский парень поучился в машиностроительном техникуме, побывал в мореходке, нигде долго не задержался по причине недисциплинированности, а такому легкому, веселому, бесшабашному, компанейскому, естественно, судьба идти в артисты. В наш театрально-художественный приняли сразу. Учился у хорошего мастера – Константина Санникова. Он и сосватал его в театр имени Янки Купалы, где сегодня он первый артист. Лет пятнадцать играл буквально в каждом спектакле, но крохотные комедийные роли. Овсянникову было всего сорок лет, а роли сельских дедов сыпались на него как из рога изобилия. Появилась опасность заштамповаться и повторять то, что умеет. Помогло радио – второй его после театра дом. Там, кроме серьезных чтецких текстов, он «звучал». Играл пьяных сантехников, гороховый суп играл, каменный уголь, даже шаги Владимира Ильича Ленина.

Как удачно заметил один кинорежиссер, Овсянников «способен выкроить роль из телефонного справочника или поваренной книги». Но где была въедливая кинокамера всемогущего кинематографа, зачем эти кинорежиссеры рыскали по необъятному СССР в поисках исполнителей в белорусских фильмах? В это время у них под боком пятидесятилетний Овсянников блистательно играл Пустаревича в «Павлинке», Кроплю в «Константине Заслонове», Кичкайло в «Амнистии», Казулина в «Характерах», Язепа Корыту в «Ажанiцца – не журыцца». В эту пору Геннадию Степановичу, зрелому и опытному мастеру, были по силе любые задачи. Он успел изучить и понять характер человека своего времени, особенно того, кого называли белорусским мужиком.

Его замечательное простое лицо с хитрым прищуром глаз мало изменилось за прошедшие годы. Правда, голову посыпало пеплом. Душа комика притаилась, стала чаще менять маски. Блистательная техника позволила примерять характеры драматические и даже трагические. Кому-то, может быть, и казалось, что он всегда одинаковый, однако он оказался непредсказуемым и сам стал сворачивать с протоптанной артистической дорожки. К счастью, его звездное время пришло вместе с пьесами Андрея Макаенка. Их творческая дружба и взаимное обогащение, пожалуй, яркая и никем пока не написанная глава истории национального театра.

Все началось с Терешки Колобка в «Трибунале», этакого родного брата знаменитого Василия Теркина. Кстати, и Теркина Овсянников сыграет по собственной инициативе для студентов пединститута. Особенностью таланта Макаенка и Овсянникова является умение вспоминать о трагическом не только с печалью, но и с юмором, сочным, здоровым, народным. Овсянников озвучил, очеловечил, оживил лучшие литературные образы, написанные Андреем Макаенком. Он сделал Колобка национальным героем. Потом играл мудрого деда Цыбульку в «Таблетке под язык». Самую свою сложную философскую пьесу «Святая простота» Макаенок писал в расчете на артиста Овсянникова, которому предназначалась роль богобоязненного библейского старца, что возомнил себя президентом. С чистотой и простодушием, своими любимыми красками, все названные герои размышляют о деньгах и власти.

Может быть, самое время рассказать, как это у него получается. Его герой всегда человек скромный и даже боязливый, хотя более точное для него определение — деликатный. Если покричит и поскандалит, то не грубо и, в принципе, не страшно. Но если решит что-то и упрется — бульдозером не сдвинешь. Типичный характер белоруса. Любит чарку принять, за нею побалагурить. Не прочь за женщинами приударить. Собственную жену слегка побаивается. В детях души не чает. Работать умеет от зари до зари. Когда его обижают, спорить и бороться не умеет. Тогда замолчит надолго.

Такой у него герой. Но и в жизни артист очень на него похож. Природа юмора ему известна в совершенстве. Трудно представить Геннадия Степановича на сцене и вне сцены без хитроватого прищура глаз, без обязательной шутки. У него на все случаи жизни припасены забавные истории. Однако Овсянников никогда не эксплуатировал эту свою особенность, не выходил на эстраду, не рассказывал анекдотов по телевизору, не был придворным шутом сильных мира сего. По-своему он человек настроения, но преданность искусству исключает дешевую популярность. Ему претят модные шоу. К экспериментам относится настороженно. Не стесняется заявлять: «Я адепт русского психологического реалистического театра. Очень совестливый артист и совестливый человек.

Высокими званиями, почестями и наградами не обделен. Однако никогда не было желания и умения делать карьеру. Никуда не вступал, ни в чем не участвовал. В интригах не замешан, к группировкам не примыкал, просить не умеет. При случае отшутится и отойдет в сторонку. Жаль, что у него нет учеников. Никогда не пробовал преподавать или делиться тайнами профессии. Возможно, потому, что живет, как природа, не планируя, когда быть дождю или ветру. Никакого чувства собственной исключительности и собственной значимости. При публичной профессии непубличный человек. Не занимает место в президиуме и вообще в первых рядах. Все как-то сбоку и с загадочным прищуром глаз. Оценивает, конечно, но помалкивает. Словно живет по принципу: неведение — это счастье, а знание умножает скорбь. Считает, что советчиков и без него много. Он же предпочитает заниматься своим делом.

С юбилеем Вас, Геннадий Степанович!

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter