В его жизни было столько секретных миссий, что их хватило бы не на одну героическую биографиюЕще ребенком по просьбе партизан он проникал туда, куда не мог пройти взрослый. После войны стал невидимым солдатом испытательного фронта. Именно благодаря таким, как он, их покалеченным жизням и здоровью, внедрялись новые самолеты, усиливалась мощь Советской Армии. Он давал подписку о неразглашении тайн корейской войны, входил в секретную спецгруппу во времена «холодной». И больше 20 лет своей жизни занимался испытаниями атомных подводных лодок. Тоже секретно. До сих пор с него полностью не снят обет молчания. Многое из того, что все–таки рассказал подполковник в отставке Петр Тихоненко о нелегких буднях покорителей тревожного неба, предается огласке впервые.
Красный галстук и дамский велосипед
— 22 апреля 1941 года меня приняли в пионеры. Счастью не было предела! Галстук носил до самого прихода немцев в нашу деревню Николаево под Витебском. Когда пришли немцы, снял свою реликвию, аккуратно сложил в коробочку и закопал в огороде. Николаево каратели сожгли.
Еще до прихода немцев, в самом начале войны в деревню зашел красноармеец. На плече у него висели две винтовки. Одну он протянул мальчику с красным галстуком: «Вижу, ты пионер! Спрячь ее до лучших времен». Петя спрятал винтовку под стреху хлева. А потом вместе с отцом, партизаном из бригады Михаила Бирюлина, отнес ее командиру.
— У партизан с оружием тогда было очень плохо. В благодарность со словами: «От имени Советской власти» Михаил Федорович вручил мне дамский велосипед. Конечно, он был не новый, но разве это могло уменьшить мою радость! А когда меня попросили сходить в Витебск, я ведь не знал, что иду связным к подпольщикам. В 11 лет это представлялось игрой... Надел самую рваную одежду, чтобы стать похожим на попрошайку, добрался в город, нашел нужный адрес.
Первый раз мальчику в школьном ранце удалось принести из города две сотни патронов. Во второй раз ему нужно было на станции Витебск–Товарный подсчитать сформированные эшелоны. Однако когда он лазил под вагонами, попался на глаза немцу. Тот ударил подростка прикладом и бросил на рельсах. Петя очнулся от грохота отправляющегося состава и едва успел скатиться с путей.
Недоросль
Из эвакуации семья Тихоненко вернулась к родственникам под Витебск, куда Петр и отправился заканчивать школу. В апреле 1947 года к старшеклассникам зашел летчик, весь в военных наградах, рассказывал о самолетах и авиации, а потом пригласил ребят в открывающийся аэроклуб. Конечно, все мальчишки побежали на медкомиссию, но прошли ее немногие. Петр, утаив историю своего ранения, оказался в числе счастливчиков. Однако при приеме выяснилось, что ему еще нет 17 лет, необходимых для зачисления на летное отделение. Парнишку отправили назад в школу.
— Такой обиды я перенести не смог. Разыскал своего партизанского командира и со слезами рассказал ему. Бирюлин позвонил начальнику аэроклуба: «Тут мой партизан–связной жалуется...» В общем, взяли меня, как говорят сегодня, по протекции сверху. Выпускной экзамен в аэроклубе принимал летчик из Москвы. Как и все, я выполнил пилотажный комплекс. Он кричит: «Повтори!» Думаю, наверное, сделал ошибку. Приземляюсь, а он: «Ну, молодец!» Оказалось, я единственный выполнял петли и виражи, а потом попадал в струю от винта своей машины.
Выпускника аэроклуба Петра Тихоненко в числе пяти отличников пригласили продолжить учебу в Борисоглебское истребительное летное училище Московского военного округа. Но при зачислении выяснилось, что на этот раз ему не исполнилось 18...
— Как раз в это время знакомиться с училищем приехал новый командующий авиацией ПВО страны, дважды Герой Советского Союза, тогда еще генерал–лейтенант (а впоследствии маршал авиации) Евгений Яковлевич Савицкий. По мальчишеской наивности я решил обратиться со своей бедой прямо к нему. Объяснил все адъютанту у кабинета начальника училища. Неожиданно меня пригласили войти. За столом с большим самоваром сидели два генерала. «Кто принимал выпускной экзамен в аэроклубе?» — поинтересовался старший из них. Называю, а он: «Ты что ли и есть тот, кто удивил нашего майора? — и, повернувшись ко второму: — Представляете, Василий Иосифович, этот недоросль — неплохой пилотажник!» Тот внимательно посмотрел на меня и что–то тихо сказал. После этой аудиенции я оказался в списках зачисленных.
