Небо. Самолет. Я.

Колонка Татьяны Сулимовой

Летать самолетами — это просто ужас! Я изо всех сил стараюсь не паниковать, присматриваюсь, как кто из пассажиров себя ведет и как у них получается не волноваться. Если есть бизнес–класс, поучиться безмятежности можно у психически уравновешенных парней с англоязычной прессой из стоечки. Парни разворачивают газетку про очередной «today», потом съедают свой бизнес–ланч и начинают дремать. А я думаю о том, что вода и камень точит. Их сегодняшний полет от вчерашнего отличается только новым выпуском газетки. Я доверяю их знанию жизни и на время расслабляюсь. В чартерном самолете таких людей по определению нет, и я ищу поддержки у стюардесс: улыбаюсь, они — мне, высматриваю летчиков. Особенно я хочу видеть командира экипажа, хоть на минуточку взглянуть ему в глаза и понять: а он–то сам верит в счастливое будущее? Командир экипажа обычно бывает хороший. Или это во мне говорит советская социалистическая генная память. Ах, летчик, — вся изнемогает моя советская женщина. И в этом же ряду появляется мужчина–капитан и «очень влиятельный мужчина», чье имя не произносится. В общем, после этого самогипноза я обычно тоже успокаиваюсь и где–то внутри себя даже и рада, что можно на некоторое время безропотно доверить свою жизнь красивому немолодому мужчине. Пусть он позаботится обо мне, пусть смотрит на свои приборы внимательно, раз уж так вышло, что надо лететь, — полетели!

Интересно, у летчиков романы со стюардессами только в кино бывают? Или как? Ну не представляю, как могло быть иначе, когда несколько лет назад наш чартер две недели стоял в Таиланде и весь экипаж отдыхал в Патайе в четырехзвездочном отеле. Ни за что не поверю, что этот усатый стюард осмелился переступить порог массажного салона и сделать своему бледному телу массаж «body to body». Скорее всего, они гуляли по барам, может, сходили на шоу, и стюардессы с беззаботным видом ялтинских отпускниц, таких разбитных разведенок, дарили свою любовь командиру экипажа, летчикам и даже усатому стюарду. Но это же мои фантазии... Не обижайтесь, летчики и мужья стюардесс!

Когда мы летели назад, я болтала у туалета с одной из них, немолодой, но очень сексуальной и длинноволосой. Я пила вино и настойчиво хотела знать, боялась ли она когда–нибудь в этом своем самолете? «15 лет летаю и никогда не падала!» — сказала мне она. Слава Богу! И еще спасибо за то, что больше я так далеко чартером не летаю.

Особенный ужас вселяет в меня взлет. Я отчего–то чувствую себя виноватой за то, что сижу в этом нелепом кресле, пристегнутая ремнем, вся сплошь состоящая из нервов, и вопреки своей карме пытаюсь обхитрить законы тяготения и своей судьбы. Я знаю, что большинство авиакатастроф случается при взлете и посадке. Говорят, при посадке даже чаще, но обычно к этому времени какие–то спиртные напитки уже делают свое дело и напряжение ситуации спадает. В такие моменты я мыслю более емко и по–философски полагаю, что Земля встречает идущие на посадку самолеты, как блудных сыновей. Мы сели и, может быть, есть шанс одуматься. Браво красивому командиру корабля и всем–всем летчикам, стюардессам и стюардам тоже браво!!! И, несмотря на то, что в моменты сильной турбулентности я клялась всем святым больше не летать никаким на свете самолетом, я опускаю глаза и беру свои слова обратно. Я опять полечу очень скоро. Но не буду читать «today» в бизнес–классе, не буду везти клетчатую сумку из Стамбула. Не полечу на международную конференцию антиглобалистов и врачей–анестезиологов. Я не окажусь в самолете по причине проходящего в Каннах кинофестиваля. У меня есть одна–единственная причина, чтобы, каменея от ужаса, отрываться от земли. Я всего лишь хочу занять свое место под солнцем. Хоть на время.

Т.С.