Позднее курсант узнал, что вместе с Савицким его судьбу решал командующий ВВС Московского военного округа Василий Сталин.
Гонки по вертикали
В начале 1950–х годов Военно–Воздушные Силы СССР стали переходить на реактивную технику, во время испытания которой разбивалось много летчиков. Поэтому специализированное училище решили открыть подальше от Москвы, в Армавире. Первых испытателей набирал сам Савицкий.
— МиГ–9 мы начали изучать, когда он был еще очень «сырой», «захлебывался» из–за неотработанной системы управления топливом. За первый месяц погибли 6 летчиков! Министр обороны приказал снять эти самолеты с испытаний на доработку. Вторая машина Як–17Б, напротив, оказалась удачной. Выпускной экзамен принимал дважды Герой Советского Союза Сергей Данилович Луганский. Мы сошлись с ним в учебной схватке. К тому времени у него было 38 сбитых во время войны немецких самолетов! Но мне повезло с инструктором, который научил драться на вертикали, то есть уходить не в стороны, а вверх и вниз. Преимущество заключалось в том, что на большей высоте машина уменьшает скорость и радиус разворота. 5 минут мы сражались. Конечно, я не смог зайти в хвост своему сопернику, но ведь и он тоже!
На земле Сергей Данилович похлопал отважного выпускника по плечу: «Ты, видно, летчик от Бога!» «Честно говоря, тогда я не понял, что он меня похвалил, в Бога не верил и даже оскорбился», — вспоминает сегодня авиатор.
В живых остались только двое
После окончания с отличием летного училища Петру Тихоненко предложили выбрать место дальнейшей службы: в Троицке на Южном Урале, в Венгрии или в группе специального назначения для испытания новой авиационной техники. Он выбрал последнее. Маршал Савицкий лично набрал в эту группу 10 человек.
— Чтобы проверить на дальность по высотам новые ультракороткие радиостанции, мы с еще одним пилотом получили задание перелететь через Каспийское море. Руководил вылетом сам Савицкий. На середине моря связь прекратилась, а на том берегу из–за пыльных бурь в посадке нам отказали. Горючее — на «красной лампочке», но мы все–таки решили лететь назад сколько сможем. Видно, судьба у меня такая: двигатель заглох, едва самолет коснулся земли. Мой напарник, к счастью, тоже успел. После такого удачного приземления маршал подошел к нам и крепко обнял каждого.
— У тебя хрящи молодые, гибкие, попробуешь новое кресло катапультирования для сверхзвуковых самолетов. Дело опасное, — дружески похлопывая по спине, предупредил маршал Тихоненко, отправляя его на очередное задание. До этого кресло опробовали с чучелом, а первый летчик–испытатель погиб. Риск действительно был большой: перелетая через хвостовой киль сверхзвукового самолета из–за колоссальной перегрузки можно сломать позвоночник.
— Начались испытания. Я прыгнул более–менее удачно. Подошел Савицкий: «Больно?» Я промолчал, но плечи и поясница после этого болели месяц. Потом прыгал Женя Антонов, его не перенесло через киль, отбило ноги, приземлился он... уже мертвым. Коля Камышанский вывихнул позвонок и стал инвалидом. Испытания продолжались. Прошли 12 человек. Последние прыгали удачно. Друг маршала, который приехал вместе с ним, уговорил Савицкого разрешить и ему катапультироваться. Многие возражали, мол, 13 — несчастливое число, лучше завтра начать снова с первого. Но тот уперся — и полетел. Ему оторвало голову прямо у всех на глазах! Савицкий аж почернел. Нас тут же отправили домой. Опытные катапультирования в воздухе запретили. Для тренировок построили наземные тренажеры, но даже на них погиб один парень. Размышляя над тем, как же все–таки летчику обезопасить себя при катапультировании, в конце концов решили вернуться к опыту военных конструкторов, которые делали самолеты с двумя килями. Созданные впоследствии Су–27, МиГ–29 и МиГ–31 вместо одного пятиметрового киля в центре имели два трехметровых, разведенных в стороны. Необходимость при катапультировании перелетать через огромное препятствие отпала.
В октябре 1970 года два литовца угнали из Туапсе Ан–24, убили бортпроводницу Надежду Курченко и улетели в Турцию. Им, конечно, бросились вдогонку, но поразить на реактивных самолетах столь «несерьезную» цель никто не смог. Летчик–испытатель Тихоненко получил задание ракетоносным истребителем уничтожить маловысотную цель.
— Пустили этот самолетик на высоте 100 м со скоростью 150 км в час. А я на истребителе, как сумасшедший, ношусь вокруг со скоростью 700 — 900 км/ч. Из 10 атак едва задел один раз. Пока летал, возникла идея. Подхожу к Савицкому, излагаю: «Почему бы на мой Су–15ТМ не поставить вдобавок к ракетам пушку, как в МиГ–17. Я из Новосибирска гоняю эти самолеты по всему Союзу. Каждый раз нам для увеличения дальности полетов дают по два подвесных 600–литровых бака с топливом, которые сбрасываются после выработки. Пушки можно установить на их место, а систему сбрасывания использовать для стрельбы».
Внимательно выслушав рацпредложение испытателя, маршал задумался, а потом очень трогательно произнес: «Если б мой сын был таким, как ты»... Идею Тихоненко передали конструкторам. Ее внедрили, и сам автор опробовал первый Су–15ТМ, на этот раз моментально поразив цель.
За 15 лет испытаний из 10 летчиков спецгруппы в живых остались только Евгений Соловьев и Петр Тихоненко.
Две войны — один противник
— За службу в Корее мне досрочно присвоили звание капитана, но рассказывать о заданиях, которые я там выполнял, не имею права, давал подписку.
Коричневая кожаная куртка и высокие хромовые сапоги красного цвета. Именно они были «паспортом» советских солдат в Корее, потому что у американцев сапоги были черными. Не перелетать 38–ю параллель, не летать над Японским и Желтым морями и не говорить в воздухе на родном языке — таковы были правила той до сих пор непонятной войны, число жертв которой все еще засекречено. На кладбище в Порт–Артуре на похоронах старшего лейтенанта Геннадия Петрова Тихоненко тогда насчитал 105 надгробий советских летчиков.
Полуторагодовой командировкой закончилась чужая война в его жизни. В начале 1950–х эскадры американских стратегических бомбардировщиков с ядерными бомбами на борту появились у северной границы Советского Союза.
— В Заполярье стянули мощные военные силы, только истребителей — 400. Настроены мы были весьма серьезно. Когда у противника взлетал один самолет, ему тут же преграждали путь два наших. Но американцы вели себя настолько нагло и уверенно, что мы даже не сомневались: вот–вот начнется настоящая война.
В 1956 году мне исполнилось 25 лет, и я попросил отпустить меня в военную академию. Очень хотелось учиться дальше. Но как раз в это время начались испытания МиГ–17ПФГ с бортовыми радиолокаторами и ракетами «воздух — воздух», которыми мы пытались испугать американских бомбардировщиков. Позже над Баренцевым морем стали взрывать ракеты с ядерными зарядами...
1 апреля 1960 года полк, в котором служил Петр Тихоненко, внезапно расформировали. Накануне были проведены испытания ядерной бомбы. Через несколько минут после взрыва двум пилотам приказали пролететь сквозь ядерный «гриб». Один из этих летчиков умер спустя неделю, другой — через месяц.
— В 1975 году я принимал участие в испытаниях Су–15ТМ. Этот самолет был оснащен новыми ракетами и замечательным прицелом «Смерч». По приказу Савицкого мне предстояло ночью на дважды сверхзвуковой скорости сбить цель, летящую навстречу. Дело в том, что, стреляя спереди, самому от осколков взрыва увернуться сложнее, так как выпущенную ракету нужно «провожать», подсвечивая до самой цели. Риск оправдывала возможность сбивать американские разведывательные U–2 и Б–47 и бомбардировщики Б–52, которые мы никак не могли догнать. Именно этими самолетами свозили к нашим границам ядерные бомбы.
За сбитую встречную цель на высоте 16.500 метров майору Тихоненко досрочно присвоено звание подполковника. В том же 1975 году на экраны вышел художественный фильм «Одержимость», в котором демонстрировались все возможности Су–15ТМ. Говорят, когда ленту увидели американцы, они стали с опаской относиться к этим самолетам. Пилотом, лихо управляющим истребителем на кинопленке, был Петр Тихоненко.
Благодарность командующего
Оказалось, что при повреждении взлетно–посадочной полосы летчики новых истребителей опасались сажать свои машины на землю. Командующий 8–й армией ПВО трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин попросил выделить ему испытателей для того, чтобы все–таки осуществить взлет и посадку с грунтовой поверхности. Испытания проводились на разрушенном аэродроме в Евпатории.
— Мы приземлились — у двух самолетов из пяти покрышки тормозных колес порвались полностью. Пошли по полосе и наткнулись на пористый камень–ракушечник, о который и порезались покрышки. Доложили командующему. Он вызвал стройбат, и солдаты вырыли все каменные полоски. Еще три недели мы взлетали и садились на грунт и доказали, что это возможно.
Потом Покрышкин перевел нас на северо–восток Крыма, на чернозем. Там была другая проблема — пыль, из–за которой ничего не было видно. Выработали временной промежуток посадки. Наша методика используется до сих пор. В общем, мы доказали, если обстоятельства заставят, сядешь на любую землю, лишь бы была ровная. Это означало главное: на истребителях можно воевать.
По окончании испытаний вызывает меня Покрышкин и спрашивает, чем наградить за удачное исполнение полетов. Я, конечно, скромно промолчал. А вскоре, увидев меня на мотоцикле, Александр Иванович «подколол»: «Стыдно летчику–испытателю на мотоцикле, простудишься, летать не сможешь». Проходит пару дней, и командир севастопольской дивизии генерал Титов сообщает: «Тебе командующий «Волгу» прислал!» Машину нужно было выкупить, но у меня не было таких денег — это 5.500 рублей в 1956 году. Одалживать я не хотел и отказался, улетел на испытания в Болгарию. Возвращаюсь, а в Симферополе меня уже ждет красавец «Москвич». Его я, конечно, с радостью забрал, заплатив 4.500 рублей. В нашем полку у меня первого появился такой роскошный по тем временам автомобиль. Все жутко завидовали! На этой машине я отъездил 40 лет. Вот такая память осталась у меня о маршале авиации Покрышкине!
Сверхзвуковая мечта
— Во время испытания МиГ–19ПМ при возвращении на посадку на высоте 400 метров отказали два двигателя. Руководитель полета кричит: «Немедленно катапультируйся!», а я вижу впереди домик, в котором находились 8 радистов и прямо в который направляется мой самолет.
После отключения двигателей турбины работают еще 40 секунд. И он рискнул: накренил самолет, отлетел чуть вправо и... сел!
— Правда, тормозной путь вместо положенных 2.500 метров составил всего 100, — сегодня с улыбкой вспоминает летчик. — Ребята–радисты прибежали и давай меня качать на руках, а вот комиссия, которая разбирала этот случай, набросилась со всем пристрастием. Потом они разобрались: лопнул болт топливной системы по вине техников. Их наказали. С меня сняли обвинение и... представили к ордену боевого Красного Знамени. Кстати, самолет отремонтировали, и я же первый его опробовал после ремонта.
— Не страшно было снова сесть за штурвал этой машины?
— Я вообще в авиации страха не знал. Правда, однажды мне пришлось доказывать это полтора года. В Заполярье упал самолет, летчик катапультировался. Проверили: в машине поломок не оказалось. Самолет — слишком дорогая вещь, чтобы им бросаться, но летчик все–таки спрыгнул. Мне предстояло ответить на вопрос, почему он это сделал. Поднимаюсь в небо. В какой–то момент самолет начинает болтать так, что, если бы я вовремя не сориентировался и не изменил высоту, его бы просто разорвало. Я понял, летчик испугался турбулентности. Она возникает при столкновении антициклона и циклона, когда скорость ветра достигает 270 — 300 км в час! Полтора года, выбирая специальные погодные условия, очень аккуратно пробирался в небо. Выдерживал до тех пор, пока самолет не начинал скрипеть. За это время неплохо изучил метеорологию. Мои предложения о действиях при попадании в турбулентные слои атмосферы при струйных течениях внесли в инструкцию для летчиков.
За 30 лет Петр Григорьевич Тихоненко освоил 25 типов дозвуковых, сверхзвуковых и дважды звуковых самолетов и испытал 20 типов реактивных машин. 10 его предложений внедрены в развитие авиации.
— 12 сентября 1948 года я совершил свой первый полет. Последний раз встал из–за штурвала 4 октября 1978 года. Жалею, что не успел полетать на самолете четвертого поколения — МиГ–31. Очень хочу, чтобы у белорусской авиации была хотя бы сотня таких машин.
Последние 16 лет я служил в Севастополе. Потом больше 20 лет там же в Научно–исследовательском институте судостроения испытывал электронное оборудование атомных подводных лодок.
4 года назад он вернулся на родину. Туда, где сделал свои первые шаги в небо, где только почувствовал вкус летной романтики, еще не зная, сколько в ней будет горечи утрат.
